По странам рассеяния - Виктория Янковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я же — пчела
Маме!
Солнце сегодня взглянуло в леток:Ветер, хребты целовавший, нашептывал в улей;Так захотелось увидеть цветок!Чувствую, знаю наверно — сегодня проснулись…
Я полетела, где серенький снегПашни долины в себя с упоеньем впивают.Снова журчанье порывистых рек —В них отражаюсь и вижу, что снова жива я!
Россыпь живых самородков весны —Дети приморских предгорий — Адонисы это!Лапками их задеваю — ониГлазки открыли в пушке золотистого цвета.
«Лапками сердца» я первый медокВ улей, зимой пустовавший, таскаю, воруя:Солнце скрутило весь мо рос в моток,Крылья свои я впрягаю в небесную сбрую.
Это мой первый адонисный вклад.Скоро — багульник, фиалки — зажгутся по склонам…Год обеспечен! Ликуя жужжатМысли, рожденные мартовским первым бутоном.
Я поняла только в улье зимой,По собиранью цветочного меда тоскуя,Что поклоняюсь я Флоре самой:Я же — Пчела! И не нужно мне пищу другую!
1930Багульник
Пора была вам распуститься лишь весною,Цветы багульника малиновых оттенков,Но, в вазочку поставленные мною,Вы распустились вдруг на тонких ветках…
На улице зима и снег еще белеет,А вы нежнейшими дрожите лепестками,И листики тихонько зеленеют,Глядя кругом весенними глазами.
Вам преждевременное пробужденье странно?Вам кажется — судьба цветочная ошиблась?Нет, — каждого не поздно и не рано —По предопределенью сердце билось.
1930Весною
Малинке
Над Кореей вечер моросистыйРаспустил печальное крыло,Нити тонких аметистовВ небе судорогой замело.
Кто глядит, зовет и манит в дали?Взор пустой и страшный — без лица…Горы эхом отвечали:«Кто ты? Кто ты?» — без конца.Не увидишь. Дух его поранен.Плоти нет — и в том его тоска.Мир его не твой — безгранен,За сегодняшним «пока».
Я иду, иду сквозь влажный морос…Близко… Где ты? — Вовсе никого…Но откуда этот голос?Зовы вечные тревог?
Аметист сменен агатом черным,А его прогонят янтари…Чьей-то воле ты покорныйПроскитался до зари…
Возвратишься. До заката смолклиЭти зовы: Гор ли? Сосен? Скал?На тебе одежды волглы,Чтоб ты помнил, что искал.
Новина, 1928Ландыши
Сирена надрывается в порту,Указывая путь плутающим в тумане.Кругом бело, но я тропу найдуТуда, где ландыши смеются на поляне.
Как жемчуга! Стоят, как бы в бреду…Таких — не видели, не знают горожане, —Такие ландыши в своем чадуХмельно звенят, танцуя в сказочном тумане…
Срывая, жизнь прекрасную краду…Прислушайся! — Услышишь тонкое стенанье…И в унисон с сиреною в портуОно поет о майском грустном расставанье.
Сейсин, 1939Веер
В мартовском покое на пригреве,На сухой траве, под шелест сосен,Мне послышались опять напевыОтлетевших прежних весен.
В небе плачут журавли и гуси,И опять летят они на север.И опять во мне так много грусти…Жизнь — полуоткрытый веер!
Потихоньку веер раскрываетТолько дольки — гибкие, как струнки.Но по ним никто не угадаетПродолжение рисунка…
Корея, 1937«Ночью я зачиталась нечаянно…»
М. С. Рокотову-Бибинову
Ночью я зачиталась нечаянно.Вышла в сад. Все уже голубое.И луна — точно роза чайнаяЗа рассветным туманным прибоем.
Сразу тополи стали глазастыми,Растопырив ресницы впервые;А движения ветра вихрастогоПровели по песку кривые.
Это май бросил ландыш с азалиейНа хребты исполинской горстью…Ты, весна моя радостно-шалая!Ты, душисто-крылатая гостья!
Сейсин, 1930Шанхайское
Б. Л. Суворину
На Французской Концессии есть пустыри,Где могилы китайцев буграми;Где трава, как в деревне, цветами пестрит;Где плакучие ивы ветвямиВ нежно-желтеньких почках качают весну…Где свистят настоящие птицы —Не из клеток… где я почему-то взгрустнуНа горячих кусках черепицы…
Наш асфальтовый серый унылый пассажС целым рядом домов трафаретных —Затенит на мгновенье далекий мираж,Проскользнувший в цветах незаметных:Золотой одуванчик увижу я вдруг…Вспомню пастбище в нашем именье!Молодых лошадей, коз и клеверный луг,Белый замок внизу в отдаленье…
Но… пронесся зачем-то крикливый мотор!Задрожал и поник одуванчикНа печальный китайский могильный бугор,Прошептав: «Извини, я — обманщик…»Я жалею цветы городских пустырейИ забытые всеми могилы…А посаженных в клетки пичуг и зверейЯ бы всех навсегда отпустила…
И корейским цветам расскажу я потомПро смешной одуванчик шанхайский,Что могилу считает высоким хребтом,А пустырь — обиталищем райским!И про то, как забывши свой грустный удел,И раскрыв золотистые очи,В этом городе плоском мгновенно успелОдуванчик меня заморочить…
Шанхай, 1929В наводнение
Юрию Р.
Опять разворочено русло разливом.Река — гоголь-моголь! Река — шоколад!В ней влажные скалы блестят черносливом,И в пене и в брызгах сырой аромат.
Опять та же серая цапля в бурунахЛетит, опьяненная гвалтом реки…Захлестнуты обе корейским тайфуном,Мы чертим по скалам косые штрихи.
И этого дикого бега и бредаНе сможет постигнуть какой-то другой,А скользкие скалы не выдадут следа,Смывая его под моей ногой.
Новина, 1930Осень
Только слышать шумы буйных сосен.Только видеть взвихренное море!Это ты — прекраснейшая осень,Ты летишь ко мне, ветра пришпорив.
Куришь смолы пряных ароматовИ бросаешь огненные блики.Но воинственно блистают латыСквозь просветы девичьей туники.
В солнце — обжигающая нега.В ветре — всепронзающая стужа.Горизонт сверкает в блеске снега,Волны мечутся в обрывках кружев.
А вокруг еще пылают клены,И синее неба генцианы,И томящие, как зов влюбленной,Звуки неба — птичьи караваны.
1938«Звенящие волны чумизы…»
Звенящие волны чумизыИ сжатый созревший ячмень.Под летним полуденным бризомИм шевелиться лень.
Иду по полям бороздою,Иду, улыбаюсь и жду:Какою наделишь мздою?Какую пошлешь звезду?
Вечность
Михаилу Щербакову
Луна, как нерпа золотая,Ныряет в облачных волнах,А моря гладь лежит, блистая,И плещется в дремотных снах.
Хребет богатырем уснувшимГлядит на небо сквозь века.Кто знает больше о минувшем,Чем волны, скалы, берега?
Песчинкой на песке у жизниПроходит бытие людей:Печали, радость, укоризны —Вот чем полны осколки дней…
А вечность проплывает мимо,А вечность окружает нас —Она одна, одна не мнима,Непостижимая для глаз…
Глядите в море, в звезды, в небо,Послушайте лучи луны:Там вечность совершает требу…Все остальное — только сны…
Все остальное — преходяще.Есть мы иль нет, а жизнь течет.Роса горит в сосновой чаще,Земля свершает оборот…
А Вечность — мудрая, простая,Лежит вокруг меня в песках.И, точно нерпа золотая,Луна ныряет в облаках.
Лукоморье, 1940Скала-Будда