Мозес - Константин Маркович Поповский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Говорю же, что это просто Какавека, – сказал Давид.
– Ну, может, самую малость, – согласилась Ру.
– Совсем не похоже, – возразила Ольга.
– И последнее, – тут Феликс постучал ладонью по тетради. – Надеюсь, вам понравится. Она совсем коротенькая.
Он протер очки и прочитал:
– «Увидеть пространство, не испорченное созерцанием – означает, видимо, подсмотреть то, что запрещено богами и значит – нарушить их волю. Хотя соделанное и кажется невозможным, однако наказание за него неотвратимо.
Научиться видеть поэтому – значит всегда научиться видеть неправду. А следовательно, чтобы поймать Истину, нужно поскорее ослепнуть. Ясно, что разговор тут идет уже не о живописи
Закрытая общая тетрадь легла на стол.
– Ну? Что скажите? – спросил Феликс.
– Пока ничего, – ответил внутри Давида чей-то знакомый голос.
– Ничего, – повторил он, удаляясь в никуда, как удаляется, слабея, одиночный удар колокола.
В конце концов, что бы там не говорилось, но ослепнуть можно было по-разному – от ослепительного ли блеска Истины, или от неудержимых слез – кому как повезет.
– Похоже, последняя запись немного спутала жанры, – сказал Ру. – Потому что дело тут идет не о вещах, а о человеке. А это не всегда одно и то же.
– Действительно, – рассеянно кивнул Давид, витая где-то далеко, куда не было хода ни Феликсу, ни Ру, ни Маэстро.
– Ты меня не слушаешь, Дав. Потому что если бы ты меня слушал, то знал бы, что эту последнюю запись можно, пожалуй, истолковать в довольно любопытном смысле.
– Сделай одолжение, – сказал Давид. – А то мы уже заждались.
– Я серьезно, – Ру, кажется, немного обиделся. Потом он поднялся со своего места и сказал:
– Если внимательно прочитать эту запись, то получается – все дело в том, что для того чтобы прийти к Истине, нам следует пройти сначала сквозь вещи, которые отделяют нас от себя самых и заставляют видеть то, чего на самом деле нет… Мне кажется, тут есть о чем подумать.
– Только не сейчас, – сказал Давид. – А кстати, куда подевался Грегори? Он, что, не вынес наших научных разговоров и удавился?
– Он спит, – сказала Ольга.
– Спит, – засмеялся Давид. – Видели?.. И это будущий монах и защитник православных ценностей… Боюсь, что Сатан уже близко.
Анна засмеялась и, кажется, погрозила ему пальцем.
– Между прочим, я такого не говорил, – сказал Феликс, демонстрируя в очередной раз свое принципиальное нежелание касаться в разговорах каких бы то ни было мистических идей.
– А ты-то здесь при чем? – Ру быстро повернулся к Феликсу, словно только и ждал, когда тот подаст голос. – Разговор, кажется, идет совсем не о тебе… Или я опять ошибся?
– А вот это уже довольно грубо, – сказал Феликс и затем добавил какую-то ерунду, вроде того, что грубость это не аргумент, на что Ру, в свою очередь сообщил, что для тех, кто мыслит перпендикулярно – другие аргументы вряд ли сумеют помочь.
– Ну, хватит вам, – сказала Ольга. – Вы еще подеритесь.
– Еще чего, – усмехнулся Ру. – Мы, слава Богу, в разных весовых категориях, если ты до сих пор еще не заметила.
– Да, что это с вами сегодня? – спросила Анна, поднимаясь и подходя к окну. – Господи, какая душегубка… Давайте хотя бы откроем окно.
– Не уверен, что если мы это сделаем, оно потом закроется, – сказал Давид.
– Господи, Давид, ну, неужели ничего нельзя сделать?
– Конечно, можно, – сказала Ольга. – Застрелиться.
18. Филипп Какавека. Фрагмент 41
«Иногда мне хочется, чтобы мне приснился какой-нибудь Апейрон или Перводвигатель, или что-нибудь в этом роде; какая-нибудь понятная непонятность, дивная игрушка, вмещающая и мир, и судьбу, где все элементы, образы, вещи, идеи и поступки могли бы уместиться на моем столе, где царил бы закон, подобный чуду и свобода мирно соседствовала бы с необходимостью так же просто, как жизнь со смертью. Я бы хотел видеть себя, гуляющего по эти пространствам, садам и лабиринтам, в которых невозможно заблудиться, – себя, навсегда оставившим заботы о будущем и утратившим память о прошлом. Одно лишь тревожит меня: что как этот «апейрон» окажется правдой? Не свободным вымыслом, танцующим среди звезд свой легкий танец, а тяжелым гулом скатывающихся с горной вершины камней? – Тогда конец снам! – Не в этой ли тревоге причина нашего по-прежнему настороженного отношения к метафизике?»
19. Вокруг одного самоубийцы
– В конце концов, все очень просто, – сказал Ру, когда однажды мы сидели у Феликса на кухне за одним из его субботних чаепитий.
– Все очень просто, – сказал он, разливая остатки вина, – потому что все мы знаем, что человек создан для счастья, как рыба для полета… Верно, Грегори?
Как и следовало ожидать, Грегори опять ничего не ответил, а только молча махнул рукой, не отрываясь от книги, которую он читал, положив на колени.
– Вообще-то мы это уже слышали, – сказала Ольга. – И притом – не один раз. Про рыбу и все такое. Во всяком случае, я.
– И я тоже, – поддержала ее Анна.
– И, тем не менее, – сказал Ру. – Тем не менее, господа. Это правда. Спросите хотя бы у Грегори.
Услышав свое имя, Грегори издал какой-то звук, но головы не поднял.
– Оставьте, наконец, Грегори в покое, – сказал Левушка. – Что вы пристали к человеку?.. Пускай идет куда хочет. Лично я не имею ничего против. Какая, в конце-то концов, разница?
– Но не в монастырь же, – сказал Ру. – Господи!.. Да еще в православный… Ты сам подумай – человек приехал из Ирландии, чтобы окончить свои дни в православном монастыре, а вы радуетесь этому, как будто он нашел чемодан денег… Он что, совсем рехнулся?
– А ты это у него спроси, – посоветовала Анна.
– Да пускай идет куда хочет, – повторил Левушка. – Он свободный человек. Хочет – пойдет к монахам, хочет – к скинхедам… Ты ведь свободный человек, Грегори? – спросил он, похлопав сидящего Грегори по колену, после чего сам же себе и ответил: – Да, я свободный ирландский человек, а вы все отстаньте от меня, пока я вам как следует не накостылял… Мне кажется, это хороший и заслуженный аргумент.
Однако, похоже, Ру не собирался оставлять Грегори в покое.
– Что значит, куда хочет? – сказал он, ныряя куда-то под стол и возвращаясь назад с новой бутылкой вина. – Или у вас уже тоже крыша поехала?.. Вы что, действительно думаете, что существуют такие специальные места, где Бог может нас спасти лучше, чем где-то еще?.. Ну, значит, вы сами идиоты, и тут уж, извините, ни хрена не поделаешь.
– А нельзя ли все-таки немного более аргументировано и без ругани? – спросил Феликс, который сильно недолюбливал Ру и никогда не упускал случая это подчеркнуть.
– Тем более что мы говорили не об этом, – заметил Левушка.
– А я говорю об этом, – не унимался Ру. – О том, что на свете нет таких мест, где Бог спасает человека лучше, чем в других.