По странам рассеяния - Виктория Янковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От одного костра
Кто мне раздвинул широкие скулы,Бросил зигзаги из черных бровей?В леность славянскую круто вогнулисьЗлобность и скрытность восточных кровей.Беженству рад, как дороге скитаний,Любящий новь непоседливый дух:Чувствую предка в себе, Чингисхана,И устремляю в минувшее слух…
С ухом прокушенным конь иноходныйМчится по Гоби душисто-сухой:Раньше не знала бы этой свободы,К возгласам крови была бы глухой!Плоское звездное небо над нами;Бледный костер поедает аргал;Пахнет уставшими за день конями;Воет в степи боязливый шакал.
Наш огонек замечают другие:Вот подскакал любопытный монгол —Черные космы и скулы тугие.Делим свой вкусно кипящий котел.Это — мой брат, разделенный веками,Лег на кошму и запел в темноту.Теплый аргал разгребаю руками —Миги из жизни тихонько краду.
Из двадцати — семь столетий откинув,Вижу идущей себя по степи:Неизгладимые в сердце картины —Годы не могут их тьмой окропить…Годы не могут отчерпать из кровиВлитую Азией в тело струю,И над глазами раскосыми — бровиЧасто чернеют в славянском краю.
1930Сибирь
Посвящаю сыну — Ору Чистякову
Была ты сказочной прекрасной быльюС немереной, неисчислимой шириной.В тебя, как в вечность, люди уходили —Все те, кто недоволен был своей страной.
И были недра гор богатой тайной.И ныне редкий зверь — тогда бродил везде.Руби! Корчуй тайгу! Она — бескрайна!Скачи по степи дни — и не узришь предел.
Броди! Охоться! Рыболовь! Бесчинствуй!Просторы — каждому. Ты — вольный сибиряк.Твой край: красив, богат, суров, таинствен.Там сотни верст — ничьи! Там золото — пустяк.……………………………………….Но… Провели Сибирскую ДорогуИ врезалась культура узкою строкой —И вольный сибиряк роптал на Бога,Убившего таежный вековой покой.
«Рассея прет! Настало утесненье!Ближайшее селенье — восемьдесят верст!»Мне так понятно это огорченье —Я за вторженье в глушь испытываю злость!
Пускай осталась бы Сибирь, как прежде —СВОЯ — от Океана до Уральских Гор,Пусть мы бы жили там, как дикари-невежды, —Но мы бы жили Там и до сих пор!
Харбин, Маньчжурия, 1932 г.У границы
В хижине у озера далёко,Где проходит русская граница,Я живу… и думаю жестокоО стране, которая мне снится…
Там, вдали, на плоском побережьеБродит пограничник цвета хаки.Между мной и тем река мережитСиней ниткой земляную скатерть.
Мне преградою не эта речка…Путеводные сгорели вехи.И не перекинуться словечкомСо страной, где слезы даже в смехе…………………………………..Больно стынут мысли… НедалёкоВ дымке горизонта, за границей —Белый дом… мой дом… Но жизнь жестока!Без конца и вечно только снится…
1935.На берегу реки Тюмень-УлаКорея
Стране утренней прохлады
Забыв о стройке энергичных пришлецов[1],Уйдя в твои хребтовые просторы,Встречаю прежнее суровое лицо —В тайге, в пурге — все тот же древний шорох.
Ты завернулась в снег, как старец твой в халат:В глубоком белом трауре Востока —Такая же, как двести-триста лет назадВ глуши своей неведомо-далекой.
Вершины головокружительнее Альп;Тайга богаче Беловежской Пущи;Медведь, кабан и барс, и тигр, дерущий скальп,Олень, горал, изюбрь, трубой ревущий.
Границу стережет Великий Пяктусан[2],Разверзши недра бирюзовой пастью.С зарею радугой горя, кричит фазанО гордом нерушимом диком счастье.
Теперь на шаре нашем мало уголков,Где б девственность и древность сочетали,И Утренним Спокойствием назвалиТебя — за редкое слияние этих слов.
1938«Весенними влажными днями…»
Папе-Тигру
Весенними влажными днямиОдна я блуждаю с винтовкой.Пересекаю часамиОвраги, долины, сопки.
По-разному смотрят на счастье.По-разному ищут дороги.А мне — побродить по чаще,В росе промочить ноги.
И сердцем дрожать, как собака,На выводок глядя фазаний,А ночью следить из мрака,Как угли пылают в кане.
Такие простые явленья,А жизни без них мне не нужно.И здесь, в горах, в отдаленье,Мне кажется мир — дружным.
1934Коромысло
Мир — за какою-то стеной.Живу одна в фанзушке,Но с общим солнцем и луной.Я — горная пастушка.
Я так люблю свое шале,Своих мечтаний стадо,Я всех счастливей на земле —Мне ничего не надо.
Учитесь не уметь «хотеть»,И каждый дар приятен!Умейте только звонко петь,В рогоже — видеть платье.
И сторонясь людей — (от нихВсегда раздоры мыслей),Соорудить в хребтах средь пихтНемое коромысло.
На нем в противовес всему —Без всякий колебаний —Повесить только — тишину —И — самообладанье.
1931Я — коза
Папе — Тигру
У меня среди скал, как у горной козы,На листах своя мягкая «лежка»,А над нею шатёр из корейской лозыИ склоняет цветы таволожка.
Сквозь ажур этих розовокрылых цветовМир еще восхитительней станет!Я — коза подпирающих небо хребтов —Только солнце копьем меня ранит.
Только солнце, и ночь, и туман, и лунаВидят смелую резкость движений —Со скалы на скалу переносит меняЖажда риска, красот, утомленья!
Никому не узнать мои козьи посты,За собой не оставлю тропинки,Не задену цветка, не сломаю кусты,Обойду муравья и былинку.
И за это меня сберегает обвал,И горячие скалы ласкают,Не боится змея, бурундук и горал, —Как сестру на вершинах встречают.
Мне сегодня козел в переносье хребтаПодарил прошлогодние рожки…Я — коза! У меня два копыта — «гета»[3]И душистая мягкая «лежка».
21 мая 1931 г., Корея, «Новина»Я жду…
Кузине-Фиалке!
В старой заброшенной хижинеЯ развела огонек.Стелется пламя униженноВозле смуглеющих ног.
Ты же тропою окольноюНа огонек мой придешь.Сумерки дрожко-стекольныеЛезут в отверстья рогож.
Синее, звездное, вечное —Сдвинулось складками штор…Счастье осеннего вечераСсыпалось в этот костер.
1928«В чаще, где пахнет грибами…»
В чаще, где пахнет грибами,Хвойными талыми смолами,Я пробираюсь за псами —Дикая и полуголая.
Как раскричались цикады!Путь мой запутан лианками…Вновь ничего мне не надо!Снова я стала Тарзанкою!
1936Я же — пчела
Маме!
Солнце сегодня взглянуло в леток:Ветер, хребты целовавший, нашептывал в улей;Так захотелось увидеть цветок!Чувствую, знаю наверно — сегодня проснулись…
Я полетела, где серенький снегПашни долины в себя с упоеньем впивают.Снова журчанье порывистых рек —В них отражаюсь и вижу, что снова жива я!
Россыпь живых самородков весны —Дети приморских предгорий — Адонисы это!Лапками их задеваю — ониГлазки открыли в пушке золотистого цвета.
«Лапками сердца» я первый медокВ улей, зимой пустовавший, таскаю, воруя:Солнце скрутило весь мо рос в моток,Крылья свои я впрягаю в небесную сбрую.
Это мой первый адонисный вклад.Скоро — багульник, фиалки — зажгутся по склонам…Год обеспечен! Ликуя жужжатМысли, рожденные мартовским первым бутоном.
Я поняла только в улье зимой,По собиранью цветочного меда тоскуя,Что поклоняюсь я Флоре самой:Я же — Пчела! И не нужно мне пищу другую!
1930Багульник
