Долгая ночь (СИ) - Юля Тихая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пекарь слышал, как они ругались на качелях. «Дело обычное, молодёжь,» — сказал он следователям. Но это не было обычное дело, потому что швея чуть позже видела, будто бы он ударил её, отшвырнул от себя. А лебединая пара встретила её на пути к мосту, и девушка была сама не своя: то рыдала, то смеялась. Они даже пытались поговорить с ней, но Ара убедила их, что идёт домой. Лебедь потом ужасно винил себя, что не вызвался проводить, а лебёдка всё время плакала.
Ара шла не домой.
Ночь была тихой, и снег сохранил её следы. Она стояла на середине моста, а потом перелезла через перила и ушла в воду.
Вердала же нигде не смогли найти.
Двоедушники по-разному переносят гибель пары. Это всегда — огромный удар, который не проходит бесследно. Устоявшиеся пары почти всегда вместе проходят свою дорогу до конца, и уходят тоже вместе, в один миг и глядя друг другу в глаза. С молодыми бывает, что вслед за парой умирает только зверь, а человек — остаётся; правда, в таких случаях нередки бывают скорые самоубийства. И иногда, очень редко, двоедушник живёт дальше.
Так вот, через пару дней после похорон лисы сказали, что след Вердала оборвался у той же реки, только много ниже по течению. А ещё раньше приехавшая из самой столицы сова заявила, что не видит больше его дороги. И все решили, что Вердал, как и многие двоедушники до него, не смог пережить свою пару.
А он, выходит, выжил.
«Есть много сомнений в выводах следствия,» — написал мастер Дюме.
Это не моё дело. Это всё прошлое, — прошлое! Оно давно меня не касается; оно давно сгинуло и потеряло значение; у меня теперь другая дорога, другая жизнь, и я уже ушла по ней так далеко…
«Вы — второй двоедушник в нашей практике, которому удалось скрыться от лис,» — написал колдун.
И чуть позже добавил:
«Первым был Вердал.»
Хотя это и так было ясно.
— Я хочу гарантий, — наконец, сказала я. — Что я смогу уехать, когда сочту это нужным, и Арден не станет меня искать.
Я была, конечно, не в том положении, чтобы чего-то требовать: взрослый колдун и опытный заклинатель, он мог зачаровать меня в неподвижную куколку и транспортировать так, куда ему заблагорассудится. А если он ещё и служит на Сыск, то даже если я всё-таки как-то сбегу и обращусь в полицию, мне там ничем не помогут.
Но мастер Дюме, кажется, хотел поиграть в доброго следователя, и написал:
«Это можно устроить.»
xviii
Моё желание остаться дома было категорически отвергнуто. Когда я говорю — «категорически», я имею в виду, что на зелёной обложке тетрадки мастер Дюме написал три буквы, «НЕТ», и показывал эту запись на каждый мой аргумент.
Пообщаться с хозяйкой мне тоже не дали. Второй чемодан — посчитали излишеством, «как я вижу, инструментарий Вы уже сложили». Так мы и вышли на внешнюю лестницу: улыбающийся мастер с посохом и я, недовольно волочащая чемодан, — он оказался неожиданно тяжёлым.
На улице мастер Дюме вытащил из ворота один из многочисленных артефактов и что-то нажал. Минут через пятнадцать приехало такси; всё это время мы стояли у ворот молча, а я пыталась отогревать замёрзшие руки дыханием.
Машина была дорогая, красивая: глянцево-чёрная Змеица с до блеска начищенным шильдиком завода на радиаторе. Внутри — кожаные белые сидения. Подтянутый водитель в клетчатой кепке открыл багажник, сам поднял туда мой чемодан и распахнул передо мной задние двери.
Мастер Дюме показал водителю написанный в тетради адрес.
Вокруг было уже совсем темно. Снег усилился; белая крупка летала вокруг, подгоняемая ветром. Вбок, вверх, прямо — бесконечный, ничем не управляемый хаос. Но в конце концов жёсткие снежинки всё-таки куда-нибудь падали: то под шуршащие колёса авто, то на лобовое, где их размазывали дворники.
Фонари здесь не горели. Судя по поворотам и отдельным смазанным кадрам, которые я вылавливала в свете фар, мы ехали куда-то к старой набережной. Этот район я толком не знала и быстро запуталась.
Ехали медленно. Мимо мелькала то кирпичная кладка, то ковка заборов, то барельефы на старых домах. Я узнала главный корпус медицинского центра, потом мы довольно долго ехали в ровном жёлтом свете липовой аллеи, а затем я снова потерялась в хитросплетениях переулков.
Как я во всё это влипла? Что я здесь делаю? Надо было всё-таки попробовать ткнуть его ножом, если бы я бросилась неожиданно, может быть…
Машина съехала на тряскую тёмную дорогу, утопленную в кое-как расчищенном снегу и высыпанную гравием и песком. Она серпантином забиралась на гору, и вокруг были одни только ёлки. Городские огни остались где-то слева внизу.
Мы остановились у высоких сплошных ворот, и мастер Дюме ткнул мне в руки тетрадь:
«Я вернусь через 15 минут. Пожалуйста, оставайтесь здесь и не делайте глупостей».
Я кивнула. Он вышел, — следы в нетронутом снегу, — и позвонил в ворота. Водитель потушил фары и включил для меня лампочку в салоне.
— Где это мы? — спросила я будто бы между прочим.
— Загородная резиденция, — чопорно сказал
