Повесть о Сонечке - Марина Цветаева

На лестнице сталкиваемся с квартирантами, спускающимися.

Сонечка: - Я Софья Евгеньевна Голлидэй, мне вам нужно сказать два слова.

Отец и сын покорно сворачивают обратно вверх. Стоим все на лестничной площадке.

- Гадкие люди! Как вы можете так эксплуатировать женщину, одну, без мужа, с двумя маленькими детьми?!

- Да мы... да мы...

- Вы вламываетесь в кухню, когда она спит, чтобы мыться (фыркая, как три кошки)... под струJй! Точно вы от этого чище! Вы продаете ее часы и не даете ей денег! Вы в ее комнате, где ее книги и тетради, развешиваете свое поганое грязное белье!

- Но - позвольте... Софья Евгеньевна? - молодой, обидчиво - мы только мокрое чистое развешиваем!

- Ну, чистое - все равно поганое. Потому что есть чердак, с балками, но вам лень туда лезть.

- Но там пол проваливается, балки на голову падают...

- И чудесно, если проваливается... и чудесно, если падают...

- И, в конце концов, Марина Ивановна нам эту комнату - сдала.

- Но вы ей ни разу не заплатили.

- Это потому, что у нас сейчас нет денег: мы не отказываемся...

- Словом, это - бездарно, все ваше поведение с Мариной, без-дарно. И даже преступно. Вы, когда весь двор был полон солдатами - не разбудили ее среди ночи? Не просунули ей в щель какие-то идиотские мемуары и портреты - и целую мальтийскую шпагу?

- Но Марина Ивановна сама говорила, что если в случае...

- Я знаю, что - сама. А вы - пользуетесь. А если бы ее - расстреляли?

(Отец молчит и тяжело сопит, внутренне со всем согласный.)

- Словом, помните: я сейчас уезжаю. Но я вернусь. И если я узнаю, что вы - вы меня поняли? я наведу на вас беду - болезнь - и тиф, и чесотку, и что угодно - я вас просто прокляну.

(Нужно сказать, что после этого поляки присмирели, а впрочем, с первыми холодами - съехали. Прибавлю, что они были неплохие люди, а я - большая дура.)

========

Сидим наверху, на диване Володиного прощания. Комната вся в косых лучах - слез.

- Марина, я очень странно себя чувствую - точно я уже умерла и посещаю места... - Марина, а граммофон - еще играет?

- С тех пор не заводила, Сонечка.

- И Володечки нет. Не то, что нет - его ведь часто не было - а вот то, что не войдет... Только неделя как уехал? Жаль...

...Если бы я знала, что все так будет ужасно, я бы может быть не пришла к вам в первый раз?

Это сюда кот к вам лазил, в дыру в окне? Каждую ночь - в котором часу? Марина, может быть это моя смерть была - он ведь валерьянкой пах? - когда умирают, ведь тоже пахнет эфиром... Потому что зачем ему было лазить, раз нечего было есть? Он за мной приходил, Марина, за нашей смертью, за концом этого всего... Такой светло-светло-серый, почти совсем невидный как рассвет? И весь в слюнях? О, какая гадость, Марина, какая гадость! Ну, конечно, это был не-кот, Марина - уже по вашей покорности... А я в эти часы не спала и плакала, ужасно плакала, Марина, по вас, по мне...

...Марина, если вы когда-нибудь узнаете, что у меня есть подруги, подруга, - не верьте: все тот же мой вечный страх одиночества, моя страшная слабость, которую вы никогда не хотели во мне признать.

И - мужчина - не верьте. Потому что это всегда туман - или жалость - вообще самозабвение.

Вас же я любила в здравом уме и твердой памяти и все-таки любила - безумно.

Это, Марина, мое завещание.

========

...Завещаю вам Юру, он не такой ничтожный, какой даже нам кажется, не такой бездушный... Я не знаю, в городе ли он сейчас, у меня был только час, и этот час - ваш - и я не смею просить вас... Марина! Я не смею вас просить, но я буду вас умолять: не оставьте Юру! Вы иногда о нем с добротой - хоть думайте... А если зимой встретите (я, конечно, осенью вернусь), скажите ему, но только не прямо - он этого не любит - ну, вы - сумеете! - что если я даже выйду замуж, он из ангелов все-таки мой любимый...

А Володю бы я всю жизнь любила, всю жизнь любила, но он не мог меня любить - только целовать - да и то (чуть рассмеявшись) - как-то нехотя, с надсадом. Оттого и целовал так крепко.

У вас чувство - он когда-нибудь вернется?

========

...И Алечки моей нет... Передайте ей, когда вернется из своего Крылатского (какое название чудесное!), что я бы такую дочку хотела, такую дочку - хотя я знаю, что у меня их никогда не будет.

Почему, Марина, мне все ваше пришлось полюбить, все до последней паутины в доме, до последней трещины на доме? Чтобы все - потерять?

...Который час? Ах, это у вас - в ?Приключении? - она все спрашивает: который час? И потом опять: который час? И никогда не слышит ответа, потому что это не ?который час?, а: когда смерть? Марина, нельзя все вернуть назад, взять и повернуть - руками - как реку? Пустить обратно? Чтобы опять была зима - и та сцена - и вы читаете ?Метель?. Чтобы был не последний раз, а - первый раз?

О, если бы мне тогда сказали, что все это так кончится! Я бы не только не пришла к вам в первый раз, я бы на свет придти - отказалась...

Но все-таки - который час, Марина? Это уже я - сериозно. Потому что меня к вам - не хотели пускать, я еле умолила, дала честное слово, что ровно в четыре буду на вокзале...

Марина, зачем я еду? Ведь я никого не убью - если не поеду? ведь - никто не умрет? Марина, можете ли вы меня понять? Я сейчас уезжаю от вас, которая для меня - все - потому что дала слово в четыре быть на вокзале. А на вокзале - для чего? Кто это все сделал?

- Нет, Марина, не стуит рассказывать и времени уже нет. (Который час, Марина?) Было - как везде и всегда было и будет без вас: - не было, я не была, ничего не было. Я сейчас (навзрыд плачет) в первый раз за весь этот месяц - живу, последний час перед смертью - живу, и сколько бы мне еще ни осталось жить, Марина - это был мой последний час.

Встали, идем. Останавливаемся на пороге кухни:

- И моей Ирины нет. Я знала, что ее нет, но как-то не ждала пустой кроватки... (Сама себе, потерянно:) - Гал-ли-да`, Галли-да`...

- Марина, я хочу пройти к вам - с фонарем проститься, с граммофоном... Ах, я забыла - там теперь поляки и ?мокрое чистое? белье...

- Марина! Не провожайте меня! Даже на лестницу! Пусть будет так, как в первый раз, когда я к вам пришла: я - по ту сторону порога, вы - по эту, и ваше любимое лицо - во тьме коридора.

Я ведь еду с ?второй партией? (смеясь сквозь слезы) - как каторжанка! Сонька-каторжанка и есть. Я не могу после вас - остаться с ними! Я их убью или сама из окна выброшусь! (Тихо, почти шепотом):

От лихой любовной думки Как поеду по чугунке, Распыхтится паровоз, И под гул его угрюмый Буду думать, буду думать, Что сам Черт меня унес...

Марина! Как ужасно сбывается! Потому что это сам Черт меня уносит от Вас...

Последние ее слова в моих ушах:

- Марина! Я осенью вернусь! Я осенью вернусь!

========

- Ну что, видели вашу Сонечку?

- Сонечку? Когда?

- То есть как - когда? Вчера, конечно, раз она вчера же уехала. Неужели она к вам не зашла? Так вот она какая неверная.

?Не знаю отчего, мне вдруг представилось, что комната моя постарела... Стены и полы облиняли, все потускнело; паутины развелось еще больше. Не знаю отчего, когда я взглянул в окно, мне показалось, что дом, стоящий напротив, тоже одряхлел и потускнел в свою очередь, что штукатурка на колоннах облупилась и осыпалась, что карнизы почернели и растрескались и стены их темно-желтого цвета стали пегие.

Или луч солнца, внезапно выглянув из-за тучи, опять спрятался под дождевое облако, и все опять потускнело в глазах моих, или, может быть, передо мною мелькнула так неприветно и грустно вся перспектива моего будущего, и я увидел себя таким, какой я теперь, ровно через пятнадцать лет, постаревшим, в той же комнате, так же одиноким...?

========

После первого удара, на который я ответила камнем всей подставленной груди, смертным холодом сердца, бессмертным холодом лба - цезаревым (смеяться нечего!) - и ты, Брут? - в котором я слышу не укор, а - сожаление, а - снисхождение: точно Брут - лежит, а Цезарь над ним клонится...

Но сократим и скажем просто: я не поняла, но приняла - именно как принимают удар: потому что ты - тело, и это тело было по дороге.

До моего отъезда из России - в апреле 1922 года, то есть целых три года, я не сделала ни одной попытки разыскать Сонечку, три года сосуществования с нею в одной стране я думала о ней, как об умершей: минувшей. И это - с первой минуты вести, с последнего слога фразы: ?Была и уехала?.

?Но, чтобы я помнил обиду мою, Настенька??

Обиды не было.

Я знала, что ее неприход - видимость, отсутствие - мнимость, может ли не придти тот, кто тебе сопутствует, как кровь в жилах, отсутствовать - тот, кто не раньше увидит свет, чем твоя сердечная кровь?

И если я вначале как бы сердилась и негодовала, то только на поверхности - на поверхность поступка, надеясь этим своим негодованием обратить все в обычное: отвратить - роковое. (Если я на Сонечку рассержусь и обижусь - то значит она - есть.)

Но ни секунды я в глубине своей души не поверила, что она - почему-нибудь не пришла, так не пришла, не пришла.

И чем больше мне люди - сочувствовали: ?неблагодарность, легкомыслие, непостоянство? - тем одиноче и глубже я - знала.