Жена врага - Юлия Булл

разобрать никто ничего не смог. Одна из женщин, бросив стирку, обтерев руки о передник, побежала за девчушкой. К тому времени вернулась и Раиса домой, тут же последовав за всеми.

Открыли дверь в комнату Таи, и перед глазами соседских женщин предстала картина:

Тая сидела за столом и натирала свеклу, сразу и не разобрав, что сок полный в чаше сливался с кровью стертых пальцев рук. Рядом на разделочной доске лежал окровавленный нож. Взгляд переместился в угол комнаты, там лежало тело младшего сына, пораженное ножевыми ранениями колото-резаными.

Олежку не сразу нашли, только благодаря следам на полу, мальчишка пытался спрятаться под кроватью, но мать его застала быстрее. Вся спина маленького ребенка была исполосована. Когда тела увозили, следователи да и медики были в шоке. Прежде чем убить младшего, мать проткнула глаза старшему, чтобы тот не видел, куда бежать.

На крик никто не обратил внимания, когда Олежка зарыдал от причиненной ему боли. Все дети плачут, а в этой семье часто, вот и в этот раз все думали, успокоится скоро.

Увезли Таю. Комнату опечатали. Детей хоронили соседи да родная тетка, сестра матери-убийцы. Отец появился спустя время, приехав за вещами в закрытую комнату. На бедолагу отца накинулись все женщины. Оскорбляя и сопровождая ударами всем, что под руку попадалось.

Загулял…

Сама любовница к Тае и приезжала, на этом фоне крышу-то и снесло у брошенной жены. Так зверски разделаться с детьми из-за измены мужа.

Вспомнив эту историю, тогда я не могла понять, что именно сподвигло женщину на убийство собственных детей. Что должно было случиться в голове у этой женщины? Разве такое возможно, разве такое бывает? Вытащив себя из воспоминаний, я продолжала наблюдать реальную картину, как мать лишили ребенка, и она убивалась горем.

Глава 25. Плен

Попытки немцев поднять Наталью были бесполезными. Мать лежала всем телом на свертке с сыном, не прекращая всхлипывать, сквозь хрипы, произнося очередное ругательное слово. Схватив горсть земли в кулак, Наталья из последних сил пыталась бросить в рядом стоящего солдата. За что поплатилась жизнью… Ее тело рухнуло рядом с сыном.

У меня словно помутился рассудок. Я не издала ни звука. Словно ничего не соображала и практически не слышала голоса рядом стоящих. Давящая боль в виски была такой невыносимой, что хотелось просто упасть в пропасть и разбиться.

Перед глазами стали мелькать белые точки, и пульс участился. Спотыкаясь об ухабы, не чувствуя дорогу под ногами, я шла на ощупь, в сопровождении немецких солдат.

Вдали виднелись фонари, подходили к деревне, значит. Я упала, ноги тряслись, но встала быстро, не дав немцу в очередной раз ударить меня. Я нужна была им живой. Я это знала. Но это было страшно, ведь меня ждал допрос.

Меня бросили в какой-то сарай, где было темно и ужасно сыро. Один только запах гнили в носу и стоял. Я была не одна, кто-то еще находился, но из-за отсутствия сил я не могла даже пошевелиться, просто лежала на полу. Закрыла глаза и провалилась. Проснулась от звуков петухов. Там в лесу другие птицы пели, а попав в плен, вот они, как в мирное время, до всего этого кошмара.

Я открыла глаза, от небольшого окошка свет попадал внутрь. Рассмотрев все рядом, поняла, что здесь еще женщина есть. Она сидела в углу, что-то крепко держа в руках, и раскачивалась из стороны в сторону. Не быстро, медленно. И смотрела в одну точку. От сухости во рту я не могла произнести ни слова.

Открылась дверь, зашел мужчина, сразу поняла, не из немцев, а служит им. Поставил ковш воды около меня и сказал:

– На, лакай, а то скоро говорить надо, да много. А у тебя небось в горле пересохло, – он громко засмеялся. После чего посмотрел сначала на меня, а после на женщину и добавил: – А тебе натощак легче будет, жди, скоро придут за тобой.

Как только за ним захлопнулась дверь, я стала, захлебываясь, пить воду, продолжая смотреть в тот угол, где сидела эта бедная и ничего не говорила. Я хотела обратиться к ней и спросить, как ее зовут, но она прислонила указательный палец к губам и произнесла: «Тсс…»

Я замолчала, не успев и начать диалог, стала смотреть вверх в то самое окошко. Сняла обувь, внутри сапог было все мокрое. Вдруг женщина сняла свои ботинки и отдала мне. А потом встала у дверей, будто знала, что она сейчас откроется. Буквально минута прошла, и женщину увели.

Я осталась одна. На улице появились люди. Было слышно, как они все говорили о чем-то. Один гул стоял, ничего не разобрать. Я осмотрелась, на что можно было встать, чтобы увидеть, что происходит там. Подкатив колесо от телеги, смогла дотянуться до окошка.

Вооруженные немцы стояли, рассредоточившись по периметру. Тут же окружали местные, в основном старики, женщины и дети. От одного вида подходила тошнота. Все смотрели на трех человек, стоявших на коленях, держа руки за спиной. Среди них была и моя безымянная соседка. Мой взор упал на деревянную конструкцию. Через верхние перила свисала веревка в образе петли. Вот что ждало этих несчастных, виселица.

«Неужели это конец? – подумала я. – Конец всем этим мукам и ужасам, которые я испытала за эти годы. Стоит ли бороться за жизнь, если она хуже дерьма? В чем смысл всех этих испытаний? Потеря родных и близких, быть в мучениях и терзаниях. Так ли люди живут, так ли хотят? За что все это? К чему все эти подвиги?» Голова снова разболелась. Голод мучил. Надежда на что-либо лучшее практически пропала, и я поняла, что во мне пробудилось чувство полного безразличия.

Наступила тишина. После стали зачитывать приговор. Мужчины из партизан, а женщина шла как пособник, помогала, укрывала, снабжала продовольствием. За это и поплатилась.

Была дана команда, на шеи узников набросили петли. Толпа зевак стояла в тишине. Я увидела поднятую руку немца, значит, сейчас подаст знак. Я закрыла глаза и услышала звук. Было понятно, что все закончилось.

Глава 26. Допрос

День практически подходил к концу, за мной никто не приходил. В углу у двери ужасно воняло помойное ведро, но других вариантов не было, испражняться приходилось только в него, терпеть сил не было.

От безделья морило в сон, желудок постоянно урчал, хотелось есть до ужаса. Из головы не уходили мысли про своих: где все, живы ли? Больше всего я хотела, чтобы Захар был жив и на свободе, чтобы спас меня, хотя это были лишь мои фантазии.

На улице послышались голоса. Я выглянула в окошко. Ничего не разобрать, но я поняла, что привезли новых пленных. «Неужели такая сильная зачистка партизан пошла в лесу?» – сама себе задала вопрос. Спустя время услышала звук автомобиля и посмотрела вновь. Скорее всего, очень важная птица, вышестоящее руководство, или как их там величают.

Немецкий офицер и еще с ним двое в сопровождении солдат прошли в дом. Опять наступила тишина. Я села на пол и стала судорожно оглядываться, от неизвестности становилось только хуже. Ожидание затягивалось. Как вдруг за дверью послышались шаги. Сняв амбарный замок, кто-то дернул за ручку, и в помещение проник свежий воздух.

За мной пришли. Меня провели по тропе и завели в тот самый дом, куда недавно вошел немецкий офицер. В самом центре комнаты стоял стол, судя по остаткам еды, был неплохой ужин. Я отвела взгляд в сторону, успев только рассмотреть тех, кто сидел передо мной.

Один из офицеров посмотрел на меня и обратился ко мне:

– Name?

Я про себя произнесла: «Имя». Надо было представиться.

– Имя свое скажи, господин оберштурмбаннфюрер просит, – обратился ко мне рядом стоящий конвойный.

Я косо оглянулась и произнесла:

– Мария меня зовут.

Переводчик хмыкнул и сказал немцу: «Маша по-нашему». Немец будто проигнорировал слова полицая и, глядя мне в глаза, продолжил разговор. Я понимала,