Месть невидимки - Лев Аскеров

Теоретически все выглядело гладко, стройно. Логика — кирпичик к кирпичику. Ни к чему не придерешься. Но одно дело — теория, и совсем другое — практика. Теория без практики всего лишь гипотеза… Два-три похожих случая отнюдь не закономерность. На таких до сих пор пишутся монографии, защищаются кандидатские и докторские диссертации. Основываясь на них, провозглашаются новые направления в методах лечения. Создаются научные школы… А гора из могучего чрева своего выплевывает серую мышку. Не более.

К теории нужна была технология. И он, Караев, ее разработал. Детально. Конкретно… Все традиционное и привычное летело в тартарары…

Но его технология требовала денег. Больших денег. Они нужны были для доказательства того, как он прав. Чтобы то, что сейчас высокомерно называют гипотезой и вызывает рефлекс неприятия, стало реальностью. Рефлексия должна проявляться. Это естественно…

Главное — инстинкт. Это аргумент повесомей… Все, с кем он делился своим открытием, включая дремучих ретроградов, на инстинктивном уровне, пусть смутно, но чувствовали гипнотическую правоту его аргументов. И упавший на грудь подбородок ошарашенного министра нисколько его не трогал. Перед ним сидел оппонент, которого надо было убедить.

— Вы заметили, — продолжал Караев, — я употребил слово душевнобольной. Стало быть, больной душой. А под душой мы подразумеваем психику. А психику категорично, как аксиому, поместили в наш высокочувствительный компьютер, — он поступал себя по черепушке, — и считаем её неотъемлемой функцией головного мозга. Но это совсем не так… Роль мозга вторична. Он всего лишь водитель. Пока мотор молчит, водитель как бы не крутил баранку и не нажимал бы на педали, машина не тронется с места. Пример, прямо скажу, грубый, но наглядный. Зажигание — мотор, а затем — разумное движение. Разумное — от человека. Он выполняет функцию мозга машины…

А в случае с человеком? Мы знаем: нашими поступками, поведением, рассуждениями и прочими действиями руководит мозг. Но от чего возбуждается он сам? Откуда он получает эффект «зажигания»? Что позволяет ему решать — делать так или эдак?..

Министр кривит губы.

— Вопросы совсем не праздные, — спешит он заверить министра.

— Глаза?… — спрашивает профессор и сам же отвечает:

— Они видят, что положено им видеть. Редко когда больше своих физиологических возможностей, а зачастую, даже меньше таких возможностей…

— Кровь? — не унимается профессор. — В принципе она выполняет функцию горючего…

— Спрашивается, а что же тогда? — пытает он.

Караев останавливает поток обрушившихся на собеседников парадоксальных вопросов и ответов, с явным интересом наблюдая за их реакцией. Они растерянно, не зная что ответить, молча смотрят на него.

— А что человека делает живым? — добивает он их очередным вопросом, на который, через паузу, сам же и отвечает:

— Разумеется, душа!

В этом месте все, с кем Караеву приходилось говорить, как правило, с язвительной ухмылочкой перебивали его. Дескать, душа, скорее, понятие церковное, нежели научное. А то, что она представляет собой частицу иной материи, не соответствующую земной среде, вообще нонсенс. И тогда Караев извлекал на свет свой главный козырь. Правда, козырем его назвать было трудно. Но он действовал неотразимо. Ведь аргумент, который он приводил в свою пользу, принадлежал иностранцу. А это для подавляющего большинства советской школы ученых чуть ли не истина в последней инстанции. Свой, видишь ли, лучше иностранца не скажет, не сделает и не найдет. Мало кого он раздражал. Многих — обезоруживал…

И заметив, как рвутся губы министра, чтобы сказать нечто вроде «это бред сивой кобылы», Караев опережает его:

— Помните, несколько лет тому назад «Курьер науки», журнал Международной лиги независимых исследователей, опубликовал статью, в которой автор выражал лишь догадку о том, что проблемы психиатрии каким-то образом связаны с такой структурой мироздания, как Пространство-Времени.

— Не столько статью, сколько скандал и шум, какой она наделала в научном мире, — припомнил министр.

— Так вот, поговаривают, что автором этой статьи Эмори Маккормаком и гипотезой, изложенной им, заинтересовались ребята из Пентагона и ЦРУ.

— Странно. С чего бы это? — недоверчиво улыбнулся министр и предположил: — Вероятно, потому, что он является Президентом этой пресловутой Международной лиги независимых ученых, в которую он собрал отщепенцев от науки и политики.

— Возможно, и поэтому, — с плохо скрытой иронией согласился Караев. — Среди них много оригиналов, на которых, кстати, и держится наука. Многие из них утверждают, что душа все-таки есть. И доказывают это. В СМИ сообщалось, что они даже умудрились взвесить ее. И по их утверждению, душа представляет собой некую частицу неизвестной нам материи, которая отрицательна к телу биологической особи и к пространству, в котором находится это тело.

— Слышал… Читал… И мне рассказывали о такой несусветице, — замахал руками министр, пытаясь перевести разговор на понятную ему конкретику.

Но Караева остановить уже было нельзя. Ведь это, по его мнению, и была конкретика. Не канцелярская, не административная, а по-настоящему научная. И он горячо, но не повышая голоса, стал убеждать собеседника в том, что именно та самая отрицательная частица к среде человеческого обитания и делает человека живым и мыслящим существом. Она поднимает его с четверенек на ноги, возбуждает разум и до последнего вздоха находится в движении…

— И я теперь смею утверждать, что она контактирует со спиралью планетного времени, — поймав остекленевшие глаза министра, твердо говорит он.

Столь категоричное заявление профессора повергло министра в шок. Глаза его в изумлении округлились. Как у воробышка, который вдруг, ни с того ни с сего оказался в когтях кобчика. Он даже не трепыхался, хотя с отчаяния успел-таки пискнуть:

— Вот как?!..

Но Караеву только так казалось. На самом деле министр ругал и себя, и этого чертова своего Главного психиатра за то, что тот взял его измором, а он, слабак, сдался на милость победителю, и вот выслушивает про сны сивого мерина. И он с отчаянием сказал себе: «Ну и вляпался же я в говно!» А вслух обронил какую-то фразу, которая заставила этого ненормального профессора подумать, что все сказанное им поразило и потрясло его.

— Именно так! — решившись окончательно доконать его, воскликнул профессор.

Придвинув к себе чистый лист бумаги, Караев исчеркал его тонкими как ниточки вертикальными линиями. И хотя они были друг от друга расположены очень близко, тем не менее ни одна из них не наезжала на соседнюю и не касалась ее. Потом, заключив их в змееобразную спираль, Караев с детской наивностью поинтересовался:

— Вы догадываетесь, что я изобразил?

Министр пожал плечами.

— Перед вами — Человечество.

— Что?! — опешил министр и с облегчением подумал о том, что у него сейчас появится реальная возможность закончить этот разговор, если этот сбрендивший психиатр объявит себя Кандинским или Пикассо… Тогда он его смело отправит в министерство культуры.

— Человечество! — внятно и гордо повторил ученый, поспешно пояснив:

— То есть его схема…

— Ни за что бы не подумал, — не скрывая сарказма, отозвался он.

Но психиатр слишком был увлечен своим рассказом, чтобы заметить насмешку министра.

— Спираль — это свернутый в пружину жгут, — продолжал он, — каждый волосок которого — живая мыслящая особь со своим разумом, судьбой, психикой, эмоциями и так далее. А змеевик, опоясывающий этот нитяной пучок, — спираль планетного Пространства-Времени… Взаимодействие изображенных мною нитей со спиралью и составляют пряжу реальной людской жизни…

— Красиво, конечно, — горестно вздохнул министр, обреченно приготовившись послушать еще и стихи в исполнении своего посетителя. После таких слов они напрашивались сами по себе.

Однако Караев понял его реплику по-своему. Как ему того хотелось.

— И красиво, и так оно и есть, — с уверенностью произнес он. — В этом-то и заключается суть моего открытия… И технология излечения безумия основана на ней.

— Ну что ж, Бог в помощь, дорогой профессор! — в голос говорит он. — Одобряю… Работайте в этом направлении. Весьма перспективное дело…

— Спасибо, господин министр… Но чтобы я мог работать, мне нужны деньги. И немалые. Как минимум два миллиона долларов.

— Что вы?! — вытаращился министр. — Откуда у нас? Министерство совершенно без средств. Не знаю, как зарплату выдавать людям.

Хотя на лице министра была печаль и сожаление, в душе он ликовал. Теперь этот псих его с понтолыку не собьет. Таких просителей он в день видит если не сотню, то, по крайней мере, с десяток точно. С кем-с кем, а с ними он умел справляться.