Седьмой сценарий. Часть 2. После «путча» - Сергей Кургинян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страна находится в развале, и будоражить ее необдуманными действиями может только тот, кто хочет ее развалить. А у меня совершенно иная идея — ее собрать и отстроить.
Я был и остаюсь тем, кого сегодня называют «правым», «правыми». И это слово в мой адрес для меня большая похвала. Не собираюсь прекращать эту работу или каким-то образом прятаться в кусты, бегать по погребам.
Наше время еще впереди. На переворот решилась олигархия, которая дернулась таким вот образом, как могла. Это бесплодная попытка со стороны тех, кого можно назвать порядочными людьми, по крайней мере один человек, безусловно, является порядочным. Я говорю о Борисе Пуго.
— Скажите, сейчас, когда все находится в движении — взгляды, идеологии, мировоззрения, позиции меняются с катастрофической быстротой, — остались ли вы верны своим воззрениям или что-то в них изменилось?
— Человек, который меняет свои воззрения, как перчатки, должен занимать какие-то государственные посты. Люди, которые занимаются серьезными вещами, мыслят не категориями одного курса или одного поколения. Что может изменить одна нелепая акция? Ничего. Я считаю, что в наших условиях без сформированного гражданского общества демократии нет и быть не может. Под гражданским обществом я здесь понимаю фундаментальные базовые структуры, основанные на частной собственности и на всем остальном, что создает действительную независимость субъектам политического процесса. Плюрализм хорош при одном условии — если страна управляема. Приведу пример — плывя на корабле, мы можем свободно заниматься чем угодно, даже пересаживаться на другой корабль. Но это до тех пор, пока на корабле нет пробоины, пока не начался шторм, то есть пока не сложились экстремальные условия. Но как только они начались, необходимы структуры, которые возьмут на себя всю ответственность и начнут жестко приказывать всем, что делать.
Железным сапогом — к счастью?— Контраргумент против ваших рассуждений: 73 года на нашем корабле были и жесткие структуры, и жесткие капитаны, однако мы все более погружаемся в трясину…
— Для того чтобы понять, что происходило у нас, необходимо обратиться к нашей истории, и вернуться не на 73 года, а гораздо дальше. Я убежден, что полную ответственность за происшедшее в стране несут так называемые либералы, которые пытались определенный тип общества, определенный тип культуры, определенный тип социальной ткани безответственно трансформировать в другой, перетаскивали нас с Востока на Запад. Февральская революция в этом смысле была безответственной авантюрой, эта революция повлекла за собой колоссальное разрушение того, что было. Фактически мы рухнули под обломками этой империи…
Дальше логика была проста: если кто-то создает хаос — кто-то наводит порядок. Нужно было в хрущевский период проводить жесткие реформы. Вот тогда были все условия для того, чтобы начать заниматься капитализмом, созданием крупной частной собственности, созданием других структур управления.
Такие попытки были, по крайней мере, реформа Маленкова в сельском хозяйстве была настолько продуманной и глубокой, что я думаю, она рождалась в недрах того же сталинского строя. Слишком быстро она осуществлялась, и слишком высокие результаты она дала тогда. И это был для меня пример того, как надо было действовать в хрущевские времена. А что началось вместо этого? Начался либеральный вой, стихи в Политехническом, всякие девочки и мальчики начали бегать, кричать. А в фундаментальных структурах, в недрах общества ничего не происходило.
— Вопреки вашим прогнозам именно народ — в том числе мальчики и девочки — встал на защиту нынешних реформ, поддержал фактически те преобразования, которые, на ваш взгляд, ведут к развалу страны. Как вы считаете, почему это произошло?
— Здесь нужно выделить три аспекта. Первый — люди, пришедшие на баррикады, были уверены, что они защищают свое человеческое достоинство, восстав против навязываемого им идиотизма. Аспект второй — те, кто стоял на баррикадах, это далеко не весь народ. Почему я имею право так говорить? Мы провели экспресс-анализ по провинции, по РСФСР, и результаты там неутешительные. Не надо обольщаться по поводу того, что народ поддерживает эти демократические преобразования. И, наконец, аспект третий — для народа сейчас Борис Ельцин отнюдь не синоним демократии. Наоборот, он символ «сильной руки», а не дрожащих рук, странных фраз, каких-то двусмысленных оправданий.
С моей точки зрения, здесь не могло быть героев, так как не было другой стороны. Объективно мальчики, прыгающие на бронетранспортеры, могли чувствовать себя защитниками демократии и свободы — честь им и хвала, но это для юношеского воспитания. Для меня с самого начала было ясно, что это фарс, провокация.
— Мы много говорим о демократических реформах, о возвращении в общеевропейский дом, об интеграции в мировую цивилизацию. А вы — вновь о насилии, авторитаризме.
— Для того чтобы говорить об интеграции, нужно видеть, куда мы собираемся входить. В общеевропейском доме нам места нет — убежден в этом твердо, и теперь более, чем когда-либо. Это демагогическая декларация о «вхождении», не имеющая за собой никаких оснований, — мы там никому не нужны. Да, мы можем войти туда как сырьевой придаток, колония, но не более.
Что сейчас нужно — это жесткая программа, рассчитанная по объектам, ресурсам, по времени, и жесткое ее выполнение, то есть наведение порядка в народном хозяйстве. Сильный человек никогда не бывает жесток, разве что если к этому его вынудят объективные обстоятельства — развал, хаос. Дай Бог, конечно, чтобы мы к этому не пришли.
— В нашем обществе реально существуют две силы — социалистической и буржуазной ориентации. Смогут ли они мирно сосуществовать?
— Я давно говорил, что надо забыть два слова — «капиталистический», «коммунистический». Коммунизм и все, что с ним связано, не есть свойство, стратегия развития. Вы можете его не видеть, но он будет существовать, как только вы захотите общаться со мной, не потому, что вы получаете за это деньги, и захотите любить девушку, не потому, что ее отец — шишка из МИДа, а потому, что она вам нравится. В этом плане каждый из нас коммунист и остается таковым. И сосуществование этих двух компонентов есть во всяком обществе.
— Если оглянуться на многовековую историю страны, то можно по пальцам пересчитать относительно удачные реформы. Как вы думаете, с чем это связано?
— Наше общество — общество восточного типа, восточной ориентации. Восточное общество приемлет те реформы, где есть коллективная цель, при которой сохраняется корпоративизм, то есть оно приемлет только авторитарную модернизацию. Столыпину это удалось. Как ни чудовищно это звучит, Сталину тоже что-то удалось. Но не удалось Борису Годунову, не удалось Временному правительству, не удается Горбачеву.
Смысл сегодняшних перемен — в возможности создать сильную власть. Тогда пойдут реформы, пойдет рынок и не пойдут перевороты.
Записал Р.Башкирцев
«Мегаполис-Экспресс», 1991 г, № 37.
2.6. Входим в революционную ситуацию
О содержании процессаВ ходе последних лет расстановка политических сил фактически не меняется. С одной стороны — олигархия, номенклатура в том или ином ее выражении, с другой стороны — средний слой. Народ безмолвствует или участвует в виде статистов.
Мы были свидетелями того, как один за другим сбрасывались слои номенклатуры, от А. Громыко до А. Лукьянова. Но мы видим и то, что номенклатура, сохраняя удивительную способность к выживанию, жертвуя фигурами ради сохранения позиций, не способна решить проблемы, стоящие перед страной. Она не в состоянии даже затормозить процесс распада государства и общества. А это значит, что противостоящий ей средний класс будет ее непрерывно атаковать, в большей или меньшей степени подключая народные массы. Одновременно с этим сам средний класс, выдвигая своих лидеров, более дееспособных, нежели лидеры номенклатуры, будет раскалываться на государственную и анархическую части. И этот конфликт составит стержень политической борьбы ближайшего пятилетия. Я описал процесс в этом виде сразу после выборов Б. Ельцина Президентом РСФСР, тогда же описал дальнейшие варианты развития событий. Пока что, к сожалению, все подтвердилось.
О перспективахТемпы нарастания системного кризиса позволяют говорить о том, что мы входим в революционную ситуацию. В полном смысле этого слова.
Отсюда двоякое отношение к происходящему. По логике нормальной человеческой жизни, рушится государство, нарастают конфликты, и все это, безусловно, трагично. Как человек, разделяю это трагическое мироощущение с десятками миллионов сограждан. И именно попытки хоть как-то удержать эту нормальную человеческую жизнь двигали всеми моими политическими действиями на протяжении нескольких последних лет. Я считал и считаю, что лучше «совсем плохая» нормальная жизнь, чем «очень хорошая» революция. Если же следовать логике революции, наоборот, все нормально. Сделан лишь первый шаг. Это только начало, по сути — первый толчок в той серии политических катаклизмов, которые нам предстоят.