Одна ночь в Санта-Монике (СИ) - Дарк Нико

— Ричард умер, — я всхлипываю, потому что не могу больше сдерживаться, — его убили, вас ранили. Еще двое специальных агентов погибли в той перестрелке. А если следующие они? Я больше никогда не увижу их. Мы не знаем сколько нам отмерено, но каждую минуту я хочу провести с ними. Вы-то должны меня понять, перед лицом смерти, важны лишь те, кого мы любим.

Любим…

Поразительно, как одно слово выразило все то, что я чувствую. Любовь. Это действительно она?

Рихтман долго испытывающе смотрит на меня, прикидывает варианты, потом будто психует, говорит, что у него и так мало времени и много проблем. Он что-то пишет на бумажке и отдает мне.

— Грег узнает, убьет сначала меня, потом тебя, потом их. Или наоборот.

— Я не скажу.

Он недовольно хмыкнув, возвращается к работе.

Сжимаю бумажку, на которой карандашом написан адрес. Я боюсь, что ветер выхватит листок у меня прямо из рук, боюсь, что пойдет дождь и смоет цифры. Ловлю такси, водитель забивает адрес в навигатор. Я несколько раз читаю адрес и почти запомнила верный порядок четырех цифр, но память подводит в такие моменты. Пишу Веронике, что останусьу брата, сама я твердо решаю, что буду ночевать под их дверью, если придется, но заставлю поговорить со мной.

Машина петляет по окраине, здесь не самый благополучный, район, многоквартирные дома и никаких особняков с бассейнами и газонами. Еще раз гляжу на бумажку, и как я сразу не заметила, что на последней строчке номер квартиры. Таксист высаживает меня у крыльца нужного мне дома, расплачиваюсь и спешу внутрь. Старая дверь сломана, когда-то домофон работал и напротив каждой квартиры написаны имена жильцов, но теперь многих кнопок уже нет, а некоторые имена выжжены. Распахиваю дверь и спешу внутрь, судя по первой двойке в номере квартиры, они на втором этаже.

— 208, — шепчу я. — 208.

Бегу направо, потом разворачиваюсь и бегу налево. Нужная мне дверь в самом конце коридора. Нолик в ряду цифр покосился. Стучусь и прикрываю дверной глазок рукой, если увидят, что это я, могут не открыть. Спонтанное и неверное решение, но я об этом не думаю. Прикладываю ухо к двери, слышу шорох, или мне это кажется, или в ушах шумит кровь.

Снова стук. В ответ тишина.

Еще одна попытка, и на этот раз знакомый голос спрашивает:

— Кто там?

У меня немеют руки и подгибаются колени, в горле слова встают комом. Я лишь всхлипываю в ответ. Дверь распахивается внезапно, когда я этого не ожидаю. Мне в лицо смотрит дуло пистолета…

12

Аарон держит оружие двумя руками. Как только он видит меня, то опускает пистолет, хватает за руку и втягивает внутрь. Дверь с грохотом закрывается. Свободной рукой он прижимает меня к себе за плечи. Я обвиваю руки вокруг его тела. Он в одних джинсах, я вдыхаю аромат горячей кожи, пахнет одеколоном. Я стою, зажмурившись, уткнувшись лицом в грудь. Крепко сцепляю руки, пусть только попробует меня оттолкнуть, я буду держаться мертвой хваткой, пусть гонит прочь, пусть кричит, ругается, пусть… Я не отпущу. Вместо этого он подталкивает меня назад, заставляет отступить, будто хочет прижать к стене. Я поддаюсь его воле, делаю два крошечных шага назад, пока я не упираюсь в кого-то… Руки оплетаю меня, я знаю, что это Оуэн. Слышу, как обреченно он вздыхает и зарывается лицом в волосы, я чувствую его горячее дыхание. Поднимаю глаза на Аарона:

— Я люблю тебя.

Оуэн позади на несколько секунд перестает дышать, его грудь не вздымается, а моих волос больше не касается его дыхание. Я буквально чувствую его боль. Пускай, это маленькая месть.

Аарон смотрит на меня с болью, будто я не в любви призналась, а выстрелила ему в самое сердце. Аарон проводит подушечкой большого пальца по губам и осторожно целует. Он все еще сжимает ствол пистолета, скорее всего он снял его с предохранителя, поэтому двигается плавно. Он отстраняется на секунду, чтобы убрать оружие в верхний ящик комода, в этот момент я оборачиваюсь к Оуэну:

— А ты козел, — говорю это и вижу, как эти слова пронзают сердце насквозь, оставляя кровоточащие раны. Потом обхватываю его лицо руками. — Но я все равно люблю тебя, слышишь? Люблю!

Целую Оуэна, его руки так и не сместились с моей талии, будто он еще не до конца верит, что это все происходит взаправду. Не отрываясь от его губ, скидываю сумочку с плеча, запускаю руки под футболку, провожу пальцами по кубикам пресса и груди. Задираю ткань вверх, заставляя его раздеться. Он отстраняется буквально на секунду, чтобы скинуть одежду и посмотреть мне в глаза.

Они не говорят мне ничего в ответ, не спрашивают, как я их нашла. Не ругают и не обвиняют. Я бы сама не стала отвечать ни на один из их вопросов, я слишком сильно истосковалась по ним.

— Старик, у нас нет защиты, — говорит Аарон, мы будто не слышим его, смотрим друг на друга.

— Плевать, — говорю я, и Оуэн подхватывает меня на руки, обвиваю его ногами, он несет меня в сторону спальни.

— Старик, не ты ли говорил, что в этом вопросе нельзя полагаться на честное слово?! — кричит из другой комнаты Аарон, потом идет за нами.

Оуэн бросает меня на кровать и стягивает штаны. Я опираюсь на локти, приподняв голову, смотрю на них по очереди:

— У меня никого не было за это время.

— У нас тоже, — Оуэн тянется за моими трусикам под полы платья, медленно стягивает и откидывает в сторону. Он оставляет дорожку поцелуев и быстро устремляется к моей киске. Одно касание, и я падаю навзничь. Но он не задерживается там, как мне бы хотелось, поднимается выше, целует низ живота. Мое тело трепещет. Он тянет меня за руки, чтобы я опять вернулась в сидячее положение, заводит руки за спину, чтобы расстегнуть молнию, но скрытый замок не поддается. К нам подходит Аарон, который все это время наблюдал за нами, кровать прогибается под его весом:

— Давай я, — он занимает место позади и быстро расправляется с платьем и нижним бельем, бросает вещи на пол. Аарон расставляет ноги шире, чтобы разместить меня поудобнее, роняет к себе на грудь.

— Ты похудела, — говорит Оуэн и проводит указательным пальцем от груди вниз по плоскому животу, обводит пупок и спускается еще ниже, из меня вырывается стон. Руки Аарона блуждают по телу, потом он нежно тянет за соски — его любимая пытка. Я выгибаюсь, потому что одновременно с этим Оуэн ласкает меня там внизу. К этому невозможно привыкнуть, когда тебя ласкают двое, невозможно не наслаждаться и невозможно не тосковать. И это не просто страсть по тройничку, мне хорошо именно с ним, и мы двигаемся словно единый организм. Они понимаю друг друга без слова, как одна команда, и я определенно хочу быть ее частью.

Я готова кончить прямо сейчас, только кто мне позволит. До того, как я достигаю пика Оуэн переворачивает меня на живот. Я поднимаюсь на четвереньки, потому что знаю, что они оба хотят получать удовольствие одновременно. Аарон стягивает боксеры, откидывается на подушки, я тут же беру его затвердевший член в рот. Оуэн входит в меня и замирает на долю секунды, чтобы прочувствовать — он во мне без презерватива. В следующую секунду он начинает двигаться жестко, толкаясь в меня до самого упора, я раскачиваюсь и заглатываю член Аарона глубже. Я чувствую единение и блаженство.

Внезапно Оуэн останавливается. Хочет изменить позу?

— Садись на него, — командует он, я подчиняюсь и сажусь в позу наездницы верхом на Арона, тот издает томный стон.

— Она такая мокрая! — он в восторге.

— Ага, — подтверждает Оуэн.

— Горячая и мягкая.

— Ага.

— Эй, я все еще здесь! — возмущаюсь я.

Аарон целует меня в губы и шепчет: «Спасибо». Его руки сжимают меня за талию и помогают двигаться. Рядом со мной вырастает фигура Оуэна, без лишних слов я облизываю ствол его члена, на котором еще осталась моя смазка, и начинаю сосать.

Я кончаю дважды в разных позах, срываю голос, пока кричу их имена в экстазе. Кажется соседи в молотили в стенку и просили меня заткнуться, но нам было плевать. У нас троих нет сил, мы тяжело дышим. Аарон обнимает меня сзади, Оуэн лежит на боку и наматывает на палец локон волос. Мы лежим так долго, слушая дыхания друг друга, я вижу по глазам, что сейчас начнется допрос. Они переглядываются, снова посылая друг другу тайные сообщения, у них уже есть дальнейший план, а я только надеюсь, что он не включает в себя ту часть, где меня опять выставляют прочь. Я не хочу говорить, не хочу разрушать момент, но Оуэн делает это решительно и хочет знать, кто их выдал.