Месть невидимки - Лев Аскеров

— Пропустить женщину с ребенком! — распоряжается он и, по-дружески хлопнув по спине Азизова, добавляет:

— Все вопросы улажены…

Мика, перемахнув через шлагбаум, подбегает к теще с сыном. Последовавший за ним Азизов проходит мимо них к поваленному дереву, где стояло два чемодана… Подобрав по дороге оброненную женщиной сумочку, Эльдар повесил ее на шею. Чтобы удобней было нести чемоданы.

Еще через несколько минут прыткий «жигуленок» уносил их подальше от пограничного шлагбаума в сторону сельского городишка Кусары. Его и городишком можно было назвать с натяжкой. Большая деревня с сотней-другой двухэтажных частных домов, окруженных высоким каменным забором, с десятком пятиэтажных «хрущевок» образца 60-х годов да с двумя или тремя более-менее нормальными в архитектурном плане зданиями. В одном располагалась администрация главы местной исполнительной власти, в другом — прокуратура с полицией, а в третьем — кажется, Дворец культуры.

В Кусарах ждала их Инна. Хорошо, он уломал-таки ее не ехать с ними к этому злосчастному пропускному пункту «Золотого сюзгеча». Собственно, уломал не он, а Фатима, ее подруга по университету, в доме которой Караевы остановились. Фатиму занесло сюда по распределению. Здесь же вышла замуж за такого же, как и она, молодого специалиста, присланного в Кусары по окончании педагогического института. Сначала им было невмоготу, а потом свыклись. Прижились, обзавелись хозяйством, поставили свой собственный в десять комнат двухэтажный дом. В нем Караевы и нашли свой ночлег.

— «Золотой сюзгеч», Инна, — убеждала Фатима, — место каверзное. Мужское. У них там свои разговоры…

— Не для ваших ушей, — смеясь подхватил хозяин и прибавил:

— Но для ваших карманов.

— Вот именно! — воскликнула Фатима. — Лишние глаза и уши там не нужны.

Немного поразмыслив, Инна нехотя стала стягивать с себя шубу.

— Только ты, Микуля, со своими интеллигентскими фиглями-миглями не высовывайся. Пусть Эльдар с ними разбирается. У него получится как нужно. Понял?! — наставляла она.

Инна выглядела неважнецки. То и дело прикладывала руку к сердцу. Старалась делать это украдкой, но Мика видел. За всю дорогу из Баку в Кусары он скормил ей целую упаковку валидола. Та мертвецкая желтизна, покрывшая лицо жены, когда он сообщил ей о неприятности, происшедшей с ее матерью и Рафушей, теперь исчезла. Признаться, в тот момент он сам был не в себе. Ему только казалось, что он говорит о случившемся, как о пустяке. Так, во всяком случае, он старался представить дело. Чтобы не как обухом по голове. Как это прозвучало для него. И прозвучало взвинченным голосом Елены Марковны…

…Не успел он повернуть ключ в двери своего кабинета, как его окликнула санитарочка, служившая одновременно секретарем главврача.

— Товарищ профессор, вас срочно к телефону… Какая-то Елена Марковна. Говорит — теща ваша… Второй раз звонит.

«Недоразумение», — досадливо поморщился он. Ее, Елену Марковну, вместе с Рафушей они с Инной минувшей ночью посадили в поезд и отправили в Москву.

Это на самом деле была Елена Марковна.

— Где вас носит?! Ни тебя, ни Инны найти не могу, — ударил ему в ухо раздраженный голос тещи.

— Откуда вы, Елена Марковна? — опешил Мика.

— Из нейтральной полосы между Дагестаном и Азербайджаном. В проклятом «золотом сюзгече», — сообщила она и перешла на английский:

— У меня мало времени. За десять долларов выклянчила у солдата мотороллу… Нас с Рафушей и со всеми вещами таможенники и пограничники выбросили на нейтральную полосу… Здесь по колено снег… Российская солдатня не пускает нас через границу Дагестана, а наша — через свою…

— Что значит «выбросили», Елена Марковна?… А как же поезд? — растерянно спрашивал Караев.

— Поезд со всеми пассажирами в семьсот человек преспокойненько ушел на Москву. Без нас… Нас выбросили на снег… Я, видишь ли, отказалась тутошним мародерам дать на лапу пятьдесят долларов…

— Какие пятьдесят долларов?.. Вы что, совсем без денег? — допытывался обескураженный профессор.

— Какой ты все-таки непонятливый, — чуть не плача застонала теща. — Здесь таможня с пограничниками с каждого пассажира сдирают по двадцать пять долларов… В общем, за пересечение границы берут взятку… Зачем я должна давать их им?! Даже если у меня было бы много денег.

Мика решительно ничего понять не мог.

— Короче, — уже отчаянно и по-русски прокричала она, — приезжай за нами. Я то черт с ним, но Рафушка мерзнет… Ни на той, ни на другой стороне солдатня не пускает нас к себе погреться… Говорят, не положено…

В первые минуты Караев не знал что делать. Потом побежал к Азизову. К счастью, тот оказался дома.

Выслушав сбивчивый рассказ профессора, Эльдар покачал головой.

— Вот крохоборы!.. Вот гады!.. — вскипел он, натягивая на себя джемпер. — Надо ехать, Микаил Расулович.

— Я даже не знаю куда, — пожал плечами профессор.

— Я знаю… К «Золотому сюзгечу»… В Яламу, — уверенно сказал он.

— Да, она что-то говорила об этом «сюзгече», — припомнил Караев.

Азизов, в отличие от Мики, сразу все понял.

— Сколько нам понадобится времени добраться туда? — уже по дороге к Инне поинтересовался Караев.

— За два часа, думаю, доедем.

— А почему Ялама и «золотой сюзгеч»?… Неужели там моют золото?…

Эльдар расхохотался.

— Нет, Микаил Расулович, вы не земной человек, — давясь смехом говорил он. — Вы с неба свалились… Так называются железнодорожный и шоссейный разъезды. За ними — Дагестан, то есть Россия… А «Золотым сюзгечом» их нарекли потому, что очень уж они доходны. Едешь в Россию — платишь мзду нашей таможне и пограничникам. Приезжаешь из России — выкладываешь наличные российским таможенникам и солдатам. Установлена такса — 25 долларов с носа. А с шоферов-дальнобойщиков берут в десять раз больше. Зависит от груза. Любой рядовой-пограничник, который здесь служит, уезжает домой в самом худшем случае на «жигуленке»…

— Как так? О чем ты говоришь?! Разве сборы не идут в казну государства?! — задетый смехом молодого человека, искренне возмущается Караев.

— Это иного рода сборы, господин профессор, — с плохо скрытой насмешкой замечает Эльдар. — Это — поборы. Не официальное, но узаконенное на месте вымогательство. Попробуй не выложь! Придерутся к чему хочешь. Они на это большие мастера. И выкинут. Как вашу тещу с ребенком.

— Да за это же их… — начал было Караев, но Эльдар не дал ему договорить.

— За это им ничего и никто не сделает… Пробовали…, - с вызовом бросил он. — Теперь понятно, почему то местечко называют «Золотым сюзгечом»?

Профессор кивнул, но поверить не поверил. С бизнесменами, возможно, таможня так и поступает, но с простыми людьми вряд ли… И уж тем более — с ребенком…

…И вот сейчас он увидел все собственными глазами. Отведал даже на вкус. Когда его мордой тыкали в грязь раскисшей от подтаявшего снега дороги. Таким отчаянно беспомощным букашкой он никогда еще себя не чувствовал.

Зарывшись лицом за отворот его пальто, беззвучно плакал сын. Для него он, отец, был защитой, каменной стеной, за которой он, мальчик неполных семи лет, мог чувствовать себя в безопасности…

Знал бы он, как призрачно и ненадежно его убежище! Ведь Караев ничем не мог помочь ни ему, ни его бабке, ни самому себе. Это же ужас!.. Некому пожаловаться, некому заступиться и некому остановить эту безжалостную мразь, орудующую от имени государства. Да будь оно проклято, такое человеконенавистническое государство! Государство держиморд…

— Не плачь, Рафушенька, — гладя мальчика по головенке, успокаивал он. — Тебе нигде не больно?

— Нет, папочка… Это я виноват… Я заставил бабулю ехать поездом.

— Да что ты, родненький, — отозвалась Елена Марковна. — Я сама хотела поездом…

— Нет! Нет! — всхлипнул мальчик и снова спрятал голову отцу за пазуху.

— Елена Марковна, к чему они придрались? — отвлекая внимание от плачущего мальчика, спросил Азизов.

— Не дала денег, и все тут, — вспыхнула женщина.

— Это причина, — вмешался Караев. — Повод-то, повод какой был?

— Сначала сказали, что у меня не в порядке с паспортом — с годом рождения неувязка: на одной странице написано 1926 год, а на следующей будто бы 1928-ой…

Караев раскрыл тещин паспорт. Действительно, все так, как она говорила. Его, очевидно, выписывал какой-то разгильдяй. Цифра «6» в дате ее рождения несколько походила на восьмерку. Но только походила.

Видя такое дело — ведь не искать же паспортиста — Елена Марковна решила расстаться с 25 долларами. Пусть подавятся, сказала она себе. Они же — ни в какую. С нее-де причитается 50 долларов, так как их двое. И тут-то Елена Марковна дала волю языку. Стала скандалить. На крик явился тот самый майор-пограничник и тот самый офицер-таможенник, что выбежали на выстрел. Выслушав обе стороны, майор, потрепав за волосенки Рафушку, поинтересовался, кто для него эта тетя.