Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Англо-американские обязательства в отношении операции «Оверлорд» позволяли Сталину использовать их как рычаги давления на Идена и Халла. Иден приехал в Москву в надежде выяснить намерения Сталина относительно советских послевоенных границ, но ему помешал отказ лондонских поляков и их нового лидера, Станислава Миколайчика (которого не пригласили в Москву), позволить ему хотя бы просто обсудить этот вопрос. Иден уступил требованиям поляков, хотя было ясно, что Сталин тоже не видел необходимости в обсуждении этого вопроса. Он уже принял решение. Как сообщили «Известия», он собирался сохранить территориальные приобретения 1939 года и с помощью этого «пояса безопасности» усилить влияние на Балканах. По заявлению «Известий», только после открытия второго фронта «упростится решение всех остальных насущных вопросов». На протяжении пяти веков Западная Европа сохраняла санитарный кордон из небольших государств-сателлитов в качестве буфера между собой и русскими, которых европейцы считали азиатами. Сталин собирался поменяться ролями; новый кордон под его контролем должен был служить буфером против Запада, в особенности против Германии. Действительно, несколько недель спустя президент Чехословакии Эдвард Бенеш, не без основания остерегаясь Франции и Англии, подписал со Сталиным договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве сроком на двадцать лет[1803].

Вместе Халл и Иден могли бы проявить политическую волю и настоять на рассмотрении вопроса о послевоенных границах, но, к удивлению Идена, Халл назвал этот вопрос «ящиком Пандоры с множеством неприятностей» и отказался его обсуждать. Гарриман предложил Идену свою полную поддержку в случае, если тот попробует оказать давление на Сталина по вопросу о границах, но Иден, уважая решение Миколайчика, предпочел этого не делать. Халл, используя все имеющиеся у него политические преимущества, стал требовать, чтобы Сталин признал Китай четвертой державой в составе послевоенной лиги государств, структура которой пока была неясна и находилась на стадии рассмотрения. Сталин был этому только рад. Он не воевал с Японией. И если, подписав четырехстороннюю декларацию о солидарности в борьбе со «своими врагами» и приняв на себя обязательства принимать участие в работе международного органа, ответственного за поддержание мира в послевоенный период, Сталин мог исключить пограничные вопросы из повестки, он бы сделал это, что в итоге и произошло. Халл был доволен, что Сталин не стал затрагивать проблему границ, но, как позднее написал Гарриман, Халл не сумел понять главного: Сталин считал вопрос о границах решенным. Московские договоренности в лучшем случае имели символическое значение, хотя их подписание стало поводом для торжеств в Вашингтоне и Лондоне. Сталин с таким же успехом мог подписать их симпатическими чернилами. Тем не менее основа для совещания в Тегеране была заложена, составлена повестка дня для совещания «Большой тройки». Идея Рузвельта о создании новой международной организации по лучила одобрение, во всяком случае, Сталин изъявил готовность обсудить ее. Сталин заручился обещанием англо-американцев об открытии второго фронта весной 1944 года. Ни Англия, ни Черчилль не извлекли для себя никакой пользы, а рассмотрение польского вопроса было попросту отложено[1804].

К началу ноября застопорились и Итальянская кампания, и воздушная кампания над Германией. Это были не те новости, которые Черчилль хотел бы сообщить Сталину на конференции, которая должна была состояться через несколько недель. В середине октября из расшифровок «Ультра» стало известно о решении Гитлера укреплять и удерживать позиции в Италии. Гитлер приказал увеличить количество дивизий Кессельринга с шестнадцати до двадцати трех. Стало ясно, что Эйзенхауэру не придется вести боевые действия одновременно в Эгейском море и в Италии. Поступившие в середине месяца сведения о том, что Эрвин Роммель направлен командовать немецкими войсками в Югославии, только укрепили решение Эйзенхауэра избегать Родоса и Балкан. Он считал, что задачи, стоявшие перед ними в Италии, выполнены после захвата аэродромов в Неаполе и Фодже и установления 120-мильного фронта от Тирренского до Эгейского моря. Эйзенхауэр и Маршалл всегда отводили Итальянской кампании второстепенную, отвлекающую роль: чем больше немецких войск отправлено в Италию, тем меньше немцев будут оказывать сопротивление в ходе операции «Оверлорд». Как позже написал Эйзенхауэр, решение Гитлера укрепить силы Кессельринга «дало большое преимущество союзникам в других местах». Он считал, что хотя Итальянская кампания «определенно носила второстепенный характер… ее результаты имели исключительно важное, практически неизмеримое значение для поражения Германии». Черчилль тоже одобрял переброску немецких войск в Италию, подальше от Франции. В своей телеграмме Рузвельту от 26 октября он сказал: «Тот факт, что противник направил такие значительные силы на этот театр боевых действий, подтверждает правильность нашей стратегии», но, продолжил Черчилль, который не собирался ограничиваться сдерживающими действиями, «мы должны отвоевать Рим и аэродромы к северу от него любой ценой». Рузвельт, взявший на себя обязательства только в отношении «Оверлорда», ничего не ответил. У Эйзенхауэра не было плана (и приказов) операции по взятию Рима, а у 5-й армии не было для этого необходимых сил и средств. После того как 5-я армия 1 октября завладела Неаполем, ее левый фланг сумел продвинуться к северу почти на 30 миль; войска преодолевали каждый день по миле и поддерживали этот темп в течение почти двух месяцев[1805].

В конце октября армия Марка Кларка наступала на Рим по шоссе № 6 и 7, примерно в 12 милях к югу от города Кассино. В Кассино шоссе № 6 поворачивало к северу, пересекая долину Лири. Там, в Монте-Кассино, на вершине горы находился бенедиктинский монастырь. В VI веке Бенедикт Нурсийский основал здесь орден и построил монастырь. Кларк должен был занять монастырь, чтобы открыть путь к Риму. Но прежде чем он мог захватить Кассино, ему предстояло занять возвышенности и города вдоль шоссе № 6: Монте-Камино, Монте-Лунго, Монте-Самукро, Сан-Пьетро-Инфине и Сан-Витторе. Хотя под командованием Кларка было почти 250 тысяч солдат, к концу октября яростное сопротивление немцев, ледяные дожди и грязь остановили наступление его армии. 11 ноября Кларк объявил двухнедельный перерыв в наступлении[1806].

Воздушная война над Германией тоже приносила разочарования. Операция «Пойнтбланк», первый этап которой – уничтожение авиационной промышленности – начался в июне. Пока тяжелые бомбардировщики B-17s осуществляли боевые вылеты под прикрытием истребителей-бомбардировщиков P47C «Тандерболт», оборудованных дополнительным топливным баком, который позволил увеличить дальность полета до 500 миль, американцы несли незначительные потери. Но когда «Тандерболты» отправили домой, бомбардировщики B-17 начали нести ужасающие потери. За вторую неделю октября потери составили 148 бомбардировщиков вместе с экипажами, включая 60 из 291 бомбардировщика, которые должны были нанести удар по заводу подшипников в Швайнфурте. Операция «Пойнтбланк» оказалась малоэффективной и обошлась слишком дорого. «Бомбардировщик» Харрис продолжал ночные налеты на немецкие города, но возросли и его потери. Эффективность массированных бомбардировок немецких городов была сомнительной. Черчилль, зная, что Сталин одобрял эти налеты, советовал Харрису продолжать бомбардировки. Это была единственная помощь, которую Британия могла предложить Сталину. Харрис отправил свою воздушную армию в Кассель, где жертвами стали 3 тысячи человек, и в течение недели бушевали пожары; в Вюрцбурге погибло 4 тысячи человек, в Дармштадте – 6 тысяч, в Везере – 9 тысяч, в Магдебурге – 12 тысяч. В ноябре Харрис направил бомбардировщики на Берлин. Всего с ноября по март было осуществлено 16 налетов на столицу Германии. Экипажи дорого заплатили за эти налеты. Черчилль согласился платить эту цену, поскольку на протяжении 1943 года только Королевские ВВС наносили удары в сердце Германии. Солдаты и моряки англо-американских сил вели борьбу, но недостаточно хорошо и недостаточно близко к Германии, чтобы удовлетворить Сталина, с которым Черчилль должен был встретиться в Тегеране[1807].