Адептус Астартес: Омнибус. Том I (ЛП) - авторов Коллектив

— За Калибан! — выкрикнул он и бросился на Безупречного Клинка и его охрану.

Корсвейн был там в одно мгновение. Его меч взметнулся вверх и встретился с опускающимися клинками Гадрия. Звон от их столкновения эхом долетел до нас, и мы поняли, что Гадрий нанес свой последний удар.

Он закричал от боли.

Корсвейн сместился так быстро, я никогда не видел более стремительного воина. Даже обремененный своей броней, он мгновенно увернулся от Гадрия. Его меч одним ударом рассек нашего товарища от живота до затылка. Это всегда было частью плана — покинуть станцию. Но я свободно признаю, что мы предпочли бежать, увидев Корсвейна, смотрящего на нас в тот момент, так как остаться там значило умереть.

Снова тишина, нарушаемая лишь капанием воды.

+Твоя трусость не нуждается в подтверждении. У нас есть список тех, кто остался преданным, и тех, кто пал. Твое предательство — всё, что требуется нам для доказательства твоей низкой духовной отваги.+

Слышалось щебетание птиц и тяжелое дыхание некоего зверя.

Он обнаружил себя в тех самых темных лесах Калибана, что называл своим домом. Они были даже темнее, чем он их помнил. Деревья близко прижимались друг к другу, не оставляя ничего, кроме косых теней в лунном свете. Горячее дыхание испускало пар в тишине. Глаза из золотого огня сверкали в ночи.

Он бросился бежать. Пыхтение становилось всё громче, его сердца усиленно застучали. Он чувствовал горячее дыхание на своей спине. Он выпалил признание в надежде, что оно успокоит гонящегося за ним зверя.

— Было позорно уничтожать станцию. ”Выжженная земля”, таков был приказ. Не оставлять за собой погони. Реактор настроили на перегрузку с момента начала боя. Это не был честный удар, но мы были в отчаянии.

Волчье рычание было так близко, прямо позади него. Он совершил ошибку, оглянувшись назад. Призрак, уже не бывший волком, полностью стал чудовищем. Его плоть покрылась чешуей, тело стало волнистым, а когти и клыки горели золотым пламенем. Это был зверь погибшего Калибана, такой же, на каких он привык охотится, будучи рыцарем Ордена.

Рев чудовища гремел у него в голове, причиняя боль, которая угрожала расколоть его череп на части.

+Ложь! Ты будешь проклят, если не исповедуешься во всем! Ты не жертва, храбрый защитник. Убийца, хладнокровный убийца братьев. Признай свои грехи и освободись.+

Зверь заревел, заставив Падшего стонать.

Чудовище вонзило в него свои когти, и боль высвободила воспоминание, вырвав его из глубин его сознания.

+Звездное пламя.+

+Эта фраза повторяется в твоих мыслях. Ты надеялся, что никогда не услышишь её. Единственная фраза пропитана таким смыслом. Но при всех своих сожалениях ты не колеблешься. Эта единственная фраза определяет твои действия.+

+Ударный крейсер приближается к станции, привлеченный твоими лживыми заявлениями о капитуляции. Остальные смотрят на тебя — своего лидера. Даже сейчас, когда столько поставлено на карту, у тебя есть шанс. Подчиниться приказу или уступить. Они доверяют тебе.+

+Звездное пламя.+

+Ты предпочел прислушаться к лжи своего господина, а не к обету, что ты дал Льву.+

+Открыть огонь, сказал им ты. Полный залп. Пусть эти отринувшие обеты знают, что Калибан умрет свободным.+

Послышались отголоски лазерных лучей.

+И орудия открыли огонь, щиты ударного крейсера взорвались красными цветами. Взрывы от других платформ перегрузили генераторы щитов и цель начала уклоняться. Но ты не удовлетворился их отступлением. Никакой пощады. Обстрел продолжился. Ударный крейсер раскололся, его броня пробита. Шквал лазерного огня и снарядов обрушился на него. Слишком мощный, чтобы его вынести.+

+Не уступать! прокричал ты. Это граничило с великим девизом нашего генетического отца! Не уступать.+

+И твои братья погибли сотнями от твоей предательской руки.+

Падший Ангел закричал.

Боль была всепоглощающей. Он был охвачен ею. Больше он не мог это терпеть, и понял, что скрежет раскалывающегося корабля был криком, вырывавшимся из его уст.

Закутанная в мантию фигура наблюдала за ним, один из её глаз сверкал золотом, другой — биомеханической заменой. Это было последнее, что он увидел перед тем, как здравомыслие покинуло его и вошли череполикие бронированные гиганты, чтобы унести его стонущее тело.

Гэв Торп

Всему придёт конец

Они хорошо скрывали свои страхи. Они были космодесантниками, обученными и генетически спроектированными ничего не бояться, однако Харахил чувствовал беспокойство своих товарищей. Психические силы, сущности варпа — от астропатов и навигаторов до Имперского Таро — были для них силами, находящимися за пределами понимания, и никакая ортодоксальность Ордена или ментальная обработка не могли полностью искоренить этот ужас перед неизвестным и неестественным.

Их страхи были как на ладони благодаря его сверхчувству, столь же очевидные для библиария Темных Ангелов, как и их физические особенности. Для его психического осознания все было видимым, наполненным нематериальной энергией варпа. В древности некоторые ученые верили, что варп был особым царством, существующим бок о бок с материальной вселенной, но отделеным от неё. Они не были псайкерами. Они не видели силы варпа — эмпиреев грёз и эмоций — просачивающейся обратно в реальность даже через самый недалекий разум. Она была немногим больше, чем дымка энергии, но её присутствия было достаточно, чтобы Харахил заглянул в души других собравшихся в ярко освещенном помещении.

Даже сейчас, когда отблески свечей ярко освещали лица собравшихся офицеров Темных Ангелов, этот столь незначительный ручеек духовной энергии искривлялся и преломлялся в такт их мыслям. Структура его постоянно менялась по мере того, как изменялись настроения и повышался-понижался интерес, но Харахил мог увидеть образы внутри неё, и, что самое главное, распознать их значение.

Саммаил, великий магистр Крыла Ворона, был наиболее спокойным из них. Хотя, возможно, спокойный — не то слово. Он был наиболее подготовленным, потому что до этого он по меньшей мере десяток раз видел, как Харахил выполняет эти гадания. Волнение граничило с неподдельной нервозностью; они были близки к поимке одного из Падших, и как Магистр Охоты, Саммаил чуял успех где-то на границе поля зрения. Его мысли были самыми яркими, сверкающими и золотыми. Возможно, даже слишком сияющими оптимизмом для того, кто прожил в своей нынешней роли гораздо дольше прочих, но безрассудство зачастую преследовало магистров Второй роты до самой смерти.

Харахил аккуратно подошел к центру комнаты, стараясь не потревожить гексаграммы-обереги, нарисованные им на опалубке. Ключевые пересечения были отмечены свечами в точках двенадцатиконечной звезды, заключенной в круг, который, в свою очередь, охватывала гексагональная эмблема с рунами, сделанными им в расплавленном свинце. Он сел на большой невзрачный стул, стоящий прямо под канделябром, сделанным из метеоритного железа, добытого из остатков разрушенного Калибана.

Опустившись на него, он обратил внимание на великого магистра Велиала, командира Первой роты и лидера Крыла Смерти. Его мысли были резкими и четкими, до одержимости регулируемыми, тщательно обтесанными и сглаженными жизненным опытом подобно каменной кладке, а не органичными и ветвящимися, как у других. Мысли командира Крыла Смерти практически не менялись, пока он стоял, скрестив руки и с опаской поглядывая на остальных в этой комнате.

Харахил не удивился тому, что наиболее скрытные мысли принадлежали Асмодею, магистру покаяния. Его сознание было стальным панцирем абсолютной убежденности. Единственный крошечный проблеск его души светил сквозь эту преграду, жестоко и эффективно подавляемый веками практики и скрытным по своей природе мышлением, эту черту Харахил считал выдающейся. Если бы Император столкнулся с Асмодеем десять тысяч лет назад, когда совершенствовал геносемя Темных Ангелов, вполне возможно, что в конечном итоге все космические десантники обладали бы таким же целеустремленным фанатизмом.

То, что свобода мысли еще была возможна для Адептус Астартес, было видно из мутного отображения эмоций Шафана. Они почти беспорядочно пульсировали зеленым, синим и красным, что говорило о работе активного, творческого ума. Душа Шафана была хорошо защищена, как и у других, но его мысли были вполне читаемыми. В настоящее время магистр святости думал о том, как странна необходимость проводить такой обряд при свете, когда столько внутренних тайн Темных Ангелов состоялись в затемненных камерах.

В то время как мысленный взор Харахила оценивал его товарищей, его обычные чувства отмечали прочие особенности комнаты: запах свечей, смешанный с оттенком нефти и примесью ржавчины; тепло, исходящее от других космических десантников и мерцающих огней, освещавших их; скрип и шум переборок и палуб звездолета; минимальный ток плазменных двигателей, пульсирующий через все судно от кормы до носа.