Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

12 ноября Черчилль со своей командой отбыл из порта Плимут в Александрию на борту линейного крейсера его королевского величества «Ринаун» с заходом в Гибралтар, Алжир и на Мальту. Сара сопровождала отца в качестве адъютанта, как и Гил Уайнант, поскольку повестка дня Тегеранской конференции включала политические и военные вопросы. В течение нескольких недель Уайнант тесно общался с Сарой, и на публике они должны были скрывать романтические чувства, которые испытывали друг к другу. Если Черчилль и знал об их отношениях, то никогда не упоминал об этом. После Гибралтара «Ринаун» направился в Алжир, где за время своего непродолжительного пребывания Черчилль не счел нужным встречаться с находившимся там де Голлем. Де Голль был вдвойне возмущен, поскольку премьер-министр пригласил на беседу Жозефа Жоржа, которого де Голль незаслуженно считал виновным в поражении Франции в 1940 году. Дафф Купер, недавно назначенный британским представителем во Французском комитете национального освобождения, позже написал, что де Голль, «вечно искавший повод оскорбиться», нашел его в черчиллевском пренебрежении этикетом[1808].

17 ноября, ближе к вечеру, «Ринаун» прибыл на Мальту. Примечательно, что Черчилль следующие две ночи провел на небольшом острове, который подвергся длительной и беспощадной бомбардировке люфтваффе, а на следующий день после прибытия корабля Королевские военно-воздушные силы осуществили самый крупный налет на Германию; бомбардировке подверглись города Мангейм, Людвигсхафен и Берлин. Двумя неделями ранее Бомбардировщик Харрис доложил Черчиллю об общем ущербе, нанесенном британским и немецким городам в результате налетов Королевских военно-воздушных сил и люфтваффе. Если центр Ковентри пострадал на 5 процентов от немецких бомб, то Гамбург был разрушен на 75 процентов. То же произошло с Мальтой. Дома, набережные, дороги – все, что было сделано из хрупкого мальтийского известняка, – было по большей части уничтожено. Но то, что Черчилль мог отдыхать на острове, означало, что худшее для мальтийцев позади[1809].

Теперь уже немецкие города переживали худшие времена. Во время следующего налета на Берлин были уничтожены дома матери и тещи Геббельса, выбиты стекла в доме самого Геббельса и превращен в руины любимый отель Гитлера «Кайзерхоф». Геббельс, гауляйтер Берлина, написал в дневнике, что это «время всеобщего несчастья, обрушившегося на город с населением в четыре с половиной миллиона человек… Похоже, сам ад распахнул перед нами врата». Один из заголовков газеты New York Times от 24 ноября гласил: «ЖИВОТНЫЕ ИЗ ЗООПАРКА БРОДЯТ ПО УЛИЦАМ БЕРЛИНА; ОТ ПОЖАРОВ СТРАДАЮТ ЖИТЕЛИ БЕРЛИНА». Что касается пожаров, то берлинцы могли считать себя везучими. Холодная осенняя погода, широкие проспекты и современные здания препятствовали распространению огня в таких масштабах, как это было в Гамбурге. Но Бомбардировщик Харрис был настойчив: больше бомбардировщиков стали принимать участие в более частых налетах. А из Фоджи, откуда союзнические самолеты могли долететь до объектов, расположенных на юге Германии и Румынии, вылетало еще больше бомбардировщиков[1810].

На Мальту Старик прибыл немного простуженный, но в концу дня он почувствовал себя настолько плохо, что был вынужден провести в кровати большую часть своего непродолжительного пребывания на Мальте. Он остановился в резиденции губернатора в качестве гостя лорда Горта, а поскольку в резиденции не было горячей воды, чтобы он мог принять ванну, его настроение ухудшилось вместе с ухудшением общего состояния. Окна его комнаты выходили на людную улицу, и было слышно, как мальтийцы пробираются через руины. Это было слишком для Черчилля, который внезапно вскочил с кровати, открыл окна и крикнул: «Вы не могли бы уйти? Пожалуйста, уходите и не создавайте так много шума»[1811].

Его хандра усугубилась, когда он узнал, что в тот день пал Лерос; битва была битвой за Крит в миниатюре. Немцы высадились с моря и с воздуха; Королевские военно-воздушные и военно-морские силы не смогли оказать должного сопротивления; командование британскими сухопутными силами оставляло желать лучшего. Отсутствие агрессивности Королевского военно-морского флота раздражало Черчилля, который дал прозвище новому командующему Средиземноморским флотом, адмиралу сэру Джону Каннингему (не родственник Эндрю), Унылый Джимми – и не без причины, по мнению Гарольда Макмиллана. Предстоящая встреча глав военных ведомств в Каире тоже вызывала у него раздражение. До сих пор Черчилль и американцы придерживались противоположных точек зрения. Черчилль поддерживал операцию «Оверлорд», но не в ущерб Родосу и, особенно, Италии, единственному театру военных действий, где англо-американские войска оказывали существенную помощь русским. Он собирался заставить американцев раскрыть карты. Это беспокоило Брука, который написал в дневнике: «Он [Черчилль] склоняется к тому, чтобы сказать американцам: ладно, вы не будете мешать нам в Средиземном море, а мы не будем мешать вам в Ла-Манше. А они ответят: ладно, тогда мы направим свои основные усилия в Тихоокеанский регион». Черчилль телеграфировал Клементине: «Ужасно бороться со связанными за спиной руками»[1812].

Александер и Эйзенхауэр оба сокрушались положением в Италии, но по разным причинам. Александер, главнокомандующий в Италии, был вынужден доложить, что кампания зашла в тупик. «Все дороги ведут в Рим, – сказал он лорду Морану, – и все они вымощены минами». Все средиземноморское командование считало, что операция по высадке морского десанта для обхода противника с фланга – желательно две высадки, на обеих сторонах побережья, – лучший способ прорвать линии Кессельринга. В начале месяца в штабе Эйзенхауэра начали разрабатывать план этой операции. Операция, получившая кодовое название «Шингл», предполагала высадку усиленной дивизии в Анцио, родине Нерона и Калигулы. Анцио и соседний город-курорт Неттуно, расположенные в миле друг от друга на тирренском побережье, находились примерно в 50 милях к северу от линий Кессельринга. Эти города, в окружении лесов и Понтийских болот, в нескольких милях от которых простирались горы, имели узкие пляжи. Александер заявил, что ему потребуется по крайней мере пять дивизий для осуществления этого плана, но не было ни солдат, ни транспорта; все отправили в Англию для участия в операции «Оверлорд».

Ко времени прибытия Черчилля на Мальту план лежал в папке неперспективных операций. Эйзенхауэр – предполагалось, что он сменит Маршалла на посту начальника штаба, – готовился покинуть Средиземноморье. Он считал, что любое новое рискованное предприятие в Италии отрицательно скажется на подготовке к операции «Оверлорд». Черчилль, не скрывая раздражения, объяснил Эйзенхауэру, почему необходимо взять Рим и какие риски связаны с «Оверлордом». Позже Эйзенхауэр напишет: «Как часто при разговоре о перспективах операции «Оверлорд» я слышал от него: «Мы должны позаботиться о том, чтобы приливы и отливы не покраснели от крови американских и британских парней, а пляжи не заполнились их телами». Эйзенхауэр, как и Брук, отбыл с Мальты, считая, что в Каире и Тегеране Черчилль будет лоббировать вопрос Италии и Родоса. Черчилль был намерен развязать себе руки для действий в Италии[1813].

За двухдневное плавание в Александрию он разработал стратегический план, который предусматривал взятие к январю сначала Рима, а затем Родоса. Черчилль полагал, что на переговорах «Секстанта» основной упор будет сделан на решении проблем в Средиземноморье, а вопросы, связанные с Тихоокеанским театром, будут рассматриваться в последнюю очередь. Однако Рузвельт пригласил Чан Кайши и мадам Чан с намерением перевернуть повестку дня с ног на голову. Брук совершил путешествие по воздуху, на борту черчиллевского самолета Avro York. По прибытии в Каир он написал в дневнике: «Как бы мне хотелось, чтобы наша конференция уже закончилась»[1814].