Ожерелье императрицы - Владимир Кузьмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слева стоял наш состав с одинаково, вне зависимости от класса, раскрашенными[35] в желто-коричневый цвет вагонами, но посадку еще не начали. Справа находился еще один поезд, который привлек нас тем, что у каждого из вагонов было собственное имя. И какие это были имена! «Виктория», «Беатрис», «Принцесса Уэльская», «Герцогиня Йоркская» и «Ее Величество».
– Вот и нас вся эта королевская рать заинтересовала, – сказал подошедший дедушка.
– Помпезности много, а комфорт, как говорится, оставляет желать лучшего! – поддержал разговор Александр Сергеевич.
– Ничего, переживем, – отмахнулся дедушка. – Ехать нам менее двух часов. Да и билеты мы взяли в вагон-салон. А то в этих клетушках раздельных чувствуешь себя не в своей тарелке.
Мне тоже очень не нравилась непонятная другим людям беззаветная любовь англичан к вагонам, в которых в каждое купе был отдельный вход и не было никакой возможности перейти в другое купе или другой вагон. А еще и на вокзалах – хотя это куда ни шло, потому что на любом вокзале всегда грязно, – и в поездах было на удивление грязно! Даже в первом классе.
– У нас не в пример лучше, – выразил общее мнение Александр Сергеевич. – Про Транссибирский экспресс разговор вообще особый.
– Вот! – подтвердил дедушка. – И нечего Россию хаять, как некоторые умники сегодня любят делать. Многое у нас не хуже, чем в Европах, а кое-что, несомненно, лучше. Впрочем, мы уже можем пройти на свои места и узнать, чего стоит этот новый вагон-салон с пышным именем «Принц-регент»!
– А я слышал, что здесь, в Великобритании, говорят, что первым классом ездят либо принцы, либо американцы, либо дураки, – сказал Петя.
– Ну а нас ты к какой категории относишь? – засмеявшись, спросил его отец.
– Э-э-э…
– Ты не смущайся, Даша у тебя точно в принцессах ходит.
– А Ирина Афанасьевна не так давно из Америки! – нашелся Петя.
– Ну вот все и разъяснилось, – очень серьезно сообщил всем дедушка. – У нас почти как в той сказке: есть принцесса, есть американка и мы трое!
– Дедушка, это какую же сказку ты имеешь в виду?
– Ту, в которой третьими оказываются дураки!
Чтобы просмеяться, нам пришлось остановиться, и это пришлось весьма кстати: на перрон скорым шагом прибыли мистер Джон Фрейзер, эсквайр Арчибальд Уиллис и Антон Петрович.
– Успели! – сказал журналист. – А то мы с Арчи попали в жуткий затор на дороге, и пришлось нам добираться пешком.
– А я опять попал в Скотленд-Ярд! – сказал Антон Петрович. – Этот…
Он удержал резкое словцо, готовое было сорваться с его языка, перевел дух, потому что, в отличие от двух англичан, был запыхавшимся, и закончил свою мысль.
– Этот неугомонный инспектор Мортон счел необходимым зазвать меня к себе именно тогда, когда я собирался вас провожать! И знаете ради чего?
– Нет, – ответила я за всех, – но жаждем узнать.
– Ради двух фраз! Он сказал, что просил у начальства еще месяц сроку для завершения своего… ээ-э-э… нашего дела, и ему это дозволили.
– А вторая фраза?
– Мне велено не покидать Лондон без особого разрешения. А это можно было и не говорить, потому что уже было сказано три раза! И вот вы уезжаете, я остаюсь! Чем себя занять, не представляю!
– Ну уж чем себя занять, вы, мистер Мордвинов, найдете! – засмеялся мистер Фрейзер. – Вот взгляните, леди и джентльмены!
Он всем нам показал экземпляр русского журнала «Вокруг света» и развернул его на определенной странице. Заголовок опубликованного там материала гласил: «Прогулки по Мадриду. Досужие наблюдения русского путешественника».
– А при чем здесь я? – спросил Антон Петрович так, что сразу стало ясно, что он здесь очень при чем, хоть и порывается сохранить свое инкогнито.
– Простите великодушно, значит, я ошибся. Просто вы единственный мой знакомый русский путешественник, который мог бы подписаться А.П. М-нов. Вы разве не Антон Петрович Мордвинов? Не тушуйтесь, коллега! Поверьте, в Лондоне вы сможете собрать материал не на одну, а на сто статей. Если у вас есть к тому желание, готов оказать вам содействие!
Мы стали просить журнал, но журналист взмолился:
– Мне для вас ничего не жалко! Но он мне нужен по делу. Вы же знаете, что я пишу книгу о России, а в этом номере есть две статьи на интересующие меня темы! Я ради них и выписал его из России.
А мистер Арчи все смотрел на маменьку и при всей своей бойкости не смел сказать каких-то слов, что он для нее, видимо, приготовил. Но тут появился посыльный с корзиной цветов, адвокат явно пришел в себя и, вручая цветы, наконец-то сказал:
– Мисс Ирэн, я прекрасно знаю теперь, кто вы такая на самом деле, но эти цветы предназначены именно для Ирэн де Монсоро! Но там есть еще и конфеты. Вот они предназначены для графини Бестужевой и для ее дочери, самой умной девушки на свете.
– Фи! – надула я губки и приняла вид глупой простушки. – И ни слова о моей красоте!
– О вашей красоте, леди, должны писать поэты, адвокатам же следует оставить более приземленные темы. – Тут мистер Уиллис тяжело вздохнул.
– Как нам не жаль, но вам пора пройти в вагон, – сказал мистер Фрейзер. – Второй звонок!
– Господа! – попросила я. – Кто из вас первым встретится со старшим инспектором Мортоном, передайте ему большое спасибо!
– Да за что? – возмутился Антон Петрович. – За то, что он собирается меня мурыжить здесь целый месяц?
– Я понял, мисс Дарья, и передам, – улыбнулся мне Арчи. – Тем более что скорее всех прочих со старшим инспектором встречусь я.
– Merci beaucoup[36], Арчи!
Мы прошли в вагон, и поезд почти сразу отправился.
– Всего-то на шестнадцать минут позже расписания, – саркастически прокомментировал дедушка. – Удивительная для английских железных дорог пунктуальность![37]
31
Если бы не дорогая отделка, то наш вагон вполне можно было бы сравнить с грузовым. Ну вы видели: просто пустое пространство, которое можно загрузить чем угодно. Этот загрузили полутора дюжинами двухместных диванов. В концах находились дамская и мужская комнаты и туалетные кабинки. Еще чуть-чуть места отводилось буфету, в котором единственным привлекательным предметом была его стойка из красного дерева, а уж никак не то, что в нем продавали. Ассортимент ничуть не отличался от тех корзинок со снедью, что предлагались на вокзале. Правда, можно было все те же корзинки да еще с горячими блюдами заказать на ближайшей станции, но мы предпочли сытно перекусить перед дорогой, а кофе и в этом буфете варили неплохой. Так что обедать нужды не было, хотя обе подаренные нам коробки конфет мы все-таки съели.
Диваны оказались вполне широкими, и мы уселись напротив друг друга все впятером: мужчины втроем – мы с маменькой напротив.
Разговор крутился вокруг железных дорог. Маменька расспрашивала про Транссибирский экспресс, мужчины интересовались у нее, каковы дороги по ту сторону Атлантики.
Петя достал один из своих блокнотов, их у него было всегда два: один небольшой и недорогой, из которого и листы вырывать было не жалко, второй – пухлый, в хорошем кожаном переплете. Так вот он достал второй и принялся делать в нем пометки.
– Петр Александрович, что это вы такое вычеркиваете и подчеркиваете, если не секрет? – спросила маменька.
– Не секрет. Я по дороге сюда наметил, что бы мне хотелось увидеть и сделать в Лондоне, а сейчас отмечаю: получилось у меня это или нет.
– А можно пример привести?
– Можно. Первыми строчками у меня были «Дом Шерлока Холмса» и «Лондонский смог». Ни того ни другого я не увидел, – вздохнул Петя.
– Не знаю, стоит ли первый пункт, чтобы расстраиваться, но второй уж точно не стоит, – прокомментировал дедушка. – Стояла прекрасная погода, и этому стоит только радоваться. А смог, он больше осенью и зимой случается. Это когда к дымам фабричных труб, поездов и пароходов добавляются дымы из миллионов каминных труб, а низкие облака не дают этим дымам подняться вверх, прижимают их к земле. Но надеюсь, у вас есть и такие пункты, которые удалось исполнить?
– Удалось, удалось. А еще удалось даже то, о чем и мечтать не мог. С самим сэром Артуром Конан Дойлем познакомился! Одно это чего стоит. Вот только дома мало кто поверит.
– Поверят. У вас же автограф есть.
– Эх, будто я не мог любого другого англичанина попросить надпись сделать.
Мы еще немного поговорили о Петиных планах и о том, что каждому из нас также не удалось всего, чего он намечал или просто желал. Потом Петин отец сказал:
– А знаете, чему я больше всего радуюсь, покидая эту страну, которая в целом произвела на меня весьма благоприятное впечатление? Тому, что можно будет расплачиваться, пусть и не рублями с копейками, а франками и сантимами, но не будет этой путаницы с шиллингами, пенсами, фунтами, гинеями…[38] И что тут еще в ходу?
– Флорины.
– Кроны.