Ходячие мертвецы: падение Губернатора - Роберт Киркман

— Я принесу тебе еще еды, сладкая, — тихо обращается он к крошечному трупу в другой комнате, его тело расслабляется, и он погружается в сон в своём кресле под успокаивающие звуки пузырьков, доносящихся из тени столовой. Мягкие шипящие звуки доносятся отовсюду, как белый шум, или статический треск от несуществующей телевизионной станции. — Но папочка так устал сегодня, ему нужно поспать... так что тебе придётся подождать, дорогая ... пока я не проснусь.

Он быстро засыпает под гул булькающих аквариумов, и понятия не имеет, как долго он спал, когда стук в дверь проникает в его сон, заставляя резко вскочить.

Сначала он думает, что это Пенни шумит в соседней комнате, но потом он слышит стук снова, на этот раз настойчивее. Звук доносится от задней двери.

— Лучше бы это были хорошие новости, — бормочет он и тащится по квартире к двери.

Он открывает заднюю дверь.

— Что?

— Я принёс то, о чём вы просили, — говорит Гейб, стоя у порога, держа в руках испачканный в крови металлический контейнер. Толстошеий человек поглядывает через плечо, он выглядит мрачным и обеспокоенным. Металлический ящик из-под боеприпасов, что он держит в руках, добытый на складе Национальной гвардии, служил им также импровизированным био-контейнером. Он смотрит на Губернатора. — Двое с вертолета. — он моргает. — О... и я положил ещё кое-что. — снова моргает. — Не знаю, нужно ли вам это. Можете просто выбросить, если захотите.

— Спасибо, — бормочет Губернатор, принимая контейнер. Металл оказывается тёплым и липким от крови. — Убедись, что я смогу немного поспать, ладно? Не давай никому ошиваться здесь.

— Окей, босс.

Гейб поворачивается и быстро спускается по лестнице, радуясь, что избавился от ящика.

Губернатор закрывает дверь и направляется обратно в столовую.

Когда он проходит мимо, Пенни бросается на него, натягивая цепь. Она принюхивается и протягивает свои маленькие тонкие мёртвые ручки к контейнеру. Она чувствует запах умерщвлённой плоти. Её глаза, похожие на большие серебряные монеты, сфокусированы на коробке.

— Нет! — кричит на неё Губернатор. — Это не для тебя, малышка.

Она рычит и шипит.

Он останавливается.

— Ну... ладно... потерпи. — Подумав, он открывает крышку контейнера и заглядывает внутрь. Влажные, мясистые куски заключены внутри большой коробки. Один из них — обрубок человеческой руки, свернутый подобно мясистому белому крабу, замороженному до смерти — вызывает ухмылку на лице Губернатора. — Думаю, ты можешь взять это. — он вытаскивает из контейнера руку, когда-то принадлежавшую незваному гостю по имени Рик, и бросает её девочке. — Это должно угомонить тебя хоть на чуть-чуть, и я смогу немного подремать.

Мёртвый ребёнок бросается к кровавому обрубку, громко причмокивая, разгрызая хрящи своими маленькими чёрными зубками с словно куриные косточки. Губернатор уходит с контейнером в столовую.

В тускло освещённом помещении Губернатор достаёт из ящика два других предмета.

— У вас, ребята, гости, — говорит он кому-то в тени, присаживаясь и вытягивая отрубленную женскую голову из контейнера. Истекающий кровью череп принадлежал женщине по имени Кристина. Выражение неподдельного ужаса застыло на её рыхлом, одутловатом, и мягком, как непропечённый хлеб, лице. — Новые соседи.

Он открывает крышку пустого аквариума, который установлен у дальней стены, и бросает отрубленную голову в воду.

— Можете составить друг другу компанию,— говорит он тихо, почти нежно, бросая второй череп, принадлежавший пилоту, в мутную воду соседнего аквариума. Он вздыхает. Где-то рядом, вне поля зрения, не замолкая ни на секунду, жужжит муха. — Теперь мне надо поспать.

Он возвращается к своему креслу и плюхается в него с усталым, довольным стоном.

Двадцать шесть аквариумов тихо журчат в унисон, каждый из них содержит, по крайней мере, две, а некоторые — три или четыре реанимированные человеческие головы. Аквариумные фильтры с бульканьем пропускают воздух, тусклое освещение на крышках тихонько гудит. Каждый аппарат подключен к удлинителю, его толстый шнур проходит через плинтус вверх по стене к генератору на крыше здания.

Помещённые в сосуды с зелёной мутной водой, ряды мертвенно-бледных, обесцвеченных лиц подёргиваются, будто марионетки, управляемые невидимыми нитями. Их тонкие веки испещрены прожилками, как старые сухие листья, и время от времени моргают, подернутые пленкой глазные яблоки наблюдают за проскальзывающими тенями и отражением воды в стекле. Их зияющие рты видны по всей длине стеклянных аквариумов, они то и дело открываются и закрываются. Губернатор собирал их в течение года с энтузиазмом музейного руководителя. Процесс отбора был инстинктивным и эффект от всех этих мёртвых лиц получился довольно загадочным.

Он откидывается на спинку кресла, пружины скрипят, подставка для ног поднимается. Он разваливается в кресле, тяжесть истощения обрушивается на него, когда он смотрит на множество аквариумных лиц. Он практически не замечает новое лицо — голову женщины, когда-то известной блестящей телеведущей — теперь задыхающуюся и извергающую пузыри из своего мёртвого рта. Губернатор видит только целое, совокупность всех голов — общее впечатление от всех этих беспорядочных жертв.

Крики той худощавой чернокожей девицы в подземелье до сих пор раздаются в глубине его души. Часть Блейка, которая отталкивает подобное поведение, ещё скулит и противится в дальних уголках его мозга. Как ты мог сотворить такое с другим человеком? Он смотрит на человеческие головы. Как вообще кто-то способен поступить так с другим человеком? Он усерднее всматривается в бледные, раздутые лица.

Тошнотворный ужас этих беспомощных лиц, жаждущих кормежки, которой никогда не будет — кажется таким мрачным, таким гнетущим, таким своевременным, что снова и снова, каким-то образом, проникает в мысли Филиппа Блейка и очищает его. Каким-то образом, он запечатывает его израненную душу клеймом горькой реальности. Оно уберегает его от сомнений, от колебаний, от милосердия, от сочувствия. В конечном итоге, все мы, возможно, закончим именно так — наши головы, плавающие в резервуарах целую вечность. Кто знает? Это логическое заключение, постоянное напоминание о том, что ждёт человека, прояви он слабость хоть на долю секунды. Головы в аквариуме олицетворяют старого Филиппа Блейка. Слабого, застенчивого человека... податливого нытика. Как ты мог сотворить столь ужасное? Как можно было так поступать? Он смотрит. Человеческие черепа наделяют его силой, расширяют его возможности, пробуждают в нём энергию.

Его голос понижается на октаву и становится едва различимым шёпотом, «Пятьдесят семь каналов и нечего смотреть».

Как?..

Ты?..

Мог?..

Он игнорирует внутренний голос и сонно всматривается в зияющие рты, пускающие пузыри, подёргивающиеся и издающие бесшумные крики. «Как?». Он проваливается в мрачную дремоту. Смотрит. Поглощая взглядом это зрелище. Ему снится сон, будто кошмар просачивается в реальный мир, и он бежит через тёмный лес. Он пытается кричать, но не может издать ни звука. Он открывает рот и издаёт бесшумный вопль. Вместо звука из его рта выходят только пузыри, исчезающие в темноте. Лес сгущается вокруг него. Он стоит на месте, сжимая кулаки, извергая яростные бесшумные крики. Сжечь всё. Сжечь все. Уничтожить. Уничтожить всё. Сейчас же. Сейчас же! СЕЙЧАС ЖЕ!

* * *

Чуть позже Губернатор резко просыпается. Сначала он не может определить, день сейчас или ночь. Его ноги затекли, а голова во сне была запрокинута под странным углом, и теперь у него болит шея.

Он встаёт, идёт в ванную и приводит себя в порядок. Стоя у зеркала, он слышит утробные стоны своей маленькой девочки, прикованной к стене в другой комнате. Заводной будильник на комоде даёт знать, что уже почти полдень.

Он чувствует себя отдохнувшим. Сильным. Его ждёт напряженный день. Пемзой он вычищает кровь чернокожей девушки из-под ногтей. Он моется, переодевается в чистую одежду и готовит быстрый завтрак — хлопья с порошковым молоком и растворимый кофе, подогретый на горелке — и бросает Пенни очередной кусок свежего мяса из стального контейнера.

— Папочке нужно идти на работу, — весело говорит он крошечному трупу, направляясь к двери. Он хватает пистолет и рацию, заряжающуюся у двери. — Я люблю тебя, дорогая. Береги себя, пока я не вернусь.

Выходя из дома, он сообщает Брюсу по рации:

— Встретимся на гоночном треке. У служебного входа. — Он выключает рацию, не дожидаясь ответа.

Десять минут спустя, Губернатор стоит у измазанной машинным маслом лестницы, которая ведет вниз в извилистый, тёмный подземный лабиринт. Небо над гоночным треком выглядит грозным, становится темно и ветрено.

— Эй, босс, — говорит лысый громила, появляясь из-за стоянки.