Варварская любовь - Дэни Бехард

Она завела машину и включила обогрев стекол. Сидя на холоде, она чувствовала глубоко в себе биение пульса. Снег занес колеса, но после нескольких попыток она смогла дать задний ход.

Дом находился недалеко. Она нажала кнопку звонка и стояла, оправляя куртку. Она побоялась предварительно позвонить по телефону, чтобы не потерять подтолкнувший ее импульс. Дверь открыл приземистый мужчина с усами.

Да, сказал он.

Здравствуйте. Я ищу Эвелин Белью.

Ну да. Она здесь.

Кто это? – спросил женский голос.

Она появилась на верхней ступеньке внутренней лестницы. На щеках ее были пятна такого же металлического цвета, что и ее волосы. Она сняла очки и держала их перед глазами.

Чем я могу вам помочь? Иза коснулась куртки там, где оттопыривался живот. Ее волновало, как она выглядит. Извините, что так поздно. Я жена вашего внука.

Которого?

Барта, сказала она.

Эвелин четко выговорила имя.

Барт? – повторила она. Он где-то здесь?

Он живет неподалеку.

Заходите. Заходите, раз пришли. Я не знала, что мы заставили вас ждать на холоде.

Эвелин поставила воду для чая в микроволновку и села. Иза рассказала, где работает Барт, что они жили в Виргинии и переехали ближе к семье.

Эвелин слегка нахмурила брови.

Я давно потеряла его след.

Я знаю. Но теперь мы здесь. Иза попробовала улыбнуться.

А, ну да. Что ж, ему трудно пришлось в детстве. Он не из счастливчиков.

Он справится.

Да, согласилась Эвелин.

Они сели. Вязаные куклы лежали на кофейном столике и на полке под телефоном. Фотографии в рамках являли невест и женихов в смокингах, сидящих бок о бок и улыбающихся в камеру. Мужчина не проронил ни слова. Он поерзал на стуле и поджал губы.

Я надеялась узнать побольше о семье, сообщила Иза.

Хорошо, ответила Эвелин, некоторые члены семьи как раз сегодня встречались. Мы только что вернулись. Это Майк. Он возил меня. Он с Бартом – кузены, я полагаю. Она подняла руки, будто удивляясь, и положила их опять на ручки кресла. Эта семья никогда не была слишком сплоченной. Дети, которые остались тут, сами уже родители, а некоторые уже и дедушки и бабушки, им и самим хватает забот с потомством. Но мать Барта никогда не была нам близка. Я сама его видела, кажется, два или три раза.

Иза посмотрела на фотографии. Она попыталась связать юношей с мужчинами, девушек с матерями.

А фотография Барта у вас есть?

Эвелин заколебалась. Нет, сказала она. Нет, не думаю. Не было причин хранить. Иза попыталась вздохнуть. Ей казалось, что ее пристально рассматривают.

Я беременна, сказала она.

Эвелин взметнула брови, как крылья. Я вижу. Это будет мальчик или девочка?

Я не знаю, ответила Иза. Она и сама не понимала, зачем пришла. Каким-то образом она хотела, чтобы Барт и она сама были здесь уместны. Не хочу вас задерживать, сказала она им. Микроволновка в кухне громко задребезжала. Иза старалась дышать ровно. Мне пора идти.

Хорошо, ответила Эвелин. Приятно было познакомиться. Если бы я знала, что вы в городе, а бы вас пригласила… Спасибо. Эвелин встала и села снова.

Я счищу снег с машины, предложил Майк. Иза пошла за ним на неряшливую пригородную улицу. Дул сильный ветер, льдинки били по ветровому стеклу.

Вы простите нас, сказал он. Некоторые знали, что Барт в городе, но у нас не было даже мысли… Он поднял подбородок… О вас. Но все в порядке. В молодости мы как бы привыкли, что Барт приходит и уходит. Он просто не может оставаться в покое. Но он хороший парень. Ко мне, по крайней мере, хорошо относится.

Он любит путешествовать.

Да, сказал он. Он немного очистил ветровое стекло. Снега было слишком мало, чтобы оправдать помощь Майка. Он смотрел чуть в сторону.

Послушайте, сказал он, я полагаю, что не все в порядке, раз вы здесь, одна. Я… несколько раз слышал, чем занимается Барт, но никто не упоминал вас. Если вам нужна помощь, то я и моя жена… у нас есть свободная комната. И мы сделаем все что можно. Тут еще есть родственники. Мы не очень близки, но помогут все.

Она хотела спросить о прошлом Барта, но ей показалось, что это было бы нечестно. Кроме того, может, ничего и не было. Алкоголизм – обычное дело. Она могла вообразить чего и похуже, основываясь на россказнях Барта или судя по колебаниям и удивлению Эвелин.

Спасибо вам, сказала она.

Не за что. Мы будем видеться, правда?

Хорошо.

Спокойной ночи.

Сидя в машине, она думала: вот я – огромная женщина, беременная, возможно, жалкая в их глазах.

Она миновала магазин с телевизорами на витринах, на огромных экранах она немедленно узнала улицы Нью-Йорка, украшенные к Рождеству. Она чувствовала, что мир на экранах никак не может принадлежать ей. Когда она вернулась, грузовик Барта стоял у дома. Войдя в дом, она унюхала и Барта. В спальне скрипели полы. Он подошел к двери, став так, что свет из кухни осветил щетину на челюсти. Она замерла, на секунду растерявшись, – запах перегара изо рта, знакомое привидение. Он придвинулся ближе.

Где ты была?

Она включила свет. Она заставила себя успокоиться и взглянуть на него. Кровавые прожилки опоясывали его зрачки.

Ты убил Ливона? – спросила она. Он чуть качнулся и отвернулся.

Это был несчастный случай, сказал он. Он прижал лоб к стене. Он был неуклюжим, большим и небритым и прижимал лицо к стене, как наказанный ребенок.

Я ходила повидать твою бабушку, призналась она, желая, чтобы это было правдой, и жалея, что спросила о Ливоне.

Он медленно распрямился. Дух перегара стал непереносимым, и она заметила, что Барт держит бутылку. Она не могла прочитать надпись на наклейке, но если бы не пыталась разглядеть, то не заметила бы, что он собирается швырнуть в нее бутылку. Она закричала, не сдержавшись.

Ты не можешь сделать это. Не можешь!

По тому, как он сделал шаг вперед и потом отступил, она поняла, что он пытается сдержать себя и не подойти. Она отступила к двери. Он размахнулся стулом и легко разбил его об стену. Она силилась отыскать слова, которые имели бы силу или смысл. Но, видя, как легко все рушится, она поняла, что попытки бесполезны, и ушла.

Под Новый год она уже была в гостинице в Квебеке. Она меняла одну гостиницу за другой, охота к перемене мест отзывалась в ней даже во сне. Северное небо казалось просторнее. Закат наступал слишком рано – иногда желтеющими бесконечными вечерами, иногда в чахлой красной дымке. Иногда она забывала, принимала ли она душ, ела ли. Дороги были испещрены грязью и солью, и она следовала по ним.

Ее удивляло, что она никогда не была в этих местах. Она прочла так много старинных книг, собрала так много подробных исследований по истории региона, тихих земель, где она искала ответы на свои вопросы. Она сравнивала рассказы Джуда с пейзажами, но в их аннотациях и молчании не находила ничего из ожившего прошлого. Она не принадлежала понятным потокам истории, в которых семья Барта чувствовала себя как рыба в воде, даже если Барт лгал о том, что потом выбросило на берег. Джуд пришел слишком поздно. Его смерть лишила ее единственного ключа.

Было ли это желание вернуться к истокам, как у рыбы, идущей на нерест? Сколько времени понадобится, чтобы вопросы потеряли смысл? Она хотела понять, что искал Джуд. Не странно ли, что мир, которого она никогда не знала, сейчас живет внутри нее?

Она останавливалась у маяков и соборов. То и дело ее принимали за une parisienne[29] из-за акцента, который она ностальгически поставила себе в колледже. Она была для них иностранкой. Как и все, она парковалась на обочинах и шла на смотровые площадки, туда, где знаки предлагали, что могли: пейзаж с сувенирными лавками или вечернее море, будто сошедшее с открытки.

Две недели она прожила на побережье в Гаспези. Она почти не ела. Она рано просыпалась и довольствовалась легким завтраком. Она вспоминала о Виргинии, о том, что дом давал ей возможность мечтать и обновляться.

В ближайшем городе она купила себе сапоги. Безлистные горы обнажали глубокие следы своего сотворения. Гуляя по замершим дорогам, она выходила к вырубкам, где деревья были уже повалены и распилены, но острый запах древесины еще висел в воздухе. Однажды Джуд сидел на чердаке амбара, придерживая складчатую руку; он думал, что никто его не видит. Она, спрятавшись, копировала его неподвижность до самой ночи, успокаивая дышавшую в ней любовь.

Тело болело. Живот сводили судороги. Ноги отекли, и на них вздулись вены. Хотя холод заставил ее вернуться в гостиницу, она думала, что если идти, не останавливаясь, то мир простит ее.

В середине января надвинулся неожиданный теплый воздушный фронт, как объявили по радио. Казалось, расцвели небеса, голубое на синем. Солнечные лучи падали на все и вызывали зуд в носовых пазухах. Люди выходили на улицы, и их куртки развевались на ветру, прилетевшем с залива. Даже в Виргинии такая погода была необычной для января: полдня града, теплый ветер, снег, тающий на серых пластах обнажившейся породы. Залив забился льдинами. Что сейчас чувствует Барт? Казалось, жизнь тому назад они лежали рядом и разговаривали о своих матерях. Что случилось с этой частью жизни?