Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Лидеры рейха видели спасение в проведении «большой кампании возмездия с использованием ракет», запланированной на февраль; цель – Лондон. Черчилль располагал достаточными сведениями, предоставленными разведслужбами, чтобы понять, на что способны немецкие ученые. Он сказал Рузвельту: «Немцы готовятся атаковать Англию, в частности Лондон. Бомбардировка будет проводиться с использованием ракет дальнего действия, весом до 60 тонн, способных доставлять боевой заряд весом от 10 до 20 тонн». У Англии нет защиты против этого оружия. Однако лорд Червелл, научный консультант Черчилля, заявил, что вероятность того, что немцы действительно разрабатывают такие ракеты, ничтожно мала. Александр Кадоган согласился с Червеллом, однако в дневнике написал: «Они, несомненно, что-то замышляют»[1796].

3 октября Гарриман покинул Вашингтон и отправился к новому месту назначения, в качестве американского посла в Кремле. Он остановился на несколько дней в Лондоне, только чтобы попрощаться.

Рузвельт в течение нескольких месяцев уговаривал Гарримана взяться за эту работу. С марта русские игнорировали действующего посла, адмирала Уильяма Стэндли, после того, как Стэндли открыто не согласился с заявлением Сталина, что Красная армия в одиночку несет на себе всю тяжесть войны. Стэндли, чьи замечания не были скорректированы Халлом, убедил «Известия» опубликовать полный перечень помощи по ленд-лизу, в том числе 85 тысяч грузовых автомобилей, 6100 самолетов и 8600 танков[1797].

Вскоре в русской прессе появились упоминания о ленд-лизе, но в течение нескольких недель произошла Катынская трагедия, отказ от «Раундапа» и исключение России из англо-американских переговоров с Италией. Гарриман неохотно согласился: предстояло попрощаться с Лондоном и Черчиллем, чья компания доставляла ему огромное удовольствие, и с Памелой, в постели которой он хорошо проводил время (любовники расстались почти на тридцать лет, и только в 1971 году Памела Берил Дигби Черчилль Хэйвард стала третьей по счету миссис Гарриман). Вскоре после отъезда Гарримана в Москву Эд Марроу с супругой Джанет стали частыми гостями в салоне Памелы. Хотя ей не было 24 лет, она умела правильно строить беседу, принимала участие в самых интересных дискуссиях, со знанием анализируя политические тайны века. У нее были ярко-голубые глаза, великолепная фигура; она бегло говорила по-французски и соответствовала идеалу английской красоты по Генри Джеймсу: румянец «яркий, как солнечный луч после дождя». Она притягивала к себе мужчин, в том числе и Марроу. Вскоре Марроу с Памелой устроили свой собственный салон. Начальник Марроу, глава Си-би-эс Уильям Пэйли, который тоже попал под чары Памелы, позже назвал ее величайшей куртизанкой XX века. Как бы Черчилль к этому ни относился, он держал это при себе, поскольку испытывал искреннюю симпатию к Памеле, которая, подарив ему светловолосого и голубоглазого внука, по его мнению, не могла делать ничего дурного[1798].

18 октября Гарриман, в сопровождении дочери Кэтлин, прибыл в Москву. Уже на следующий день он открыл двери посольской резиденции Спасо-Хаус[1799] для Идена, Молотова и Халла, которые собрались на первое совещание министров иностранных дел союзников.

Эти переговоры предваряли первую встречу «Большой тройки», которая должна была состояться в следующем месяце в Тегеране, хотя Сталин до сих пор настаивал на Москве, поскольку, как объяснил Молотов Идену, маршал был «необходим» для борьбы Красной армии. По мнению Рузвельта, Тегеран находился слишком далеко, и он опасался, что это может помешать выполнению его конституционных обязательств, оставаясь на связи с правительством, предлагал провести встречу в Анкаре или в Басре, но Сталин был непреклонен. Иден поначалу скептически отнесся к словам Молотова, но вскоре понял, что Молотов не преувеличивал, когда сказал, насколько необходимо присутствие Сталина в Москве. Сталин поддерживал постоянный контакт с генералами, находившимися на фронте, и принимал активное участие в планировании операции в Крыму. Если Рузвельт с радостью поручал разработку военной стратегии своим помощникам и Черчилль поступал так же, но не испытывая радости, то Сталин был главнокомандующим-практиком. Поддавшись уговорам Идена, Сталин наконец согласился приехать в Тегеран, но не дальше. Он не собирался идти на уступки. Сталин хотел гарантий относительно второго фронта и требовал возобновления арктических конвоев[1800].

Весной адмиралтейство предложило, а Черчилль согласился прекратить отправку арктических конвоев, что привело Сталина в ярость. Теперь, осенью, когда несколько недель назад три британские мини-субмарины нанесли серьезные повреждения немецкому линкору «Тирпиц», а немецкие подводные лодки практически исчезли с арктических маршрутов, Черчилль оказывал давление на адмиралтейство, которое неохотно согласилось отправить четыре больших конвоя в Мурманск, по одному в месяц вплоть до февраля. Полагая, что Сталин с одобрением отнесется к этим новостям, Черчилль отправил сообщение в Москву. Ответ Сталина был резким. Он заявил, что у Британии было «обязательство» по отправке этих четырех конвоев, и он фактически потребовал, чтобы они были немедленно отправлены в Мурманск. Министерство иностранных дел нашло его телеграмму «возмутительной». Черчилль даже отказался отвечать на нее, вернув телеграмму новому советскому послу Федору Гусеву. Но Идену, находившемуся в Москве, Черчилль телеграфировал, что, он считает, за тоном послания стоял не Сталин, а советский «аппарат», отчасти потому, что на подготовку телеграммы ушло двенадцать дней. «Советский аппарат совершенно убежден в том, что может получить все путем запугивания, я уверен, что довольно важно показать, что это не всегда правильно». Сталин, не получив ответа от Черчилля, сказал Идену: «Как я понимаю, господин Черчилль не желает поддерживать со мной переписку. Хорошо, пусть так и будет». После этого Сталин обращался к Идену лишь по единственному важному для него вопросу: открытие второго фронта. Все происходило точно так, как Иден предсказывал в Квебеке. Пока Сталин не получил обещаний и верил в то, что англо-американцы ведут ту же войну на том же континенте, его устраивало, что Запад ломал голову над двумя вопросами, которые не могли решиться сами собой: остановится ли Красная армия на советских границах после того, как выдворит немцев со своей территории, и будет ли Москва искать сепаратный мир с Гитлером[1801].

Чтобы успокоить Сталина, Черчилль поручил Идену сообщить маршалу, что три британские дивизии переброшены из Средиземноморья для участия в операции «Оверлорд» в соответствии с решением, принятым в Квебеке. Но он также сказал Идену (но не Сталину), что возражает против сокращения численности личного состава своих сил и что распорядился о комплектации еще четырех дивизий для «восполнения потерь». «Вот что случается, когда руководство битвами осуществляется в соответствии с соглашениями юристов и на их проведении настаивают, не принимая во внимание непостоянство военной удачи». Идену выпало убеждать Сталина в том, что операция «Оверлорд» пользуется полной поддержкой премьер-министра, когда в действительности на той самой неделе Черчилль заявил начальникам штабов, что хочет отложить начало операции, если будет уверенность, что кампания в Италии (и на Балканах, если только они смогут туда попасть) будет «идти до победного конца». «Мы сделаем все возможное для проведения «Оверлорд», сказал он Идену, но «нет смысла планировать поражение на поле боя только для того, чтобы получить временное политическое удовлетворение». Три дня спустя Черчилль заявил Идену, а перед этим Смэтсу и королю: «Конечно, нет и речи об отмене «Оверлорда», который остается нашей основной операцией на 1944 год». Однако ее отсрочка была равносильна прекращению. Операция вполне могла быть безболезненно перенесена на июнь или даже начало июля 1944 года, но любое дальнейшее промедление означало бы, что она не начнется раньше весны 1945 года. Этого бы Сталин не потерпел[1802].