Светлана - Нина Артюхова

К Алеше подходят старшие мальчики. Покосившись на его медаль, с уважением спрашивают:

 — Вы были под Сталинградом?.. Расскажите нам про Сталинград!

Он немножко даже теряется и не знает, что ответить им, к тому же кругом так шумят... Но мальчики по-дело­вому показывают на открытую дверь читальни:

 — Пойдемте вот сюда, здесь нам не помешают.

Они уводят Алешу Бочкарева и прикрывают за собой дверь. Тем временем Надя опять хлопает в ладоши и го­ворит:

 — Теперь, ребята, будем играть в «волшебную бу­тылку».

Ей срочно требуется бутылка, только не молочная, а с узким горлышком.

 — Надюша, откуда же бутылка в детском доме? — удивленно басит «институтский Пирогов».

При общем смехе Надя поясняет:

 — Ну как же: из-под уксуса, из-под масла подсол­нечного.

Аня-Валя бегут по коридору и по лестнице вниз, в кухню, к тете Насте.

 — Нет, масляную не нужно! — кричит Надя, убегает за ними и возвращается, высоко держа над головой бу­тылку из-под ситро.

Но в коридоре ее останавливает устремившийся в по­гоню Костя.

Удивленные вопросы:

 — Костя! Откуда? Ты на парад приехал?.. Почему не написал?.. Как догадался сюда прийти?

Замедлив шаг, Надя возвращается в зал.

Костя торопливо объясняет, что на парад приехал не он, а его полковник, а Костя при нем адъютантом, что вышло это неожиданно, что дома он уже был, потом по­ехал в институт, думая поймать Надю после экзамена, но она уже ушла. Случайно, позвонив Надиной подруге, он узнал, что все на празднике в детском доме.

 — Ну, расскажи, как ты теперь...

Они входят в зал. Надя не знает, куда девать бу­тылку:

 — Девочки, кто умеет играть в «волшебную бутылку»?

Но ее подруги не знают, как играть в «волшебную бу­тылку» из-под ситро.

 — Алеша знает... Алексей? Где он?

Кто-то заметил, что он пошел с мальчиками в чи­тальню.

 — Алеша, ты фокусник, это по твоей специальности!

Надя навязывает ему бутылку, а сама остается в чи­тальне.

Алеша принимает бутылку:

 — С удовольствием!

Пожав Косте руку, он выходит в зал. За ним, по од­ному, уходят и мальчики. Костя остается в читальне. Дверь из читальни в зал широко открыта. Ребята опять становятся кругом, Алеша Бочкарев посередине, высо­ко поднимает бутылку:

 — Ребята! Прошу внимания! Эта бутылка — вол­шебная! Ей можно задавать любые вопросы, обо всех присутствующих в зале — и она ответит.

Бутылку спрашивают, кто из присутствующих здесь самый храбрый, самый жадный, кто самый счастливый, кому не понравились фокусы знаменитого китайского фо­кусника, кто боится мышей — и так далее, и так далее.

Алеша после каждого вопроса кладет бутылку на пол и придает ей вращательное движение. Бутылка вертится сначала быстро, потом все медленнее и медленнее, нако­нец останавливается и дает ответ, нацелив на кого-нибудь свое горлышко. Оказывается, что самая храбрая — всем известная трусиха Олечка, самый счастливый — именно Алеша Бочкарев (бутылка так и замерла горлышком вперед у его ног). Фокусы не понравились Вите, давшему свою кепку для приготовления яичницы. А боится мышей чернобровый студент, в плечах косая сажень, с громо­подобным басом.

Игра интересная и смешная, но самому Алеше не смешно, и улыбка на его лице — обыкновенная артисти­ческая улыбка.

...Малыши давно уже спят. К никелированным ши­шечкам кроватей на ярких шелковых лентах подвешены кармашки для носовых платков.

А в зале танцы.

Мальчики в детском доме стараниями Елены Михай­ловны умеют танцевать не хуже девочек. Они не стоят в стороне, отчужденные и критически настроенные, как обычно бывает на школьных вечерах. Больше всех стес­няются Галя и Муха и танцуют только друг с дружкой, пока их не разлучает Юра Самсонов, пригласив Муху на вальс.

После этого испуганную, сияющую Галю начинает кружить высокий студент, певший басом. Даже Надя и Костя не могут спокойно сидеть и разговаривать. Надя встает, кладет руку Косте на плечо.

 — Я, кажется, забыл все твои уроки.

Но он почти и не забыл. Чтобы вспомнить, они делают несколько кругов в читальне и не сразу выходят в зал. Потом Костя говорит:

 — Ты меня извини, я еще со Светланкой не поздоро­вался, нужно будет ее пригласить.

Рука Светланы не достает до его плеча и ложится на локоть.

 — Да ты неплохо танцуешь, Светланка!

Она радостно улыбается.

 — Костя, я получила ваше письмо от девятого мая.

 — А я твое поздравительное получил. Спасибо.

 — Костя, вы пойдете в воскресенье на Красную пло­щадь? Мы еще не уедем в лагерь, будем смотреть салют. Отсюда очень хорошо видно. В день Победы не только ракеты были, а еще и прожекторы! Так прямо и бегали по всему небу!

Костя улыбается:

 — Прожекторы бегали?

У рояля — Елена Михайловна, раскрасневшаяся, усталая, довольная. К ней подходит Надя и предлагает ее заменить:

 — Леночка, вы совсем замучились. Пойдите потан­цуйте.

Ребятам из детского дома кажется странным, что Елену Михайловну назвали Леночкой. Но, когда она сто­ит рядом с Надей у рояля и потом, когда начинает танцевать, становится понятным, почему девушки-студентки называют ее по имени: она совсем такая же, как они.

Тамара Владимировна озабоченно поглядывает на ча­сы и начинает незаметным образом по одному вылавли­вать из зала младших школьников. Им весело, им еще не хочется спать.

Прощаются и уходят Галя и Муха — они обещали вернуться засветло.

Стрелка часов приближается к десяти. Сегодня два­дцать первое июня.

Может быть, только один человек на детском празд­нике в этот вечер помнил, годовщина какого дня насту­пит через несколько часов и почему парад Победы назна­чен именно в ближайшее воскресенье.

Наталья Николаевна медленно прошла по коридору в свой кабинет и присела у письменного стола, подперев рукой седую голову. Хотелось хотя бы на пять минут остаться одной.

Хорошо, что могут веселиться ребята, приятно смот­реть на молодежь. Но иногда чем-то неуловимым то один, то другой так остро напомнит... В особенности се­годня — этот счастливый мальчик лейтенант...

А в зале студенты тоже начинают поглядывать на часы. Заметив это, Елена Михайловна бросается разы­скивать директора.

 — Наталья Николаевна, можно к вам?

В зале уже давно зажгли электричество, а в кабине­те еще сумерки.

 — Наталья Николаевна, они собираются уходить.

Елена Михайловна останавливается смущенная, как будто виноватая. У нее часто бывает это чувство. В дет­ском доме она работает первый год. Слишком много го­ря кругом. А у нее все так благополучно в семье — живет с папой, с мамой, брата демобилизуют в этом году...

Наталья Николаевна встает:

— Я сейчас приду. Задержи их, Леночка.

Обычно она, как и все, называет вожатую Еленой Михайловной, а Леночкой только вот так, с глазу на глаз.

Наталья Николаевна зовет студентов ужинать.

 — Нет, нет, спасибо, — говорит Надя, — мы по тра­диции собираемся после каждого экзамена у моей по­други. Нас ждут.

Светлана и старшие ребята провожают их до ворот, чтобы показать, как быстрее пройти к остановке троллей­буса. Как только выходят на улицу, Алеша начинает прощаться.

 — Ты куда? — спрашивает Надя.

 — А я, Надюша, на метро. Думаю прямо домой по­ехать. Поздно уже.

Надя хочет заглянуть ему в глаза, но он стоит спиной к фонарю, и лицо его в тени.

 — Глупости какие! — говорит Надя. — Никуда ты не поедешь, пойдешь с нами.

Она берет его под руку, с другой стороны ее под руку ведет Костя. Все поворачивают к троллейбусной оста­новке. Алеша не говорит «с удовольствием», но и не со­противляется. Доставляет ли это удовольствие Косте, неизвестно. Костя молчит.

Правильно сделал Надин громоголосый товарищ, что в воскресенье привел всю компанию на мост задолго до начала салюта. Захватили передние места, около самых перил. Отсюда виден Кремль и темные глыбы домов с сияющими окнами. Никто не хочет спускать занавески. В домах — свет и радость. Взлетают над городом ракеты, их огненные зыбкие отражения колеблются в воде. Гул­ко раскатывается эхо после каждого залпа.

За Костиным плечом — Надин голос:

 — Спасибо Вовочке, что сюда привел: очень красиво!

Вовочка бьет себя кулаком в грудь и самодовольно басит:

 — Коренной москвич, Надюша!

Они все так обращаются друг к другу: «Вовочка», «Манечка». И ребята и девушки зовут Надю Надюшей. Очкарик тоже. Очень ласково получается. Но что же де­лать, если еще со школьных времен привык говорить просто: «Надя». Для Кости «Надюша» будет звучать не просто дружески-шутливо, а совсем иначе. Сказать «На­дюша» так же невозможно, как назвать маму мамочкой. А ведь иногда хотелось, но не выходило почему-то, даже в письмах.