Светлана - Нина Артюхова

Неизвестно, что бы ответила Тамара Владимиров­на, — дверь растворилась. В комнату заглянула Оля Рогачева:

 — Тамара Владимировна, вас к телефону!

Тамара Владимировна вышла, что-то шепнув по до­роге Юре Самсонову.

Олечка постояла, раскачивая дверь:

— Что-то вы какие серьезные все?

Никто ей ничего не ответил. Ей скучно стало молчать, она убежала.

Витя спросил:

 — Светлана, в какую же школу хочешь ты перехо­дить?

 — В такую, где французский или английский.

 — Ты думаешь, что все французы, все англичане и американцы — наши друзья?

 — Мой папа... — начал Юра.

И все посмотрели на него: ребята очень редко гово­рили о своих погибших родных.

 — Мой папа воевал с англичанами и американцами в Архангельске в девятнадцатом году. Он говорил по-ан­глийски, это ему очень пригодилось... А помнишь, что рассказывал Костя Лебедев? Про капитана у них в полку, который в разведку ходил, и если нужно было «языка»... Помнишь, он очень хорошо говорил по-немецки...

Витя прибавил:

 — А помнишь, как Долохов... В «Войне и мире», к французам?

Светлана выговорила хрипло:

 — Я не капитан... и не солдат, и войны сейчас нет — мне не нужно!

Она сложила учебники и хотела выйти в сад. В перед­ней около вешалки стоял маленький грустный мальчуган. Новенький. Его перевели осенью из дошкольного дет­ского дома. Все никак не может привыкнуть и часто пла­чет по углам.

Вот и сейчас: Светлана вгляделась — глаза мокрые и красные...

 — Саша, ты о чем?

Мальчик не ответил.

 — Ты что, без ребят, без товарищей своих ску­чаешь?

 — Нет. Ребята и здесь есть.

 — Так о чем же ты?

Саша печально сказал.

 — У меня там ежик был!..

 — Не расстраивайся, не плачь! Достанем тебе ежика, будешь с ним играть!

Саша безутешно покачал головой:

 — У вас будет из леса, а у меня ручной был.

Что сказать?

Как утешить?

Саше семь лет. Того, что было перед войной, он, ко­нечно, уже не помнит... Его самое большое горе — это разлука с ежом.

Ну что же, и к ежику можно привязаться. Серди­тые в лесу, если их приручить, они бывают милые и за­бавные.

Светлана отошла, не найдя слов для утешения, сама готовая заплакать. В саду к ней сейчас же подбежали Славик, Ирочка и вся остальная компания.

Потом няня увела малышей в дом.

Светлана присела на скамью. Смеркалось. Белые табаки на клумбе начинали нежно светиться в темноте.

 — Светлана, ты здесь?

Подошла Алла и села рядом.

 — Ты почему без пальто? Смотри, какие руки холод­ные. — Алла была в пальто, накинутом на плечи. Его хватило на двоих. — Я бы из-за этого никогда не ушла из нашей школы!

Там, в классной комнате, Алла не сказала ни слова. Вообще она молчаливая и очень сдержанная. Но молча­ливая не от застенчивости — просто не умеет болтать. Когда выступает на сборах, говорит коротко и всегда как-то очень принципиально. Даже самые яростные спор­щики всегда с ней соглашаются. Редко приходится с ней говорить — Светлана в пятом классе, Алла в седьмом, — но, когда что-нибудь делаешь, хочется, чтобы это понра­вилось Алле.

 — Я думала, ты с девочками подружилась.

 — Я... подружилась!..

 — Я бы от своих подруг... и от учителей тоже... ни за что не ушла бы! У вас в шестом по математике будет Иван Иванович. И другие учителя тоже очень хорошие! По русскому, по географии...

 — Алла, ты думаешь, мне хочется уходить?

 — И потом... тебе уже четырнадцать лет, тебе в комсомол вступать в этом году. В нашей школе тебя знают...

 — Знают, что у меня три тройки... годовых! Алла, как же меня в комсомол?

 — Тройки разные бывают. Я видела, как ты занима­лась зимой.

Видела? Странно... В прошлом году они даже в разных сменах были.

С крыльца позвала Наталья Николаевна:

 — Светлана!

Девочки подошли к ней.

 — Светлана, зайди ко мне.

Светлана стала подниматься по ступенькам.

 — Не в кабинет, пойдем ко мне в комнату.

Алла шепнула:

 — Светлана, я тебя здесь подожду.

Большая, тихая комната. Очень много книг. Рояль?.. Разве Наталья Николаевна играет?

Над роялем несколько портретов в одинаковых рам­ках... Лица знакомые, а кто — Светлана не могла вспо­мнить: музыканты, должно быть.

На стене, над письменным столом, — фотография: мужчина и два мальчика. Светлана знала, что муж Натальи Николаевны умер еще перед войной, а оба сына...

Наталья Николаевна сказала:

 — Сядь, девочка. Светлана, перевести тебя в другую школу очень просто.

Светлана прошептала, вцепившись в ручки кресла:

 — Вы не думайте, что мне это так просто!

 — Голубчик, я не говорю — просто для тебя. Я го­ворю, что это очень просто устроить. Но мне хочется убе­дить тебя, что ты неправа. Светлана, помнишь, в прошлое воскресенье Елена Михайловна играла и тебе очень по­нравилось... Помнишь, ты сказала: «По клавишам вода бежит». Помнишь, как называлась эта вещь?

Светлана неуверенно и удивленно спросила:

 — «Прекрасная мельничиха»?

 — Да. А ты знаешь, кто ее написал?

 — Нет, я не помню.

 — Ее написал Шуберт, немецкий композитор. Вот его портрет висит, рядом с Чайковским.

Светлана положила руку на черную зеркальную по­верхность рояля:

 — Я не знала, что вы играете...

 — Мальчики учились... Мой старший сын хорошо играл.

Наталья Николаевна неожиданно встала и подошла к книжному шкафу:

 — Хочешь, почитаем стихи?

Светлана так удивилась, что не сразу могла начать слушать.

...Не пылит дорога,Не дрожат листы...Подожди немного,Отдохнешь и ты.

Маленькое стихотворение, всего восемь строчек, а как много в нем сказано и как все-все видишь!..

Светлана прошептала:

 — Я помню, это у Лермонтова, в собрании сочи­нений.

 — А видишь, что тут сверху написано? «Из Гёте». Ты еще что-нибудь Гёте читала?

 — Ведь это он «Фауста» написал? — спросила Свет­лана. — Только я не читала.

 — А «Лесной царь» в переводе Жуковского знаешь?

 — «Лесной царь» знаю.

 — А вот еще другого немецкого поэта Лермонтов переводил. Видишь: «Из Гейне».

На Севере диком стоит одинокоНа голой вершине сосна...

Хорошие стихи, правда?

 — Правда.

 — А ты знаешь, что, когда Гитлер пришел к власти, книги Гейне сжигали на кострах?

Светлана спросила:

 — Почему?

 — Ты еще очень мало знаешь, девочка! Бывают кни­ги-враги и бывают книги-друзья. У нас много книг-дру­зей, написанных на немецком языке. Не все немцы такие, каких довелось тебе увидеть! На немецком языке писали Маркс и Энгельс... Не только книги давно умерших пи­сателей были врагами Гитлера. В Германии было очень много антифашистов и до войны и во время войны... Ты о Тельмане что-нибудь слышала?

Светлана сказала:

 — Ведь это же в Испании был отряд имени Тель­мана?

 — Да, и в нем сражались немецкие антифашисты. А Тельман тогда сидел в тюрьме. Одиннадцать лет он пробыл в одиночной камере. Это был очень смелый и очень мужественный человек...

Светлана слушала, не поднимая глаз.

Как странно: немец — верил в победу Красной Армии! В самый тяжелый год отступления, когда немцы стояли под Москвой... Как жалко, что он не дожил до конца войны! Они его убили...

 — Светлана, а ты знаешь, что сказал о немцах Ста­лин? «...Гитлеры приходят и уходят, а народ герман­ский, а государство германское — остается».

 — Когда он это говорил? — глухо спросила Светлана.

 — Двадцать третьего февраля 1942 года. Перед этим немецкие войска доходили почти до самой Москвы и были разбиты. После этого был Сталинград. Это приказ народ­ного комиссара обороны в день двадцать четвертой го­довщины Красной Армии. Светлана, твой отец и мои сы­новья были офицерами Красной Армии. Они сражались с захватчиками, которые хотели поработить нашу Роди­ну... Но наши солдаты не уничтожали немецких солдат именно как немцев, из-за ненависти ко всему немецкому. Девочка, я знаю, что это нелегко... Но и мы с тобой не должны ненавидеть народ, язык народа...

У нее были слезы на глазах.

Светлана сказала прерывающимся голосом:

 — Это вы из-за меня! Это я вас...

И уткнулась лицом в колени Натальи Николаевны... Провожая девочку, Наталья Николаевна дала ей свой пуховый платок:

 — Вечер свежий, а ты без пальто.

Светлана хотела сказать, что добежит и так, но вспо­мнила, что Алла, может быть, еще ждет в саду, и послуш­но закуталась. Платок был большой и очень теплый. Светлана еще немножко задержалась в дверях:

 — Наталья Николаевна, а можно сделать так, чтобы меня по немецкому не спрашивали завтра... и еще не­сколько дней? Я хочу ответить хорошо. Ведь я... ведь я совсем немецкий не учила! Ни разу!..

 — Я позвоню завтра в школу, — сказала Наталья Ни­колаевна. — Я сама об этом попрошу.