В когтях багряного зверя - Роман Глушков

Прежде Владычица Льдов никогда не пересекала Фолклендский разлом. Портретов Владычиц тоже сроду никто не рисовал, поэтому их внешность являлась загадкой даже для большинства южан, не говоря о жителях центральной и северной Атлантики. Вот Виллравен и решил, что разумнее выдать свою пленницу за обычную приблудную дурочку, к которой он проявил милосердие и приютил у себя на какое-то время, чем держать ее взаперти под усиленной охраной. Последнее вызвало бы у обитателей форта ненужные подозрения и кривотолки, чего Кирку явно не хотелось.

Заточив карандаш и вернув северянину нож, я еще раз сказал «спасибо» и пошел обратно к оставленной рейке. Владычица слышала наш разговор и смотрела на меня холодным немигающим взором, ожидая, что я подам ей знак. То же самое явно ждал и ее словоохотливый страж. Он продолжал таращиться мне в спину, и сделай я сейчас любой подозрительный жест, уверен, об этом было бы сразу доложено Виллравену. Поэтому я сделал то, что северянин не мог заметить: скосил глаза на пленницу, а затем перевел взгляд на торчащую неподалеку рейку. Потом вновь глянул искоса на пленницу и снова указал ей глазами на рейку. Не мешало бы проделать так еще раз, но я уже миновал Владычицу и не хотел вертеть головой. Напротив – старательно демонстрировал северянину, что чокнутые беременные шлюхи меня не интересуют.

Поняла ли она то, что я хотел ей сказать? Уверен, что да. Разумеется, я не предлагал ей отойти в сторонку и потолковать тет-а-тет – я ведь не сумасшедший. И Владычица знает, что я не псих, а значит, мою пантомиму нужно понимать иначе. И вариант тут всего один: «Гляди в сторону вон той палки!» Ничего сложного. Будь на месте королевы Юга настоящая безмозглая шлюха, даже она догадалась бы, что я имею в виду.

Де Бодье, который все это время был заслонен от нас углом дома, изнывал от любопытства, желая знать, куда я внезапно отлучился и что там делал. Гуго мог выяснить это и сам, но побоялся сорвать конспирацию и продолжал крутиться возле теодолита, показывая, что ничуть не взволнован. Вернувшись к рейке, я, как обычно, протянул от нее Сенатору рулетку, и когда мы опять притворились, что снимаем замеры, я рассказал ему о своем маленьком приключении.

– И что же вы намерены показать мадемуазель Владычице? – полушепотом спросил де Бодье.

– Покажу, что мы угодили сюда не случайно, а за тем, чтобы ее освободить, – также негромко ответил я. – Подарю ей веру в будущее. Вы ведь понимаете, что значит, находясь в отчаянии, вдруг обрести надежду на спасение? Пускай Владычица немного обрадуется и воспрянет духом, а то в ее положении каждодневная нервотрепка может и к выкидышу привести.

– Владычице придется уверовать в нас сильнее, чем во всех ангелов вместе взятых, – покачал головой Гуго. – Я вам уже говорил и еще раз повторю: чует мое сердце, что наша авантюра будет иметь для нас самые плачевные последствия.

– С каких пор вы стали таким пессимистом, mon ami? Что за привычка впадать в депрессию, когда вас никто еще не убивает и даже не пытает? – проворчал я, доставая из кармана еще один атрибут геодезиста – отвес: гайку и привязанную к ней длинную нитку. Отвес был единственным не бутафорским инструментом в нашей инсценировке. До этого я несколько раз проверял им вертикальность стоящей рейки, но сейчас он потребовался мне для иной цели.

Вернувшись к рейке, я покосился на крыльцо фельдшерского домика. Владычицы на скамейке уже не было. Или она удалилась обратно в хижину, или в уборную. Страж вернулся к работе, продолжив починять оплетку рукояти своего меча. Сейчас его больше интересовали не мы, а тонкие кожаные ремешки, возня с которыми требовала концентрации и усидчивости – то есть тех качеств, какими мог похвастаться далеко не каждый северянин.

Моя работа тоже требовала внимания, только направлено оно было не на рейку с отвесом, а на охранника. Оглядевшись украдкой, я вскоре обнаружил, куда подевалась Владычица. Она возвратилась в хижину и подошла к окну, но не близко, а так, чтобы оставаться в тени. Но я мог видеть пленницу, намекающую на то, что она расшифровала мои мимические сигналы и готова следить за моими дальнейшими действиями.

Действия мои были предельно просты и понятны. Не спуская глаз со стража, я подчеркнуто неспешно обмотал нитью отвеса сначала одно запястье, затем другое и связал самому себе руки. Потом подергал нить между ними, продемонстрировав зрительнице свои бутафорские путы. После чего, не опуская рук, разогнул указательный палец и нацелил его на Владычицу, уточнив, кого я имею в виду.

Но это было еще не все. Продолжая спектакль, я потянул руки в стороны, разорвал непрочную нить и вслед за этим указал пальцем на себя. Со стороны могло показаться, что я просто укорачиваю слишком длинный отвес. Но та, кому было адресовано мое послание, могла легко разгадать его смысл. Ей даже не нужно было подтверждать это. И все же королева Юга выступила из тени, склонила голову, как будто разглядывала на свету пятнышко на платье, потом подняла ее и пристально посмотрела мне в глаза. А спустя мгновение снова шагнула в тень и отошла от окна вглубь хижины.

Что ж, вот и ответ: завуалированный кивок – знак того, что между нами достигнуто взаимопонимание. И когда северянин снова отвлекся и оглянулся на меня, я уже уносил рейку дальше, а на моем месте Гуго возился с теодолитом…

День прошел в жарком, но не бесполезном труде, и пробный пуск первых линий водопровода состоялся на закате. Разумеется, результат был далек от идеала. На обеих магистралях сразу же обнаружилось множество мелких протечек, но мы были к этому готовы. Виллравен – тоже, поэтому он и не разгневался. Мы заранее предупредили его о том, что пока лишь проводим испытание, ища пропущенные неполадки, а торжественное открытие магистралей состоится завтра, когда все огрехи будут устранены.

Отметив каждую не выявленную днем трещину и плохо подогнанную заглушку, мы перекрыли воду и с чувством исполненного долга отправились ужинать. Доделать оставалось самую малость, и мы так или иначе укладывались в план. А значит, доверие Кирка к нам еще немного подросло и укрепилось. Теперь никто в Закатной Стреле не сомневался, что Шарль Лапорт и Пахомий Бражник – не самозванцы, а самые настоящие «укротители воды». Мастера, знающие свое дело и готовые представить Виллравена перед послами совета Кланов в самом выгодном свете…

Глава 8

Прежде чем послы добрались до Закатной Стрелы, мы успели пустить еще одну линию водопровода. Она вела в трактир – ныне столовую сквада, – что практически вернуло этому заведению былую цивилизованность. Отныне полы здесь мылись не раз в день, а после каждого приема пищи. А избавленные от обязанностей водоносов посудомойщики наконец-то разогнули свои натруженные спины. Что было весьма кстати, ведь со дня на день поваров ожидал адский труд: подготовка грандиозного пира, без которого переговоры северян просто не могли обойтись.

Когда к форту подъехал долгожданный посольский бронекат – это был бывший буксир без прицепа, превращенный в маленькую крепость на колесах, – я и Гуго как раз тянули трубопровод в бордель, где имелись ванные комнаты. Теперь спешить было некуда. Облагородить бордель до того, как гости пожелают развлечься, нам все равно не успеть, и мы со своими инструментами будем там лишь путаться под ногами. Чтобы удивить послов, нами и так уже сделано достаточно, а решать вопрос со скважиной Кирку пока недосуг. Сейчас мы просто работали на публику – демонстрировали приезжим, что домар не прекращает обустраивать форт, а значит, он – настоящий вождь, а не обычный главарь наемничьей шайки.

Кирк сокрушался лишь об одном: «Торментор» не прибыл в срок с Сенегальского перевала. Отправив двух способных ездить верхом работников выяснить, почему Слэгг его подвел, домар пока предполагал, что в пути с дальнобоем случилась поломка. О том, что перевозчики на перевале могли объединиться и разбить отряд Слэгга, в форте никто не подозревал – такое объяснение звучало слишком неправдоподобно.

Посольский буксир, чье название было начертано неведомыми мне рунами, остановился в полукилометре от Закатной Стрелы. Послы не стали требовать, чтобы их впустили внутрь на технике, поскольку это выглядело бы подозрительно. Сама делегация состояла из полутора десятков человек: четверых пожилых северян и одиннадцати более молодых помощников и телохранителей. Не отвлекаясь от работы, мы следили за тем, как Виллравен и его приближенные приветствуют их: темно-краснокожие хозяева рядом со светло-краснокожими гостями, что прежде не бывали под южным солнцем, да и сегодня не наблюдали его за завесой туч и пепла. Встреча была не слишком радостной – скорее, настороженно-сдержанной. Кирк избегал фамильярничать с суровыми поборниками традиций, а те относились прохладно к выскочке из своих, с которым им теперь приходилось считаться. Встреча этих головорезов проходила столь церемониально, что я даже не припоминал, когда вообще в последний раз видел на рожах северян подобную протокольную строгость.