Время московское - Алексей Фомин

Распорядителем выступал Некомат. Спросив у великого князя разрешения начинать, он поднялся и взмахнул платочком, давая знак трубачам. Трубачи тут же вздели к небу длиннющие рога и затрубили, извлекая из своих инструментов жуткий рев, подобный зову матерого изюбря во время гона.

Из шатров появились гладиаторы, закованные в броню. Взобравшись на своих коней, они выстроились друг за другом, составив целую процессию. Перед каждым гладиатором шел оруженосец со штандартом, на котором был изображен родовой герб этого гладиатора. Оруженосцы были наряжены в разноцветные одежды, соответствующие цветам их господ. Процессия, приветствуемая зрителями, обошла кругом все ристалище, после чего гладиаторы спешились и разошлись по своим шатрам. Трубачи протрубили вновь, Некомат объявил первую пару сражающихся, глашатаи, равномерно расставленные вдоль всего ограждения, криками, один за другим, известили о том всех зрителей.

Простонародью забава понравилась, трибуны возбужденно гудели. Гладиаторы сражались один на один, пара на пару и даже пяток на пяток. Сражались и конными, и пешими. Ревели трубы, звенели мечи и боевые топоры, трещали разбиваемые щиты и сломанные копья. Бились не до смерти, а до первой крови или до тех пор, пока один из бойцов не попросит пощады. У публики уже появились любимцы, и их повторное появление на ристалище она встречала громовым ревом.

Великий князь, глядя на происходящее, думал о том, что Некомат вновь (уже в который раз!) оказался прав. Народу забава понравилась, хотя с воинской точки зрения в ней не было никакой пользы, скорее даже — вред, ибо боец, думающий о красоте своих действий — плохой боец. В настоящем бою, на настоящей войне он не жилец. Всего Некомат привез сорок гладиаторов, не считая оруженосцев, в основном из Англии, но были среди них и немцы, и франки, и брабантцы, и даже один венгр. «Хлеба и зрелищ, — не уставая, твердил великому князю Некомат. — Если ваш народ будет регулярно иметь бесплатные развлечения, благодаря попечительству вашего величества (а что может быть лучше гладиаторских боев?), и раза три-четыре в год бесплатное угощение, то он будет вас так обожать, что вам никакая Орда не страшна. По первому же зову под ваши знамена встанет двести, триста, нет, пятьсот тысяч человек. Вам только придется обеспечить их хоть каким-нибудь элементарным оружием и командирами. А с командирами как раз беда. Большинство ваших бояр и дворян либо выходцы из Орды, либо связаны с ней кровными узами. А вам нужны люди верные, как псы. Люди, которые будут обязаны вам всем, что они имеют».

Вот эту-то задачу и призваны решить привезенные Некоматом гладиаторы. Каждый из них получит поместье на личных землях великого князя, становясь таким образом его прямым холопом. А года через два-три, буде все пойдет нормально, можно и оруженосцам поместьица выделить. Это еще с полсотни верных людей. Каждый из них должен будет навербовать, вооружить, обучить и содержать не менее двадцати бойцов. А смогут более — пожалуйста. Хоть триста, хоть пятьсот. Вот вам и готовые командиры, да еще с собственными дружинами, которые станут ядром вновь формируемых подразделений. А строптивых, заносчивых бояр… Куда — в ссылку, на плаху? — там будет видно. «Да, Некомат — голова, — подумал великий князь. — Это ж надо такое придумать… И войско огромное не надо содержать, и в то же время щелкнул пальцами — и у тебя под окном уже стоит войско в несколько сот тысяч человек. И главное, что это войско будет послушно лишь одному человеку. Мне. Всех удельных князей — к ногтю, всех бояр — к ногтю. Никто мне не нужен. Буду единственный господин всея Руси, а следовательно, и всего мира. — Великий князь мечтательно улыбнулся. — Лучше Некомата никто цены деньгам не знает. Как сэкономить рубль да как из него два сделать, он умеет лучше всех. Именно деньги правят миром, а не грубая сила. Наверное, сам Бог послал мне такого советчика».

Турнир продолжался уже несколько часов. Великий князь слегка замерз, проголодался, да и от доброй чарки не отказался бы. Возня, происходящая на ристалище, несколько утомила его. Он чуть склонился в сторону Некомата:

— Долго еще?

— Последний бой, ваше величество, — с почтением ответил Некомат. — Обратите ваше внимание на рыцаря с розовым плюмажем на шлеме. Он будет победителем. Барон Монморанси. Весьма доблестный воин. Отличный воевода из него получится.

— Монмо… Кто?

— Монморанси.

В этот момент бойцы вновь скрестили мечи в могучем ударе, от чего клинки разлетелись и у того, и у другого. Гладиаторы схватились за боевые топоры. «Оружие у них дрянь, надо будет их нашим вооружить, — подумал великий князь. — И тут же из какого-то темного уголка сознания выскользнула мерзкая мыслишка: ведь сегодня какая-нибудь сволочь обязательно донесет Сергию». Настроение у великого князя мгновенно испортилось.

Боец с розовым плюмажем наседал. Он уже выбил щит из рук противника. Тот, беспорядочно и неловко отражая удары, отступал. Наконец, сделав неверный шаг, упал на спину. Противник занес топор для решающего удара. Публика в восторге заревела: «Бей!» Поверженный заколотил рукой по земле, подавая знак: «Сдаюсь».

Некомат встал и, подняв обе руки, призвал публику к тишине.

— Победил барон Монморанси! — объявил он, дождавшись относительной тишины. — Но прежде чем на голову победителя будет возложен лавровый венок, в согласии с древней традицией турниров великий князь повелел мне спросить вас: нет ли желающего сразиться с победителем?

Глашатаи, повторяя, понесли эту весть дальше, по всем трибунам.

— Некомат, ты же сказал: последний бой, — дернул советника за одежду великий князь. — Хватит, надоело…

— Так положено, ваше величество, это традиция, — слегка понизив голос, ответил Некомат. — Да увидите, не будет желающих. Сейчас пригласим сюда Монморанси, боярыня Тютчева наденет ему на голову венок, а вы вручите кошель с наградой. И все. Можно будет ехать отсюда.

Некомат был прав, как всегда. Желающих не находилось. Глашатаи уже заканчивали выкликать победителя, практически замкнув круг, и великий князь поднялся, уже готовый сделать приглашающий жест Монморанси, когда на дальнем конце ристалища из-за ворот раздался требовательный зов боевого рожка. Служки открыли ворота, и на ристалище въехали два всадника.

Один из них, в полном боевом облачении, послал коня легким аллюром к великокняжеской ложе. Второй же, в простой одежде, остался ждать у ворот.

— Рыцарь, ты принимаешь вызов барона Монморанси? — спросил Некомат у подъехавшего к ложе всадника.

— Не я. Мой господин.

— Как его имя?

— Зачем тебе сейчас его имя? Если он проиграет, его имя никому будет не интересно. Если же выиграет, то он назовет свое имя великому князю.

— Но достаточно ли он знатен, чтобы сражаться с бароном Монморанси? — засомневался Некомат.

— Достаточно.

— Кто за это может поручиться?

— Я. Слово ордынского мурзы.[9]

При этих словах незнакомца великий князь, ткнув Некомата кулаком в бок, даже зубами заскрипел. «Занесла сюда нелегкая ордынскую сволочь». Растерянность Некомата длилась не более секунды:

— Вам отведут шатер. Готовьтесь к бою.

Подняв коня на дыбы и заставив его сделать прыжок, сотник Адаш, ибо это был конечно же он, галопом направился к ожидавшему его Сашке.

Сидя в отведенном им шатре, Адаш и Сашка ожидали посредника для согласования условий поединка и вяло препирались:

— А если он не согласится на смертный бой? — сомневался Сашка.

— Согласится, государь, не сомневайся. Еще сам предложит. Я ему сейчас такое послание передам… Я ведь первейший мастер по матерной ругани. В их варварском языке и слов-то таких нету, чтобы описать все, что я думаю про его родню. Бывало, ваш батюшка меня всегда вперед посылал, за боевые порядки, когда надо было специально раздразнить врага…

Тут в шатре появился посредник и, не теряя времени, деловито принялся излагать условия:

— Барон Монморанси предлагает биться на конях копьями без боевых наконечников. Съезжаться до тех пор, пока один из соперников не будет выбит из седла. Победителем считается тот, кто останется на коне.

— Да кто он, вообще, такой, этот твой барон Мон… — грозно начал Адаш, вращая, как бы для забавы, обнаженный меч. — Это надо еще проверить, что он за барон. Эдак любой может приехать черт знает откуда и назваться бароном. А самого голодранца, который небось и не ел никогда досыта, пьяная подзаборная потаскуха-мать родила в сточной канаве…

— Простите, господин, — засуетился посредник, — может быть, вы сами согласуете условия поединка? А я помогу вам перевести.

— Что ж, давай, — охотно согласился Адаш и, вложив меч в ножны, вышел из шатра. Посредник поспешил за ним следом.

Адаш отсутствовал недолго, минут пять, по крайней мере так показалось Сашке. Вернувшись, он с удовлетворением объявил: