Поэмы - Важа Пшавела

1886 Перевод В. Державина

Охотник

Крымская моя кремневка,Что ты ржавчиной покрылась?Разве я старик убогий,Чтоб сидеть у очага?Триста я убил оленей,Трижды в землюты ложилась,И четвертая могилаОт тебя не далека.Заблестит трава сыраяИз-под мглистого убора.Над горою и над лесомПолетит ружейный дым.Скоро, крымка, мы с тобоюЗагреметь заставим горы!Скоро вдоволь постреляемПо оленникам глухим!Далеко отгул веселыйРазнесется над простором.На заре воронья стаяВыстрел мой благословит.Я люблю, когда в туманеКаркает голодный воронИ безмолвный гриф над лесомВыжидающе кружит.Извивается, проклятый,Всматриваясь в исступленье.Если я самца-оленяМолодого подстрелю —Ворону я брошу сердце,Грифам требуху оленью.Мне не жалко! Их, несчастных,Я досыта накормлю.Много раз большую почестьОказать орлу хотел я.Но убитого другимиНе клевать — его закон.Он, свободный, одинокий,Ходит по краям ущелья.И моей добычи лучшейБрезгует касаться он.Он не трогает чужого,Своего не уступает.Но по-царски он бросаетГрифам все, что не доест.Что ж меня не чтит за брата,ар мой братский отвергает?На верху скалы сидит он,Черный в синеве небес.Пищей он натешит сердцеИ начнет кричать зловеще:"Сам я сыт, и грифы вволюЕли с моего стола"Пусть сломаются у грифовКогти их и их предплечья,Хоть бы раз еще увидетьМне кричащего орла!

Мне вчера приснилось: шел яВ балках высохших, неровных.Шел к урочищам оленьимВ остролистнике густом.Я с горы сошел в лощину,Где крапива и ситовник,Мимо тополевой тени,Лунным озарен лучом.В чащу темную каштановШел я по тропе медвежьей.Там бежит ручей соленый,Пробиваясь сквозь утес.Я услышал свист и шелест,Словно в листьях ветер свежий.Стадо легкое оленейПрямо на меня неслось.Замерли красавцы-звериТонконоги и рогаты.Чей-то голос, словно пенье.Прозвучал в густых ветвях.Шла по синей ежевикеДевушка хозяйка стадаВ покрывале из фиалокИ с венком на волосах.Шла, из камыша речногоТоненький носок вязала,И казалось, между пальцевУ нее река текла.Ростом низкая, а горыВолосами покрывала.Знала каждого оленяИ по имени звала.Вдруг олень золоторогийПодошел к обрыва краю,Дразнит девушку: нарочноПритворяется глухим.Но она оленю гневноЗакричала, призывая:"Ты всегда меня не слушал,Был мучителем моим!Так запомни: ты, негодный,Обречен ружью Торгвая!Белены ты, что ль, объелсяПо низинам травяным?"

Сон закончился на этом.На рассвете я проснулся.Вышел я из дому. ДождикМоросил, как в забытьи.По опушкам ЧиауриКушаком туман свернулся.Сонмы гор во мглу осели,Чешут головы свои.

После этого нередко,Под платанами, в прохладе,На углях седло оленьеПоворачивал Торгвай.На земле огонь алеет,И шипит кровавый мцвади.За горой кричат олени.На охоту поспешай!..Но не дай, господь, мне сноваПрежние принять страданья!Лучше б смолоду я проклялИ забросил бы ружье!Я, тому лет пять, однаждыДвинулся через Схловани.За Верану, по ИореПовлекло меня чутье.Тихо к вечеру склонялсяДень безветренный весенний.Закричал олень за синейВороновою горой.Гулко отозвались горы,Сдвинулись густые тени…Многое я в жизни слышал,Много видел пред собой,Не слыхал красивей звука,Чем призывный крик оленя!Скачет зверь, желаний полный,Заросли рогами рвет.Самку ищет всей душою,Громко стонет в исступленье.Самый воздух пахнет страстью,Где самец-олень пройдет.Слышу: брякает рогамиПо ветвям, нависшим низко,Запахом своим долиныИ дубравы пропитал.Из чехла ружье я вынулИ, сопя, уселся близкоИ сначала кончик рогаНад кустами увидал.А потом весь рог поднялся,Был он светлый, цвета леса.И как будто для того лишь,Чтобы я не подстрелил,Тело зверя закрывалиЗаросли густой завесой.Трижды крикнул я, как самка,И на хворост наступил.Принял зверь меня за самку,Сквозь кустарники прорвался.Чуть не смял меня; громадный,Грозный, вырос пред о мной.Молодецкую сноровкуОн имел и красовалсяВыгибом могучей шеи,Стройностью и быстротой.Но, однако, непонятный,Странный нрав у человекаЧто мы любим, то погубим,Только в руки попадет…Выстрелил я зверю в сердце.Взвившись надыбы,с разбегаГрянулся олень на землю,Устремив рога вперед.Но откуда мог узнать я,Что олень любимец бога?Зверь со стоном приподнялся,Грозно на колени встал.Свечи-звезды засверкалиНа ветвях большого рога.Звон раздался, словно кто-тодверь ключами отпирал.Стену серую и куполЯ заметил недалеко:Там на куполе два дуба,Ростом равные, росли,И старик какой-то вышел,двери распахнув широко.Борода, белее вьюги.Упадала до земли.Закричал он, угрожаяГнутой на конце клюкою:"Ты, Торгвай, убил оленяЖертвенного моего!Хорошо же! Ты увидишь,Что детей твоих с женоюЗаписали поименноНа лопатке у него!"Обмер я от страха. ТолстыйКедр я охватил руками.Ночью пролетела буря,И проснулся я тогда.Град ломал большие ветви,Гром кружился над горами.Как из жолоба, на темяС листьев падала вода.Молниями озарялсяБор, спускавшийся по склону.Под скалой огонь развел я,Сел и плачу у огня.Не гонюсь, хотя и слышуКрик оленя отдаленный…Чтоб молить хозяйку леса,Были свечи у меня.Утром свечи у погостаЯ зажег, и всю оградуОбошел я на коленях,Слезы лил и горевал.Выкормленного на славу,Лучшего быка из стадаЯ в уплату за оленяЗаколоть пообещал.

Пусть врагов твоих постигнет,А друзей твоих минуетГоре, бывшее со мною,Жизнь мою сгубивший день!Я лицо омыл слезами,И душа моя тоскует.Я не знал, что был священнымМной застреленный олень!Каждый год плодятся звери,Счета нет в лесах оленям.Горько видеть, что наказанЯ несправедливо был!Думал я, что бог сужденьемИ рассудком совершенен;Что же он меня замучил,Душу мне испепелил?Я раскаивался горькоВ преступленье перед богом,Хоть меня никто убийцейИ злодеем не считал.Я пять лет ружья не трогал,И в раскаянье глубокомЯне только крупной дичиЧервяка не убивал.Но не вымолил пощады,Вижу все напрасно было!ни мои теперь и ночиГорем до краев полны.Сыновей моих сначалаСмерть внезапная сразила,А потом копал могилуЯ для дочки и жены.Все равно теперь и сам яВ список грешников записан!Так чего же мне боятьсяИ каких несчастий ждать?Я хочу с ружьем заветнымПо лесам пройти тенистым,о безумия хочу яСлед олений уни дать!..Я пойду в густые рощи,Где от гор упали тени,Чтобы радовались люди,Чтобы шла молва кругом."Вновь вчера Торгвай — охотникЗастрелил самца оленяПусть поделится он с намиИ лопаткой и седлом…"

1886 Перевод В. Державина

Алуда Кетелаури

В Шатиль ворвался верховой,Кричит: Беда! "Кистины-ворыЧинят на пастбище разбойИ лошадей уводят в горы!"На сходке, чтимый всем селом,Алуда был КетелауриМуж справедливый и притомХевсур, отважный по натуре.Немало кистов без рукиОставил он на поле боя.У труса разве есть враги?Их много только у героя.Теперь они средь бела дняЕго похитили коняИ гонят весь табун к высотамЧерез Архотский перевал,Чтоб конь ногами потопталЛуга, поросшие осотом.Алуда, слыша эту речь,Отбил кремень, проверил пулиИ наточил свой верный мечБлагословенный свой франгули,Чтобы клинок не оплошал,Эфес попробовал ладонью…И вот рассвет. И сокол скалЛетит за кистами в погоню.Встречая солнечный восход,Индейка горная поет,Собаки дремлют возле стада.В горах приметив след копыт,Алуда по следам летит.А вот и те, которых надо!Галгайцу-вору одномуПлохая выдалась минута:Послав заряд вослед ему,С коня свалил его Алуда.Скатился книзу головойЗлодей, застигнутый зарядом,Но не сробел кистин второйИ за ружье схватился рядом.И грянул гром средь тишины,И сорвалась плита в ущелье,И на Алуду с вышиныОсколки пули полетели."Не ранен ты, неверный пес?" —Галгаец закричал сердито."Промазал ты, неверный пес, —Гуданский- Крест моя защита".И снова пламя пронеслосьВ кистина выпалил Алуда."Что, получил, неверный пес?"— "Ой, не бреши, я цел покуда"— "Ты цел? А шапку ты забыл?""Эге, Муцал, не зазнавайся,Ведь я насквозь ее пробил!Спалило волосы, признайся!""Высок, бедняга, твой прицел,Ты череп пулей не зад ел"И грянуло ружье Муцала,И у хевсура на боку,На радость меткому стрелку,Пороховницу разорвало."Ужель ты цел, неверный пес?"Опять кричит Муцал сердито."Как видишь цел, неверный пес, —Гуданский Крест моя защита.Гуданский Крест заступник мой,Он укрепил мою десницу.Не думай, что окончен бой,Коль ты пробил пороховницу.Теперь, уж коль на то пошло,Не должен я в долгу остаться!"И пуля просвистела злоИ раздробила грудь галгайца."Ну, каково, неверный пес?" —Вскричал Алуда, торжествуя."Пробил ты грудь, неверный пес,Теперь недолго проживу я.О горе! Середь бела дняДосталась жизнь моя Алуде.Убил он брата и меня,И это ль божье правосудье!"Но не желает умиратьМуцал, и струйку черной кровиТравой пытается зажать,Держа оружье наготове.Собрав всё мужество свое,Стреляет он врагу навстречу,И снова промах, и ружьеБросает он с такою речью:"Владей же им, неверный пес,Ему не место у другого"Едва он это произнес,Как на устах застыло слово.Но чудо! мрачен и понур,Не смотрит на ружье хевсурИ слезы медленные точит,И хоть добыча дорога,Неустрашимого врагаОбезоружить он не хочет.Ружье с насечкой дорогойКладет, на труп, залитый кровью,Влагает в руку меч стальной,Кинжал приладив к изголовью.Заветам древним вопреки,Не рубит правой он руки;Грехом не хочет оскверниться.И шепчет трупу он: "Муцал,Ты как герой в сраженьи пал,Была крепка твоя десница!Пускай она истлеет в прах,Покоясь на могучем теле,Чтобы не радовался враг,Прибив ее в своем ущелье.Хорошую ты мать имел,Коль от нее таким родился!"Кистина буркой он одел,Покрыл щитом и удалился.

Блеснуло солнце с высоты,Исчез туман, пропали тени.Как дэвы, горные хребтыПрижались к небу в отдаленья.Крыла могучие открыв,Поднялся ястреб не друг птичий,Вслед за орлом пронесся гриф,За даровой спеша добычей.Десятки туров в ледникахРассыпались. На их рогахГосподня милость опочила.В овраге ворон-людоед,Почуяв пред собой обед,Кричит пронзительно-уныло:"Погиб Муцал, любимец гор,Глаза я выклюю герою!"И крылья хищник распростерНад неподвижной головою.Еще в Шатиль не долеталЛуч восходящего светила,Природа выступами скалВсё небо там загородила.Алуда едет сам не свой,Спешит домой над горной крученЛицо его покрыто мглой,Из сердца медленно плыву щей.К седлу прицеплена, виситДесница младшего кистина,Меч хорасанский, знаменит,Покрыт чеканкою старинной.Алуда едет возле скал,Где башня высится Имеды.Зимой грохочет здесь обвал,Чиня бесчисленные беды;Здесь летом пули в стену бьют,Потоки гор бегут к жилищуИ гриф, безжалостен и лют,Парит, высматривая пищу.Но нерушима в сердце горИмеды башня вековая,И вражьи руки до сих порВисят на ней, под солнцем тая.Напрасно беспощадный змейПодножье башни подгрызает,Сего дня ливень бьет по ней,А завтра солнце засияет.Что ж делать? В схватках боевыхНемало юношей лихихЗдесь распростилось с головами.Не раз ардотский злобный валПотоки крови принималИ клокотал под берегами.Кому вражда всего милей,Кто сеет бедствия повсюду,Тот должен в хижине своейЛюдскую кровь собрать в запруду.Пусть он ее из кубка пьет,И в хлебе ест, и, словно в храме,Хвалу святыне воз дает,Крестясь кровавыми руками.И пусть он, радостный жених,Гостей на свадьбу приглашает,Пускай за стол сажает ихИ в луже крови ублажает.И пусть постель постелет в ней,И пусть возляжет в пей с женою,И народит себе детей,И наслаждается семьею.И пусть он мертвым ляжет тутВ свою кровавую гробницу…Коль ты убил тебя убьют,Род не простит тебя, убийцу!Гудит Шатиль. На кровли хатХевсурки высыпали роем.Выходит с родичами брат,Чтоб поздороваться с героем.Узнать о новостях спешитНарод, собравшись отовсюду."Хвала тебе, лихой джигит!",Толпа приветствует Алуду.Вот выступает пред толпойСтарик по имени Ушиша,И говорит ему герой,Расспросы первые услыша:истинами чуть светОтправился через отрогиИ, заприметив свежий след,По краткой их нагнал дороге.Их было двое. ОдногоСразил я быстро иноверца,Муцал же, бог спаси его,Имел железо вместо сердца.— "Что мелешь? Место ли в раюНеверной басурманской твари?"— "Ушиша, доблесть я хвалю,Ее не купишь на базаре!Три раза бил в меня Муцал,Три раза выстрелил в него я,И третья пуля наповалСразила славного героя.Но рану он заткнул травойИ в исступленья беспримерном,Теряя силы, чуть живой,Меня ругал он псом неверным.Эх, лишь себя считаем мыЛюдьми, достойными спасенья,А басурманам, детям тьмы,Пророчим адские мученья.Всё, что твердим мы невпопад,Сыны господни лучше знают.Едваль всю правду говорятТе, кто о боге вспоминают.И понял я, что отрубитьДесницу храбрую негоже,Убудет слава, может быть,Но голос сердца мне дороже".В ответ кислее диких сливМгновенно сделались хевсурыИ, злобу в сердце затаив,Сказали, пасмурны и хмуры:"Уж лучше мертвым в землю лечь,Чем врать тебе про эти страсти!Ну что ж, сними, пожалуй, меч,Брось бабам вместо ткацкой снасти.Отдай и щит им заодно,Чтоб подбивать основу ткани;И пистолет немудреноИм превратить в веретено,Коль ты покинул поле брани.Ты убежал от кистов, пес!Ты бабой стал! Убил Муцала,А что ж десницу не привез?Зачем тебя в погоню гнало?"И повернулись все спинойК Алуде, полные презренья,И поднялись к себе домой,И опустело всё селенье.Стоит Алуда одинок,Насмешкой злобною уколот.Впервые нынче, видит бог,Его корит и стар и молод.За спину свой закинув щит,В селенье Миндия въезжает.Весь в медной сбруе, конь храпит,Клинок насечкою сверкает.За многолетнюю борьбуГерой прикончил двадцать кистов,И конь его, с луной на лбу,Был, как олень, в бою неистов.Встречает Миндию село,Алуду лает словом бранным.Нахмурил Миндия челоИ возразил односельчанам:"Брехать из вас умеет всяк,Чтобы напакостить герою.Пусть так же быстро сгинет враг,Как я вам истину открою.Не посчитаю я за трудСлетать на место поединка.Недаром мне известна тутЛюбая горная тропинка.Обратно ждите вы, меня,Едва закатятся Плеяды"И тронул Миндия коня,И вихрем прянул из ограды.

Стемнело. Плачет лоно вод,Покрылся мраком небосвод.Пора сиять вечерним звездам,Пора росе упасть в травуИ мертвым душам наявуБлуждать и плакать над погостом.Вот дэвы из расселин скалВыходят сумрачны и хмуры.Поужинав чем бог послал,Ко сну готовятся хевсуры."Алуда, съел бы хоть кусок",Алуду молят мать с сестрою."Не голоден я, видит бог,Не, знаю, что стряслось со мною.Вчера приснилось мне, что яНа тризне был, и чье-то телоЛежало тут же, и семьяВокруг покойника сидела.Готовые идти в поход,Хевсуры плакали при входе.Я с ними был и в свой чередРыдал, как принято в народе.Уж было время выступать,В друг призрак мертвого МуцалаВложил мне в пальцы рукоятьПро долговатого кинжала.Стальной кольчугою одет,Стоял кистин со мною рядом,И на груди был виден след,Моим оставленный зарядом.Сухою заткнутый травой,Кровоточил он и дымился,Но как скала стоял герой,И ни единою слезойВзор храбреца не увлажнился."Алуда, он проговорил,Еще живу я против воли.Ударь кинжалом что есть сил,Чтоб не ходил я к людям боле.Добей меня, чтоб я ушелИз этой жизни безотрадной,Чтоб были люди ваших селВраждою сыты беспощадной".Я сел за стол едва дыша,Мне оправ даться было нечем.И кто-то дал мне не спешаПохлебки с мясом человечьим.И в ужасе я начал есть,А в миске клокотала пена,И из нее то там, то здесьТорчали руки и колена."Ешь! — кто-то крикнул надо мной.Что ты дрожишь при виде трупа?Чтоб сытым гость ушел домой,Прибавьте-ка Алуде супа"И снова ел из миски я,Давился чьими-то усами…Измучил этот сон меня,Весь день стоит перед глазами".

Порозовели гребни скал,Туман сгустился на отроге.Село проснулось. ЗасновалНарод досужий по дороге.Витая в небе голубом,Взлетели грифы за добычей,Но как ни бьют они крылом,На небе след не виден птичий.Кто через речку вброд спешит,Поит коня у водопоя?"Вернулся Миндия!" — кричитНарод, приветствуя героя."О чем узнал на этот раз?" —С расспросом лезут пустомели."Эх молоды вы! Кровь у васЕще кипит и бродит в теле.Пока рассудок не в честиИ верховодит вами сердце,Готовы голову снестиС любого вы единоверца.Однако богатырский нравНе прихоть вам и не причуда.Поистине Алуда прав,Клянусь я богом, прав Алуда!Не верите? Вот вам рукаВ бою убитого кистина.Не распускайте ж языкаПро тех, чья совесть неповинна".И, приподнявшись на коне,Он руку подает Алуде:"Возьми, прибей ее к стене,Чтоб на нее смотрели люди"."Я сам бы мог ее отсечь,Но мне ненадобна десница.Не подойдет она на меч,На щит она не пригодится.Не выйдешь с нею на покос,Не сделаешь крючок для сена…Напрасно ты ее привез,Итак в крови я по колено.Коль в бога веруешь, молю,Возьми обратно кисть героя,С тех пор как он погиб в бою,Навек лишился я покоя.К чему, хевсуры, вам галдеть?Зачем вам злиться на Алуду?Сражаться буду я, но впредьБесчестить мертвых я не буду".— "Нет, будешь! С дедовских временДесницы рубим мы кистинам!"— "Увы, хевсуры, плох закон,Грехом отмеченный старинным!"

Настали праздники. СелоСпешит к молельне благочинно.Чтобы от сердца отлегло,Усердно молится община.Немало женщин и мужчинПришло с быком или с бараном,Чтоб принял жертву властелинЗаступник их на поле бранном.Кто с затуманенным челомПодходит молча к хевисбери?Клинок сверкает серебром,Бычок стоит у самой двери."Скажи, Алуда, за когоПриносишь жертву ты сегодня?Спросил с порога своегоСлужитель капища господня.Наш властелин Гуданский Крест —Велик и силен над селеньем,И все рабы его окрестСильны его благоволеньем.Хевсуров любит властелин,Поверь, средь них не ты одинУгоден праведному небу.Кому ж ты хочешь честь воздать?"И, обнажив кинжал, читатьОн собирается дидэбу."Я эту жертву приношуЗа некрещеного Мунала.Благослови ее, прошу,Чтоб честь героя не страдала.Исполни, Бердия, обряд,Бычка я, видишь, не жалею,Чтоб не попал галгаец в адуПодобно вору и злодею""Что? Ты неверного почтитьЖелаешь как христианина?Иль ты рехнулся, может быть,Прикончив этого кистина?Бывало, дед и прадед твойГордились каждою победой.Побойся господа, герой,Наветам дьявольским не следуй!Как, не пойму я, сорвалосьИз уст твоих такое слово?Впервые разве довелосьУбить тебе кистина злого?Стыдись! Над башнею твоейДесницы их висят от века.Ты можешь мост через ручейСложить из них для человека.Что толковать нам про быка!Ты и козленка-сосункаНе заколол за эти годы,И вдруг, извольте, славословьТебе собачью эту кровьИз трижды проклятой породы!Пусть небо наземь упадет,Пусть вся земля испепелится,Когда, несчастный сумасброд,За киста буду я молиться"В испуге Бердия затих,Затрясся в страхе у порога…"Не отвергай меня, старик,Коль ты взаправду веришь в бога!Я — раб Гуданского Креста,Хевсур я, преданный святыне,И мы с тобою неспростаПринадлежим к одной общине".— "Напрасно треплешь языком,В беспутной речи мало толку!"Алуда вспыхнул и лицомМгновенно стал подобен волку.И выхватил он франкский меч,И сталь на солнце засверкала,И голова бычачья с плечПеред молельнею упала.И молит господа герой.Не засчитай во грех, владыка,Что жертву собственной рукойЗаклал тебе я, горемыка.Не посчитай за лютый грехСвятую жертву за Муцала,Он был в бою отважней всех,Таких героев нынче мало"И, ощетинившись в ответ,Народу крикнул хевисбери."Смотрите, люди, ваш соседУже не думает о вере!Рукой он собственной заклалБыка за подлого кистина!Неужто думает бахвал,Что пощадит его община?Сомкнитесь около меня,Сыны хевсурские! ПокудаНе пустим в дело мы огня,Не образумится Алуда.Пойдем размечем, разнесемЕго жилище! Пусть отныне,Изобличенный всем селом,Он ищет крова на чужбине.Гоните прочь его ребят,Жену, достойную проклятья!Пускай в Гудани завопятЕго двоюродные братья!Громите башню наглеца,Сжигайте все запасы хлеба!Пусть наши радует сердцаОгонь, поднявшийся до неба.Его баранов и овецВозьмите в общее владенье.Да проклянет его творец!Он не достоин сожаленью".И стали сумрачны, как ночь,Вокруг собравшиеся люди,И даже Миндия помочьНе в силах бедному Алуде.Скрестил он руки, строг и хмур,Едва удерживая слезы,А из толпы шальных хевсурУже посыпались угрозы.Ревет толпа, пьяным-пьяна,И лязг мечей подобен буре,И побледневший как стена,Ударов ждет Кетелаури.И в этот миг перед толпойМальчишек высыпала стая,Сухой отрубленной рукойПеред собою потрясая."Привет вам, мужи! Добрый час!Сказал один из них учтиво.Я кисть врага достал для вас,В награду дайте ковшик пива.Огромный ворон, друг могил,Ее к утесу уносил,Я выстрелил в него из лука,И ранен был в крыло злодей,И уронил он из когтейСвою добычу возле луга.Хевсуры, Миндия сказал,Вот та кистинская десница,Из-за которой стар и малСегодня ропщет и грозится.Ее Алуде я принес,Но он не взял ее, бедняга,И я тогда же под откосШвырнул ее на дно оврага".— "Нам песьи лапы не нужны! —Воскликнул Бердия, пылая. —Мы не питомцы сатаны,Хевсуры мы, владельцы края!"И вновь десницу под откосШвырнул собаке на съеденье,Но не берет подачки пес,Сидит и воет в отдаленье."Смотрите, Бердия твердит,Весь ощетинивiаись от злости,Народ недаром говорит,Что пес не жрет собачьей кости"[И руку киста на крючкеМальчишки целый день таскают…

Бушует вьюга. ВдалекеУщелья снегом засыпает.Шумя и воя, с голых скалВ овраг срывается обвал,В снегу тропинка потонула,И синий лед и белый снегСковали лоно горных рек,И не слыхать речного гула.Кому там жизнь не дорога?Кто там бредет навстречу бедам?Шагает путник сквозь снега,И пятеро плетутся следом.Завыли волки за бугром…Рыдает женщина: "Беда мне!Где наш очаг? Где отчий дом?Теперь там ворон бьет крыломИ камня больше нет на камне".Алуду умоляет мать:"Постой, сынок, я ослабела,Уж не под силу мне шагать,Жена твоя отстала Лела.Совсем ребята извелись,Заледенели, видно, ноги…Куда, забравшись в эту высь,Бредем в снегу мы, без дороги?Неужто твой не нужен трудХевсурам нашего селенья?Где мы найдем теперь приют?Получим где успокоенье?Куда б мы только ни пришли,Нас обольют потоком брани,И никогда родной землиМы не увидим в наказанье.Теперь-то вижу я сама,Как трудно с родиной расстаться!Сошла от горя я с ума,Пора в могилу собираться.Тьма в сердце прянула столбом,Дрожат, не двигаются ноги.Где ты, могильный отчий холм,Родные горные отроги?""Довольно, бабы, причитать! —Алуда отвечал сурово. —Иди вослед за мною, мать,Пути не видно здесь иного.Не накликайте гнев Креста,О людях не судите худо"И на родимые местаОдин лишь раз взглянул Алуда:"Прощай, прощай, родимый дом,Прощай, моя охота турья,Где солнце мне светило днем,Где по ночам стонала буря!Прощай, мой Крест, мой властелин,Податель силы и отваги!"И путники среди теснинИсчезли в холоде и мраке.Оцепенели гребни скал,Там ветер крылья распластал,И за уступом перевала,Где след метелью занесен,Как отдаленный робкий стон,Рыданье женщины пропало.И за уступом перевала,Где след метелью занесен,Как отдаленный робкий стон,Рыданье женщины пропало.

1889 Перевод К Заболоцкого