Светлана - Нина Артюхова

Кругом на много километров были болота. Погода бы­ла отчаянная — ветер, дождь и прочее. Немец бросает ракеты и наугад строчит из пулемета.

Идем. Компаса нет. Вода по колено, в некоторых ме­стах по горло проваливаемся. Шинели стали по пуду, идти невыносимо тяжело. Бросили их, пошли в гимнастер­ках. Холодно. Побросали всё, кроме автоматов и дисков. Идем долго, устали, как собаки. Потеряли направление и попали почти к немцам. Вдруг совсем рядом раздалась длинная пулеметная очередь, трассирующие разрывные пули зашлепали по воде, с треском разрываясь. Я нырнул в трясину с головой, захлебнулся, кое-как выбрался на кочку. Гляжу — тихо. Свистнул — нет ответа. Осмотрел­ся — оба мои товарища убиты. Ну, думаю, конец. А ведь если мне конец — не передам приказа, вся рота может погибнуть.

Опять стали стрелять, и кажется, что в какую сторону ни пойду — всюду немцы. И вода все глубже и глубже. Положение липовое, но я не падал духом, и это меня спасло. Сам не помню как, руками нащупал тропин­ку, нашел роту и до рассвета вывел ее из болот. Вообще с тех пор, как я попал на фронт, у меня вошло в при­вычку никогда не терять бодрость духа. Советую и прошу об этом и тебя...»

Светлана бережно сложила письмо опять треугольни­ком. Так ясно видела все. Болото. Ночь. Темнота, проши­тая трассирующими пулями. И Костя — один — ползет, руками нащупывая тропинку...

 — Если он когда-нибудь начнет унывать, вы ему на­помните про это письмо.

В передней послышались голоса. Пришли ребята и по­звали Светлану гулять.

На обратном пути Светлана задумалась, не замечала, по какой дороге они идут. И вдруг — знакомый забор, по­ворот... Они должны будут пройти как раз мимо Надиного дома.

Нади не было ни на террасе, ни в саду. Александра Павловна стояла на крыльце, увидела Светлану издалека и очутилась около калитки как раз в тот момент, когда с ней поравнялись ребята. Ничего не оставалось, как подой­ти и поздороваться. Александра Павловна приглашала заходить, жалела, что в прошлый свой приезд Светлана пробыла у них так мало. «Немножко только разошлась с Алешей, на какие-нибудь полчаса. Могли бы все вместе в Москву тогда поехать, веселее было бы, ведь правда?»

Светлана, опасаясь расспросов, хотела сказать, что ее ждут ребята. Оглянулась и увидела, что никто не ждет, ребята уже разошлись по домам.

 — Что же мы так стоим? — сказала Александра Пав­ловна. — Зайди в сад, посидим в беседке. Это Надин лю­бимый уголок.

На клумбах пышно доцветали яркие осенние астры. Светлана прошла мимо них и села на скамью перед круг­лым столом. Здесь, должно быть, особенно уютно летом, когда листья еще не начали облетать и беседка похожа на пушистый зеленый домик без окон. Оттуда ничего не видно — и тебя никто не увидит.

А сейчас домик стал наполовину золотой, наполовину прозрачный — в нем много-много окошечек самой причуд­ливой формы.

Как хороша рябина осенью! Протянула над столом ветку, тяжелую от красных ягод. На самом кончике ветки колышется легкий, похожий на желтое перышко лист...

 — Вы как сейчас, оврагом шли? Не встретили ее?

 — Надю?

 — Да. Она получила письмо от Кости.

 — От какого числа? — с живостью спросила Свет­лана.

Александра Павловна поджала тонкие губы:

 — Как я могу знать, от какого числа? Разве Надя по­казывает мне свои письма!

Светлана положила ногу на ногу, обхватила руками колени и вооружилась терпением.

 — Его посылают учиться, — продолжала Александра Павловна, — в Военную академию или в институт какой-то военный, не то в Ленинград, не то еще куда-то. Он пишет: «Жаль, что не в Москве». Странно, что принимают в высшее учебное заведение без аттестата — ведь он не кончил десятого класса. Может быть, потому, что фрон­товик?

 — А где он сейчас?

 — Не помню точно... Надя говорила — не то в Кировской, не то в Свердловской области. Они сейчас в ла­герях, на отдыхе, его часть... как это?.. Расформировы­вается.

Светлана встала:

 — Я, пожалуй, пойду Зинаиде Львовне расскажу.

 — Она уже знает. Он ей тоже написал. И Надя, как получила письмо, сейчас же к ней побежала.

Эти слова были произнесены с обидой.

 — Он откуда же приехал?

 — Из Японии, то есть не из Японии, но все равно, он был на японском фронте... Светлана, ведь ты видела Алешу Бочкарева и Надю в тот день, когда Костя приез­жал в Москву?

 — Конечно, я видела Надю, — удивленно сказала Светлана. — Ведь я же к вам тогда заходила.

 — Да, да, помню... Ты и на станцию поехала прово­жать?

— Да.

Ты не знаешь, что у них там произошло? Может быть, Костя что-нибудь сказал... Алеше или Наде? Он иногда такой несдержанный. Ведь Алеша совсем пере­стал к нам заходить — прямо как отрезало, — и с того самого дня.

На это ответить было легко — ничего неприятного Костя, конечно, не мог сказать ни Алеше, ни Наде. «А что Алеша перестал заходить — так правильно сделал!» — безжалостно подумала Светлана.

Впрочем, думать было почти некогда. Теперь вопросы следовали один за другим.

 — Светлана, ведь ты тогда по просьбе Зинаиды Львовны к нам пошла? Почему Надя не поехала с тобой?

Светлана ответила с полной искренностью:

 — Я не знаю, Александра Павловна, почему она не поехала!

 — Откуда тогда Алеша взялся, понять не могу, — рас­строенным голосом продолжала Александра Павловна. — Мы только что сели обедать, Надя сказала, что не будет есть пельмени, что они невкусные, а они, наоборот, очень удачные были и она всегда так любит... И вдруг Алеша входит, вид у него... — Александра Павловна запнулась, подыскивая нужное слово, — повелительный! Надя его сейчас же в свою комнату увела. Минуты не прошло, она уже с сумочкой в руках: «Мама, я в Москву уезжаю!» Алеша-то здесь при чем? Светлана, почему Надя поехала с ним провожать Костю?

 — А Надя вам не говорила, почему они вместе по­ехали?

Опять обиженно подобрались тонкие губы:

 — Да разве она расскажет? Всё тайны, тайны!

Светлана хотела ответить резко: «Почему же вы ду­маете, что я расскажу вам про Надю то, что она сама не хочет рассказать?»

И вдруг ей стало жалко Надину маму с поджатыми губами — пускай несимпатичная она, но что же делать? Беспокоится о дочке все-таки.

Надю тоже стало жалко за то, что у нее с мамой та­кие непростые отношения.

Вот Костю теперь нечего жалеть и не нужно за него беспокоиться. Он написал Наде, Надя напишет ему, Надя с его письмом побежала к Зинаиде Львовне, Алеша пере­стал заходить... В Костиных делах теперь была полная ясность. Зато в туманное одиночество ушел добрый де­душка Мороз в круглых очках... Как он хлопотал, чтобы всем было хорошо, чтобы все жили дружно и не ссори­лись! И вот теперь из-за него ссориться с Надиной ма­мой...

Ладно, дедушка Мороз! Никаких обидных слов не скажу Надиной маме!

И вместо заготовленной резкой фразы Светлана крот­ко пожала плечами. В сущности, этим жестом она выра­жала ту же самую мысль: не требуйте от меня, чтобы я выдавала чужие секреты! Но выражено это было в мяг­кой, деликатной форме.

 — Светлана, ты немецкий уже приготовила?

 — Нет.

 — Ведь у тебя уже была двойка третьего дня?

— Да.

 — Может быть, помочь тебе? Что-нибудь непонятно? Давай вместе поучим слова.

Светлана перелистала несколько раз арифметический задачник. Задачи она уже решила.

 — Тамара Владимировна, я вообще хотела просить... Пускай меня переведут в другую школу: я немецкий язык не буду учить.

Сказала негромко, но все ребята, готовившие уроки, подняли головы от учебников и стали прислушиваться. Даже те, которые не расслышали, о чем говорят, насто­рожились с тревожным любопытством.

Тамара Владимировна приложила палец к губам:

 — Хорошо, мы подумаем об этом. А сейчас — что у тебя осталось? География? Учи географию. Не будем ме­шать ребятам заниматься.

Светлана поняла: Тамара Владимировна не хочет при ребятах... Все равно, как ни думать, когда ни говорить — ничего не изменится. Немецкий не буду учить, не могу, не хочу!

Еще летом, даже весной, появлялись уже беспокойные мысли. Как же это будет в пятом классе?.. Но всегда что-нибудь отвлекало, да и не хотелось расстраиваться зара­нее и расстраивать других.

Совсем незаметно подошла осень. И вот первые уроки немецкого языка. На первом же уроке самый звук этой речи так остро напомнил...

Бесцельно учить географию сейчас — слова не запо­минаются, только глазами на них смотришь.

Тихим голоском сказала Аня:

 — Тамара Владимировна, и меня тоже, пожалуйста, в другую школу переведите, потому что я тоже...

 — И меня, — как эхо прибавила Валя.

В классной комнате уже никто не мог заниматься. Ре­бята ждали напряженно...

Неизвестно, что бы ответила Тамара Владимиров­на, — дверь растворилась. В комнату заглянула Оля Рогачева: