Опережая бурю - Дмитрий Самохин

Дарион не стал играть в молчанку, поднялся из-за стола, поклонился, как подобает в честной компании, и произнес:

– Пора мне уж. Василиса уже заждалась. Рад был повидать всех вас. Если кому что, то прошу пожаловать на Пушной рынок в Дарионовы ряды. Там завсегда знают, где меня найти.

– И ты к нам… не забывай… всего тебе по ветру… Василису за нас… – донеслось нестройно из-за стола.

– Дари, подожди. – Глава «золотых пряжек» тучно поднялся на ноги.

Приобняв Дариона за плечи, он отвел его в сторону.

– Наш уговор в силе остается?

– О чем тут говорить. Сказано, сделано.

– Не хочу парнишку в знакомые ему с детства ряды ставить. Так он ничему не научится. Пусть лучше у тебя уму разуму поучится. Да поживет. Как никак, ты ему крестный. А сие, сам понимаешь, не рыбья чешуя.

В мальчонке, сыне главы «золотых пряжек», горела магическая искра. Дарион почувствовал её ещё при рождении. Но ни отцу, ни матери ничего не сказал. Среди крещеных людей магия не очень-то в ходу была. Не поддерживали крещеные магов. Считали бесовским все это баловство. Что тут делать, если сын твой кровный с магической искрой рожден был. Так что Дарион присматривать за ним стал. А как увидел, что из мальчонки вылупляется, решил его взять в ученики, как время придет. И передать ему свои знания и титул. Правда, о наличии баронского титула и магических знаний никто в окружении Дариона не знал. Виданное ли дело – купец из благородных. Только не всегда Дарион купцом был. Его в купцы по высочайшему распоряжению князя Драгомысла произвели. Князь хотел иметь своего человека среди купцов, вот и поставил Дариона.

– Башковитый у меня малец, – продолжал глава гильдии. – В гимназии завсегда на первом месте. То тебе по атлетике с гимнастикой, то по физике, то по чистописанию да родной речи. Если и в делах торговых такую же сноровку проявит, я его дальше определю учиться. Саравелы ни в жисть университетов не кончали. Так, стало быть, ему первым и быть.

Чувствовалось, как батька сыном своим гордится. Станет ли так вот с придыханием говорить, когда узнает о том, что мага вырастил.

– По рукам, друг Микела.

– По рукам, Дарион.

На улице сыпал первый снег. Запахнувшись в кафтан, Дарион поправил соболью шапку, съехавшую на глаза и побрел по Разъезжей к Невскому проспекту. Можно было вызвать экипаж, но Дариону вздумалось прогуляться, проветрить окисшую от водки и теплых бесед голову.

Хмурое серое небо над головой, так что и не разобрать день сейчас или уже вечер. В Невской Александрии, северной столице Руссии, солнце было редким гостем. Все больше низкое однотонное небо сверху, да туман вокруг. И нередко в головах жителей рождалась мысль, что на земле лишь Александрия и осталась. А остальной мир не более чем иллюзия. Над жителями эксперимент ставят. Поместили в серый непрозрачный аквариум, да наблюдают, кто выдержит такую жизнь. Стоит лишь сесть на поезд и попробовать выбраться за пределы города, выяснится, что где-нибудь в районе Вырицы шпалы упираются в грязную сливочную стену, будто в стакан с молоком натрясли вековой пыли, да взболтали. Те же, кто ездили в столицу и в другие города Руссии, лица подставные. Их словам верить нельзя.

Дарион конечно понимал абсурдность этих измышлений. Но время от времени подобные мысли посещали его голову.

Дарион торопливо шагал вперед. В лицо, спрятанное в отвороте кафтана, задувал ветер и снежное крошево. Иногда дыхание перехватывало от горсти морозного воздуха, брошенного в лицо, и он поворачивался к ветру спиной, дабы отдышаться.

Дарион увидел вдалеке позади себя черную собаку ростом с теленка. Казалось, собака была соткана из грязного фабричного дыма. При этом ее тело клубилось, перемешивалось и падало клоками на серую мостовую. Глаза, налитые адским алым пламенем, горели в темноте. От псины за несколько километров несло потусторонней жутью. Такая тварь не могла оказаться на александрийской улице. Ей здесь не было места.

Дарион, не торопясь продолжил путь. Главное не показать псу свой страх, тогда глядишь, и все обойдется. Но псина тоже на месте не стояла. Разбрызгивая перхоть черного дыма во все стороны, она побежала наперерез Дариону.

На улице не души. Случись что, никто и не заметит и не расскажет потом. И откуда только эта собака взялась? Похоже, просто так его не оставят в покое. Пес настроен перегрызть ему горло, но в планы Дариона это не входило.

Он набросил на себя заклятье «морозное утро». Как не хотелось ему прибегать к магии ради пустяка, но с замутненным сознанием не много то навоюешь.

Заклятье подействовало тут же. Мысли прояснились. Разум очистился от усталости, словно Дарион только что проснулся и при этом отлично выспался. Но насладиться этим состоянием ему не дали. Пес бросился на него, оскалив пасть. Дарион встретил собаку «ледяной изгородью» и причесал ее по холке «стальным гребешком», но на собаку это не подействовало. Множество ледяных игл, выступивших из воздуха, разлетелись в брызги, соприкоснувшись с чадной шкурой собаки, а стальные шипы, упавшие на нее сверху, прошли насквозь и разбились о мостовую.

Пёс прыгнул. Дарион выбросил перед собой «волчий капкан» и переместился в сторону. Собака прошла сквозь капкан, не заметив его. Там, где сейчас должен был корчиться кусок живого кровоточащего мяса, лишь дрожал загустевший воздух. Избавиться от не сработавшего капкана Дарион не успевал. Так он и остался взведенным до первого несчастного.

Похоже, эту адскую собаку ничего не брало. И помешать ей расправиться с ним он не мог, но и допустить, чтобы какая-то, пускай и дьявольская шавка, порвала его в клочья, не собирался.

Дарион увернулся от собаки. Она пролетела мимо него, обдав жаром своего тела, мягко приземлилась на лапы, чуть проехала, тут же развернулась и прыгнула снова.

Дарион сотворил из воды, растворенной в воздухе, ледяные клинки, и рубанул на подлете собаку. И снова, и снова, и снова. Он крутился вокруг себя, перетекал с места на место и рубил клинками воздух. Пес словно был неуязвим. Вот он перед ним, выпад и его уже нет, а клинок рассёк воздух.

Да что же это за напасть такая, откуда она только взялась на его голову. Ничто ее не берет: ни заклятья, ни сталь, точно заговоренная.

Держа тварь при помощи клинков на расстоянии, Дарион подготовил и накинул на пса удавку развоплощения. Серая тонкая паутинка выскользнула из его руки и опала на косматую шею пса. Паутинка налилась багровым светом, распухла изнутри, будто пиявка, надежно присосавшаяся к жертве, и стала раздуваться. Пес страшно завыл и закрутился на месте, точно щенок, пытающийся укусить себя за хвост. Круговерть твари закончилась хлопком, в котором растворилось животное. Не осталось и следа, лишь только огромная, багровая, напоминающая кровяную колбасу веревка лежала на тротуаре. Через мгновение и она исчезла.

Дарион улыбнулся, довольно потер руки. Он подумал, что следует разобраться в природе этого явления. С каких это пор в Александрии завелись подобные твари.

А если она не одна, и где-то поблизости бродит еще, подумал Дарион. И в ту же секунду на его шее сомкнулись хищные клыки пса. Он ничего не успел сделать. Дернулся, пытаясь вырваться из объятий смерти, но пес сомкнул челюсти и перекусил его горло. Безжизненное тело Дариона упало в снег.

Глава 8. Неупокоенный

Он очнулся и прислушался к себе. Вокруг кромешная тьма. Но не понятно, тепло или холодно. Или теперь он не может ощущать тепло и холод. Для него тепло и холод стали одинаковыми бессмысленными словами. И ничего больше. Где он? Как здесь очутился? А главное, кто он? Вопросов много. Ответов не предвидится, но его это волновало меньше всего. Какая впрочем, разница, кто он и где? Кому какое дело? Ему все равно.

На лицо налип кусок материи. Какая-то тряпка, и она повсюду. Он закутан в здоровенный кусок холста, так что не пошевелить ни рукой ни ногой. Он пробовал много раз, но ничего не получилось. Ворочался, пытался приподняться, крутился из стороны в сторону. Но все безуспешно.

Он лежал, обмотанный куском холстины, на чем-то твердом. И сверху на него давило что-то твердое. Он находился внутри чего-то твердого. Заперт без права на помилование.

Главная неприятная новость заключалась в другом. Он не мог дышать. Но его почему-то это не встревожило. Другой бы на его месте забился в панике, пытаясь вырваться из пеленок, пробить себе дорогу к воздуху, а он лишь отметил про себя, что не может дышать, на этом и успокоился. Впрочем, вскоре он заметил, что в дыхании больше не нуждался. Но и эта новость его не взволновала.

Он почувствовал, что вокруг него кипела жизнь. Кто-то куда-то полз, кто-то добывал себе пищу, кто-то пытался построить для себя жилище. И эти кто-то были маленькими хрупкими существами. И повсюду их было великое множество. Он задумался над тем, кого успел почувствовать. Кто они, его неожиданные соседи. Догадался сразу. Насекомые. Но среди них, крошечных, юрких и чужих, он чувствовал и других существ намного массивнее. Они отличались от насекомых. Совершенно другие. Они копали туннели в разные стороны, искали путь к пропитанию. Кроты. Догадался он. Насекомые и кроты окружали его. Значит, он находился под землей. И, судя по всему, его похоронили заживо. Он вспомнил, что больше не нуждался в дыхании, и поправил себя. «Просто похоронили».