Память осени - Александр Григорьевич Звягинцев

44. Ресторан в пресс-кемпе

Коллеги празднуют успех Пегги. Поднимают за нее тосты. В ресторане шумно и весело. Андрей входит в зал ресторана, ищет в толпе Марию. Наконец видит ее, сидящую в отдалении у окна, с нетронутым бокалом шампанского. Андрей подходит к ней, но, не успев ничего сказать, сталкивается с Пегги, которая тащит за руку Крафта. Пегги бросается к Андрею на шею.

Пегги. А вот и мой герой! Алекс, вы знаете, что Андрей – мой герой? Почему вас так долго не было, скучный вы человек?

Вологдин (разводя руками). Простите, Пегги, работа задержала.

Пегги. Прощаю, прощаю! Разве могу я вам теперь чего-то не простить?

Крафт (смеется). Так-так! Ну-ка, признавайтесь, чем вы заслужили такую милость?

Пегги. Вот еще! Это наша с Андреем тайна, правда, Андрей?

Пегги игриво толкает бедром Андрея, тот только молча улыбается. Мария, встает со своего места и уходит из зала. Андрей озадаченно смотрит ей вслед, не обращая внимания на Пегги, которая тормошит его и о чем-то спрашивает. Андрей, машинально извинившись, спешит за Марией. Крафт, покачав головой, смотрит ему вслед.

45. Парк около пресс-кемпа

Пустынные аллеи. Таинственно колышутся и шумят под порывами ветра ветви старых деревьев. Свет луны, пробивающийся сквозь их крону, мерцая, отражается в лужах. Звуки в парке таинственны и полны каких-то предчувствий и тревоги…

Мария медленно идет по дорожке парка, обхватив себя руками за плечи. Андрей догоняет ее и накидывает ей на плечи пальто, обнимает сзади, прижимает к себе. Мария останавливается, замирает, прижимается к нему щекой.

Вологдин. Почему ты ушла?

Мария. Не знаю. Я восхищаюсь американцами, их умению радоваться жизни. Но сейчас мне это стало почему-то неприятно…

Мария разворачивается к Андрею, смотрит ему в глаза.

Мария. Почему у нас все не так? Почему, если счастье – то обязательно с болью и страданием?

Вологдин. Я не знаю…

Андрей обнимает ее, целует. Мария раскрывает ладонь, на ней лежит ключ.

Мария. Княгиня Трубецкая уехала в Париж и оставила мне ключ от своей комнаты…

46. Комната княгини Трубецкой

В комнате сиреневые утренние сумерки. Андрей открывает глаза и встречается взглядом с Марией, которая неотрывно смотрит на него. Сонно улыбнувшись, он притягивает ее к себе.

Вологдин. Почему ты не спишь?

Мария (с улыбкой). Я боялась…

Вологдин. Чего, глупенькая?

Мария. Потерять эти минуты. Я лежала и смотрела на тебя.

Вологдин (смеется). Не думаю, что это такое приятное зрелище.

Мария (улыбается). Очень даже приятное!.. (Помолчав, серьезно). Андрюша… Как же мы теперь будем?

Вологдин (тоже помолчав). Мы что-нибудь придумаем, милая. Все будет хорошо!

Мария целует его. Андрей крепко ее обнимает.

47. Нюрнберг. Коридоры Дворца юстиции

Андрей идет по бесконечному коридору, погруженный в свои мысли, и буквально натыкается на кого-то. Он поднимает глаза, перед ним барон Павел Розен, переводчик французской делегации. Розен старается выглядеть спокойным, но он явно взволнован.

Вологдин. Простите, я задумался.

Андрей делает шаг в сторону, пропуская его, но Розен преграждает ему путь.

Розен (высокопарно). Сударь, мне надо объясниться с вами.

Вологдин (в недоумении). Объясниться? А что, собственно, случилось?

Розен. Давайте отойдем в сторону. Наш разговор должен вестись без посторонних.

Вологдин (пожимая плечами). Ну что ж, извольте.

Они молча идут к окну в конце коридора. Останавливаются друг против друга. Андрей, уже поняв, о чем пойдет речь, в упор смотрит на Розена.

Вологдин (холод но). Я вас слушаю, господин барон.

Розен. Я намерен потребовать от вас прекратить ваше знакомство с Марией Юрьевной. Оставьте княжну в покое! Вы слышите? Оставьте Марию!

Вологдин. Простите, а она что – уполномочивала вас для такого разговора?

Розен. Разумеется, нет. И вы сами прекрасно это понимаете!

Вологдин. Тогда давайте закончим нашу беседу на этом. Все, что Мария Юрьевна сочтет нужным, она сообщит мне сама. У меня нет желания обсуждать с вами наши с ней отношения. Это касается только нас двоих. Позвольте пройти…

Розен. Нет, вы выслушаете меня!

Розен хватает Андрея за руку. Андрей смотрит на руку барона.

Вологдин. Уберите руку. Иначе это плохо кончится для вас…

Розен убирает руку. Андрей собирается уходить.

Розен (вслед ему). Ну что ж, я так и знал, что разговаривать с вами бесполезно! Где вам понять, в какой чудовищной ситуации оказалась Мария!..

Вологдин (остановившись). Что вы имеете в виду?

Розен. Мария увлеклась вами. Как же – представитель победоносной русской армии! У нас, в эмиграции, многие вдруг поверили, что речь идет именно о русской армии. Они верят, что теперь в России все изменится, что пришла пора забыть старое… Забыть все, что творилось во время революции и потом…

Вологдин. Вы, как я понимаю, к их числу не принадлежите…

Розен. Не принадлежу. Я не намерен забывать и прощать. Я не буду предавать память своих близких, которых стерли с лица земли сапогами пьяных пролетариев…

Вологдин. Хорошо, это я понял. Прошу только заметить, что я родился уже после революции, поэтому странно обвинять меня в том, что случилось тогда…

Розен. Все равно вы – из них. Вы их наследник. А Мария – она из нашего мира. Уже сейчас за ее спиной шепчутся, распространяют чудовищные слухи, что советская разведка ее завербовала. Вы не можете себе представить, что будет с Марией Алексеевной, когда до нее дойдет вся эта грязь!..

Вологдин (глухо). А кто такая Мария Алексеевна?

Розен. Это мать Марии, которая никогда не забудет, что сделали с ее мужем и сестрами революционная матросня! Вы не знаете ничего о том, как они близки с Марией… Вы не понимаете, что произойдет, если все раскроется… Мария не сможет пойти против воли матери, а если решится… Кто-нибудь из них непременно наложит на себя руки…

Вологдин (помолчав). Что вы от меня хотите?

Розен (истерично). Черт! Я знал, что делать этого не стоит! Что вам до наших слез!.. Во время революции для всяких там комиссаров особым шиком было попользоваться дворяночками… Все то же самое! Ненавижу!..

Розен быстро уходит, сложив руки за спиной. Андрей остается в одиночестве.

48. Хроника. Начало процесса…

Зал на третьем этаже Дворца юстиции выглядит даже не строго, а мрачно. В отделанном темно-зеленым мрамором помещении все окна плотно зашторены. Сюда не проникает дневной свет.

На возвышении стол для судей трибунала, над ними большие государственные флаги СССР, США, Великобритании, Франции. Советские судьи Никитченко и Волчков в военных мундирах.

Скамья подсудимых в два ряда слева от входа. На самом видном месте Геринг. За их спинами американские солдаты в белых касках, белых портупеях с дубинками в руках. Перед скамьей подсудимых на скамьях в три ряда адвокаты