Светлана - Нина Артюхова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На мглистом небе вспыхивают лучи прожекторов. Они мечутся по небу, переплетаясь, догоняя друг друга, они ищут, ловят, встречаются и расстаются. Вот протянулись откуда-то издалека и соединились в высоте, образуя гигантский купол из светящейся лиловой паутины... И опять разлетелись в разные стороны, как будто и не встречались никогда. Погасли.
И вдруг вспыхнули снова, устремляясь все вместе, параллельными путями — вперед и кверху.
Как часто Костя мечтал об этой минуте: стоять вместе с Надей в Москве во время салюта.
Почему, если что-нибудь сбывается — кроме радости, иногда в то же время и грустно? Может быть, подсознательные мысли о тех, кто шел вместе с тобой, чтобы вернуть свет и радость в наши дома... и никогда домой не вернется?
Или каждое сбывшееся желание рождает новое — и начинаешь чувствовать ответственность за будущее? Да, ты, не жалея себя, воевал вчера, ты сегодня празднуешь Победу, но что ты будешь делать завтра?..
К тому же не совсем точно сбылось желание. Правда, он стоит с Надей в Москве, во время салюта, но тут же рядом с ними (кроме незнакомой толпы, которая не помешала бы!), тут же рядом все эти Вовочки, Манечки и Алеши (кстати, Очкарика Надя зовет просто Алешей, не уменьшая дальше!). Хорошие, славные ребята, но что за нелепая привычка ходить обязательно «всей группой» и гулять и в кино... и смотреть салют. Только и поговорили с глазу на глаз тогда, в читальне детского дома, при открытых дверях.
Почему-то и в общий разговор не удается войти. Всегда легко себя чувствовал в любой компании.
Девушки требовали рассказов, «боевых эпизодов». То, что легко вспоминалось и хотелось рассказать дома, здесь не получается. Ну их совсем! Еще подумают, что он хвастается!
В прошлом году Надя писала: «Помни, Костя: каким бы ты ни вернулся — возвращайся ко мне».
И вот — вернулся... Правда, не совсем еще, потому что через два дня опять ехать в часть, но вернулся в том смысле, что живой и здоровый.
А с завтрашнего дня Надя начнет вплотную готовиться к последнему экзамену, тогда и заходить к ним будет невозможно. Особенно обидно было Косте, что он-то в этот приезд был почти свободен. Когда он являлся к своему командиру и спрашивал, какие будут сегодня распоряжения, полковник отвечал добродушно: «Иди гулять, Костя, празднуй молодость!» У полковника в Москве была семья, которую он не видел четыре года. В Москву он приехал не по делам, а на праздник и в услугах адъютанта почти не нуждался.
— Ты что такой грустный, Костя?
Наде кажется, что он стал таким после одной ее неосторожной фразы. Ей досадно на себя. Неужели она унаследовала мамину способность говорить бестактности? Мама вчера при Косте и при всех многоречиво сожалела, что Костя пошел в армию, так и не кончив десятилетки. А сегодня, когда шли из института, говорили о сравнительных достоинствах литературных героев. Костя в споре не участвовал — он не читал этих книг. Надя сказала, не подумав:
«Обязательно прочти, это пробел в твоем образовании».
Он ответил с горечью:
«Таких пробелов в моем образовании много!»
Она могла сказать так любому из институтских товарищей, но не Косте. С тех пор у него замкнуто-расстроенный вид, как бывало прежде, во время их детских ссор.
Иногда кажется, что он очень изменился, а иногда — такой же мальчишка-школьник, как и раньше был. Странное дело... Профессия солдата — самая суровая профессия, но никакая другая не сохраняет в людях столько детского. Может быть, потому, что и о солдатах и о детях заботятся вышестоящие и вышестоящие распоряжаются их судьбой?
— О чем задумался, Костя?
Костя думает о ней. Сегодня днем, когда ходила на демонстрацию, Надя промокла и теперь надела старое пальто, которое носила еще в школе. Она кажется совсем девочкой, а ведь уже наполовину инженер...
Странно подумать, что Надя когда-то была выше его ростом. Ну да, в пятом классе... Он перерос ее только в шестом. Еще с тех времен у нее остался взгляд — чуточку сверху вниз. Поучающий взгляд отличницы. Но ведь это несправедливо теперь.
Да, Надя наполовину инженер, а он — недоучившийся школьник. Но пусть ей и во сне не доведется увидеть тысячную долю того, что пришлось увидеть и пережить ему за последние три года!
В толпе — движение. Чего-то добивается милиционер, заставляя Костю отойти от перил:
— Отойдите, товарищи, от края! В реку свалиться можете!
Косте становится смешно. «Вовочка» басит над ухом:
— Что, товарищ лейтенант, бережет вас московская милиция?
Кто-то из Надиных подруг говорит:
— Пойдемте по набережной походим.
Костя берет Надю под руку — нужно обойти машину с прожектором и другую, на которой стоит киноаппарат.
Надя спрашивает:
— Ты на меня обиделся?
— Я — на тебя?!
На беду, парень в пилотке — будь он неладен! — приставленный к прожектору, крутанул свое сияющее солнце вниз, пустив яркий луч света горизонтально.
Надя и Костя были пойманы ярким лучом, и Надины приятели «всей группой» могли видеть взгляд, которым Костя сопровождал свои слова.
Нет, в такой обстановке никакие интимные разговоры невозможны! Ладно, не даете, черти, поговорить, так хоть наглядеться дайте, не фыркайте и не хихикайте там, за спиной!
Хотя... почему бы им не веселиться, если весело? Сегодня неуместны переживания и серьезные мысли. Сегодня мы празднуем Победу и празднуем молодость!
Костя пробирается с Надей через толпу и дает громкие насмешливые советы парню у прожектора, кинооператорам на грузовике, которые умоляют толпу не толпиться и не мешать им работать.
Вышло удачно, Костина речь производит надлежащий эффект. Смеется Надя, заливаются Надины приятельницы «всей группой», ржет парень в пилотке, беззлобно отшучиваются кинооператоры с грузовика...
Хохот раскатывается в толпе, и даже милиционер не выдерживает — расплывается в улыбке.
XXVIII— Расскажите еще что-нибудь, Костя!
— Хватит мне рассказывать, язык устал. Теперь ты мне что-нибудь расскажи.
— Что же мне-то рассказывать? Я только про наших ребят, вам неинтересно... Ох, Костя! Помните Славика Рогачева? Маленький, беленький такой...
Очень трудно рассказывать и одновременно есть мороженое прямо от целого куска, в особенности в такую жару — оно так быстро тает на солнце. Костя сделал ошибку: нужно было купить в стаканчике или эскимо.
Светлана и Костя сидели на скамейке бульвара, как раз напротив входа в кинотеатр. До начала сеанса оставалось пятнадцать минут; до поезда, на котором уезжал Костя, — три часа; билеты, дальний и ближние, — в кармане; киоск мороженщика — в двух шагах.
— Понимаете, Костя, к нам на Первое мая летчики приезжали. Очень было интересно. Сначала мы им все у нас показывали, а потом они с нами беседовали... А потом они стали спрашивать...
— Да ты доешь сначала, растает.
— Не растает!.. Они стали спрашивать ребят, кто кем будет, когда вырастет. Разное отвечали. У нас уже многие себе выбрали профессию. Но лучше всех сказал Славик Рогачев — помните, я вам показывала, его отец танкистом был. Его спросили: «А ты, малыш?» Славик помолчал и вдруг напористо, убежденно, как о самом своем заветном: «Я буду трижды Покрышкин!» Так он это здорово сказал, что даже никто не засмеялся. А они переглянулись и с уважением повторили: «Покрышкин! О!..»
Светлана покончила с мороженым.
— Хочешь еще?
Бесцельно было спрашивать — конечно, хотела.
— А мы не опоздаем?
— Не опоздаем... Вот. Времени как раз на одно эскимо.
Светлана сказала, развертывая серебряную бумажку:
— Спасибо, Котя. А вы, Котя, подросли с прошлого года.
— Что-о?
— Я говорю: вы подросли — были младшим, а теперь... — Она покосилась на его погоны.
— Нет, нет, как ты меня назвала?
— Я сказала: «Спасибо, Котя». Так вас ваша мама называет.
Эскимо не позволяло Косте выразить всю глубину своего негодования.
— Мало ли как меня может называть мама! Этот Котя был уже много лет тому назад ликвидирован. Мама, например, до сих пор мне иногда по инерции говорит «детка». — Костя бросил опустошенную палочку эскимо. — Пошли.
— Пойдемте, детка.
— Светлана!
— Что, детка?
На бульваре было довольно много народу, еще больше — около входа в кинотеатр.
— Вот в эту дверь, детка, — тут легче пройти.
Костя наклонился и проговорил грозным шепотом:
— Светлана, если ты еще раз назовешь меня деткой, я тебя отшлепаю здесь, в фойе, при всей публике!.. Или...
— Или что?
— Или перестану заходить к тебе, когда бываю в Москве!
— Отшлепать — можете, а перестать заходить — не имеете права.
— То есть почему не имею права?
— Потому что, кроме вас, ко мне никто не заходит.
