Валерий Еремеев - Тремориада

Саныч опять развёл руками: – Вот, как-то так… Наливай. Славный разлил пиво по бокалам и спросил: – Так а чего работу не найдёшь? Уж водилы с полным-то алфавитом в правах всегда нужны. – А вот водителям с полным алфавитом не всегда надо, – заявил Саныч и отпил полбокала. Из туалета вышла Света, прошла на кухню, вернулась с табуреткой и чашкой. Бокалы, видать, закончились. Она присела за столик, и Славный налил ей пива. Только она отпила глоток, как вдруг Саныч, закатив глаза, стал крениться на бок. Нога его с силой дёрнулась, перевернув столик с бокалами. Один выплеснулся на грудь Оле. Славному пиво тоже намочило рукав. Сотрясаясь всем телом, вытянутый судорогами в стальной, дёргающийся рельс, Саныч повалился на пол. Через сжатые зубы, с выступившей розовой пеной, вырывался сдавленный хрип. Света, вскочив на ноги, завизжала. – Заткнись! – рявкнул Славный. – Ложку тащи! А сам, кинувшись к Санычу, перевернул его со спины на бок. Света перестала визжать, но стояла столбом. Славный ощущал неожиданную мощь в трясущемся, словно одержимом, теле. – Ложку сюда!! – потребовал Славный. Её принесла мокрая от пива Оля. Славному-таки уда-лось вставить ложку меж зубов Саныча. Чёрт знает, сколь-ко это продолжалось. Время в подобных ситуациях ощуща-ется как-то иначе. Но, должно быть, всё длилось каких-то пару минут. Саныч, обмякнув, затих без сознания. Его спортивки потемнели в промежности. “Хорошо, колотнуло, пока на диване сидел, – поду-мал Славный. – А то б виском на угол какой, и писем не пишите”. Он поднял столик возле Саныча, поставил свою табу-ретку, уселся и налил себе пива в единственно уцелевший бокал. Оля забрала из рук Светы чашку, с которой та так и стояла. Славный налил и ей. – Надо “скорую”, наверно? – сказала Оля, присажи-ваясь за столик. – А чё уж теперь, жить будет, – ответил Славный. – Он жив? – спросила Света. – Конечно, – ответил Славный. И Света ушла в спальню. – А ты молодец, – сказал Славный Оле. – Умничка, – поправила она. – Да будет так, – проговорил Славный и отпил пива. Саныч издал стон. Шевельнулся. И, приподнявшись на локте, спросил, явно ещё не придя в себя: – А в школу сегодня не пойдём? Он смотрел вокруг, пытаясь вспомнить этот мир, это время. В голове происходила перезагрузка. В подсознании всплыла школа. Пьяный парень старше на два класса. Удар в лицо, и тринадцатилетний Саныч, ударившись затылком о стену, теряет сознание. Вспомнить какое число, день недели – по телепрограмме. Одноклассник, говорящий со смехом: ты так дёргался когда упал и закатил глаза… Саныч уселся на диван. – Чего случилось-то? – спросил он. – Коллапс, – ответил Славный. – Коллапс, это моя жизнь. Я спрашиваю: чего случилось-то? – ощупывая себя, проговорил Саныч. – Эпилепсия, кондрашка, – ответил Славный. – У кого? – удивился Саныч и, похлопав по мокрым треникам спросил: – Я что, пивом облился? И, заглянув Славному в глаза, проговорил удивлённо: – Иди ты… Не помню. Пиво пили… и всё. Надеюсь, дамы и господа простят меня за не комильфо. Понимае-те ли: стресс, многолетняя усталость, долги по кварт-плате… – Видишь, как умереть легко, – сказал Славный. – Сегодня не пью, – вздохнул Саныч. Из спальни вышла одетая Света и, проходя в коридор, сказала: – Я домой. Пока. По-быстрому обувшись и накинув куртку, поспешила выйти, захлопнув дверь. Оля опомнилась: – Я ж вся в пиве! – и пошла в ванную. – Такие дела, брат, – сказал Саныч. – Пойду подгуз-ники менять. Он зашёл в спальню и вышел голым, держа в руке джинсы. – Какая популярная ванна… – Обойдя битые бокалы, Саныч уселся на табуретку. Налил пиво в чашку и напом-нил: – Коллапс – моя жизнь. – А тебе можно? – Сейчас проверим. – И Саныч отпил из чашки. Оля вышла из ванны, подвязав доходящее до коленок банное полотенце подмышками. Теперь отправился мыть-ся Саныч. Оля, откинувшись на спинку дивана, вытянула ножку и провела стопой по бедру Славного. – Только после свадьбы, – сказал Славный, отмечая про себя, насколько он всё-таки трезв. Он налил себе и ёй пива, а через пару минут вышел Саныч. – Славно погуляли – всё переломали, – напел Саныч свою песню, и присел на табуретку. – Наливай. – Смотрю, тебе всё пофигу, – сказал Славный, нали-вая остатки пива. – Живому всё хорошо! – вспомнил Саныч кино “Фор-мула любви”. Пиво допили, и Славный, одевшись, попрощался. Промокший рукав толстовки неприятно лип и холодил руку. Снег, из-за пасмурной погоды, таять ещё не начал. Он надел наушники, тихо включив музыку, и направился к остановке. По сравнению с другими двор Саныча вы-глядел не ахти. Пошарканные “хрущёвки” выстроились в каре, обступив мусорные контейнеры. Одна нежилая пяти-этажка стояла с заколоченными окнами и с заваренными стальными листами дверными проёмами. На земле лежало пару двухметровых железобетонных блоков. “Оля играла в психолога” – прочитал Славный надпись краской, подхо-дя к ним. Из мусорного контейнера, заскулив, выскочил лох-матый пёс и помчался прочь. Славный смотрел ему вслед, когда при очередном шаге нога неловко ступила на лёд и, скользнув, подлетела вверх. Корпус устремился назад. Руки застряли в карманах узких джинсов. Вторая нога не могла удержать веса падающего тела. Пятиэтажка напротив об-рушилась куда-то вниз, а на её месте выросло огромное се-рое небо. Славный упал затылком на торчащую из блока арматурину, пробившую ему череп и глубоко проникшую в мозг. Смерть была мгновенной.

БАСУХА 1.Скорей бы день прошёл Скорей бы ночь пережить И затошнивший рассвет В канализацию смыть Взглянув на утро в окно Задёрнув шторы сказать Очередной день настал Еще один, твою мать!День грядущий ничего хорошего ему не готовил. Ан-дрей пил три дня. Деньги закончились вчера, здоровье – сегодня. Он посмотрел на спящую рядом барышню чуть за тридцать. С его двадцати двух лет она виделась тёткой. И некрасива совсем… Вчера вечером, возвращаясь домой пьяным, Андрей увидел её, сидящей на подоконнике в открытом окне пер-вого этажа. – Собираешься выбросится? – спросил Андрей. – Угу, – улыбнулась она. И даже пьяный Андрей уви-дел, что она изрядно навеселе. – А если просто выйти через дверь и пойти ко мне в гости? У меня замечательно. – Чего у тебя замечательно? – Всё! А если вдруг что и не замечательно, то велико-лепно по-любому. – Во здорово! – хлопнула дамочка в ладоши. – А ка-кой этаж? – Этаж – седьмой. И окна заклеены. – Ну, от тебя прыгать не буду. – А тут от кого? – Муж запер в комнате. Андрей прошёл по газону и, оказавшись у дома, про-тянул руки, сказав: – Прыгай, я тебя ловлю. Дамочка, не раздумывая, прыгнула и повалила Ан-дрея, чувствительно впечатав его в землю своим телом. Он закашлялся, не в силах вздохнуть. Дамочка же, словно за-путавшись в руках-ногах, заёрзала на нём. Светило солнце. Наконец наступила тёплая пора. И прохожих, выбравших-ся прогуляться, было полно. Они косились на валяющуюся парочку. Как ни как – бесплатный цирк. – Задавила принца! – хохотала дамочка. Наконец ей удалось подняться на ноги. Андрей тоже встал, отряхиваясь. Дамочка тут же потянула его прочь. – Пошли, пока мой не очухался. По дороге они заглянули в магазин. Андрей купил на последние деньги литр водки и сигареты. – А вот и моё замечательное жилище, – сказал Ан-дрей, вставляя ключ в замок. – Кто у тебя? – спросила дамочка. Из-за двери слы-шалась тяжёлая музыка. – Сейчас спросим. Меня дома два дня не было. – Клёво. Табачный дым в квартире стоял коромыслом. За письменным столом, вытащенным на середину комнаты, сидел Золотник, знакомый Семён и незнакомый тип лет тридцати. Ещё были две девчушки. Андрей прежде их где-то ви-дел. Может, на улице… Золотник, заметив вернувшегося хозяина, встал, уба-вил звук магнитофона и воскликнул Шариковым: – О, профессор, твою мать! – Признаться, я несколько обескуражен, – проходя в комнату, сказал Андрей. – Здорова, Басуха! – махнул рукой Андрею Семён и кивнул на усатого. – Ко мне брат приехал. Из Оренбурга. – К тебе? – спросил Андрей, обводя взглядом свою прокуренную квартиру. – Да, – кивнул Семён. – А тут нас Золотник вызво-нил. Говорит: сижу один у Басухи, где он – не знаю, квар-тиру не оставить, дверь не захлопывается. Вот мы вчера и подтянулись, чтоб братуха один не скис. – Андрей, можно просто – Басуха, – протянул руку усатому Андрей. Тот тоже как-то представился. Тем временем, Золотник принес с кухни две табуретки для прибывших. – А это… – Андрей кивнул на дамочку. – Марина, – продолжила та. Семён представил девчушек, но имена Басуха тут же забыл. Думая: а есть ли им восемнадцать? Андрей с Мариной присоединились к компании, и гулянка продолжилась. Золотник рассказал, что проснулся за спинкой дивана, вдавленным в стену. – Закатился что ли? – спросил Андрей. – Мал Золотник, да дорог, – ответил тот. Проснувшись после попойки, Басуха, барабанщик и Саша, не обнаружив Золотника, решили, что он свалил домой. Как ещё подумаешь, коль и вещей сотрапезнич-ка не было. Ну, и ушли без задней мысли, втроём. Это уж проснувшись в пустой квартире Золотник, в поиске опо-хмелки, обнаружил свои ботинки в холодильнике. А к вечеру и куртку нашёл. Почему-то замоченную в стиральной машине. – Машка твоя вчера заходила, – сказал Золотник Басу-хе, чтоб не слышала Марина. – Я ещё один был. Попросил её сходить, пивка мне купить. Иль подождать тут, пока я сам сбегаю. Не согласилась. Сказала, что я алкаш, как и ты. – Ой, можно подумать, можно подумать! – отмахнул-ся Андрей. – Давай, наливай. Золотник потянулся за бутылкой, а Андрей щипнул Марину под коленку. – Ой! – пискнула та. – Кто здесь? – придвинулся к ней Басуха. Дальнейший кутёж сохранился в памяти Басухи ка-лейдоскопом обрывков картинок и фраз, беспорядочно перемешанных. Усатый брат раздевается по пояс, демон-стрируя синюю от наколок руку. Семён сознаётся, что он жадный, и его душит жаба купить электрогитару. Марина пытается читать стихи, потому что тут собрались творче-ские люди. Девчушки забираются на стол и начинают тан-цевать стриптиз. Глядя на грудь блондинки, Андрей по-нимает, что ей давно за восемнадцать. И начинает строить витиеватый план насчёт неё и Марины. Стол под стрип-тизёршами разваливается. Откуда-то возникает сердитое лицо Машки, а он раздет по пояс и вокруг кавардак. Сосед грозит ему пальцем, а он в ответ двумя. Золотник показы-вает, как умеет ходить на руках и, падая, переворачивает телевизор. “Ты уважаешь Антонова?” – спрашивает усатый брат. Грудастая блондинка блюёт мимо унитаза… 2.”Ой! – Андрей, придерживая голову руками, встал с постели. Ещё раз глянул на Марину. – А была ль она вчера обута, когда прыгала в окно?” Да ну, он бы обратил внимание на босую. Выходя из комнаты, отметил – побитую да перевёрнутую посуду они всё ж убрали. Обломки стола громоздились в углу. Телик стоял на месте. В коридоре Басуха увидел-таки женские тапочки. Кухонный стол завален грязной, битой посудой. Андрей обнаружил бутылку с остатками водки на самом дне. Вылил все в стопку и залпом выпил, закусив подсох-шей колбасой. Он сел на табуретку, закурил и вспомнил сердитое лицо Маши. “Блин, когда она зашла? Видела, интересно, стриптиз?” Андрей играл в рок-группе на бас-гитаре. Собственно, Басухой его и прозвали за увлечение этим инструментом с седьмого класса. В группе парни подобрались как музыкан-ты толковые. Не то, что иные, так сказать, соратники, кото-рые как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь. Группа ж Андрея, проиграв два года, всё набирала обороты, входя в раж. Но чисто человеческие отношения были натянуты. Ба-сухе приходилось периодически заминать склоки да уводить от трений солиста с барабанщиком. Последнего часто под-держивал гитарист Золотник. А уж ритм-гитарист ругался вообще со всеми. В жизни не особо ладили. Но каждый был хорошим музыкантом. Солист писал толковые песни. Ком-позитором, по большей мере, был Басуха. Хотя все привно-сили что-то своё. И споры вокруг музыки-то были на пользу. Но вот когда начинало просачиваться житейское…Поэтому парни предпочитали не собираться все вме-сте вне репетиций и концертов. В этот раз, после выступления в мурманской “Пер-вомайке”, по дороге домой, в Североморск, они допива-ли вторую бутылку на пятерых в салоне микроавтобуса. За рулём ехал Саша. Саша был настолько Сашей, что у него и кликуха была – Саша. То есть Саня, Шура, Алек-сандр – это всё не про него. А, вот, коль в кругу много-численных знакомых упоминался Саша – все понимали, о ком речь. – Алкаши, – завидовал давящий на газ Саша. – Се-годняшним вечером не отделаетесь за извоз. Три дня поить будете, за издевательства. – Три дня, и после этого алкаши – мы! – сказал Золотник, разливая водку в протянутые пластиковые ста-канчики. – Вы уже после восьмого класса алкаши, – ответил Саша. В Североморске солист и ритм-гитарист разошлись по своим делам. А барабанщик, Золотник и Саша пошли к Ба-сухе – злоупотреблять. Спать завалились ночью. А утром, не обнаружив Золотника, пошли на улицу подлечится пив-ком на свежем воздухе. Выпили по бутылке, и барабанщик откланялся – домой, приходить в вид божеский перед рабо-той. Свободные же от работы Саша с Басухой решили, что им вид божеский ни к чему. И, дабы стало на душе легко и светло, купили светлого лёгкого пива. Уселись на лавочку у подъезда. Саша ловко, зажигалкой, проделал с крышками “п-с-с, п-с-с”. И вырвавшиеся пивные газы из горлышек устремились в небо, моментально разогнав тучи над голо-вами сотрапезничков. Солнце улыбнулось ослепительно, посылая к ним самые тёплые майские лучи. В тощих кро-нах деревьев с набухшими почками защебетали птицы, как только сотрапезнички сделали первые глотки. – А ведь солнца не было, пока с нами был барабан-щик, – заметил Саша. – И птицы не решались петь. Чего-то мрачен он был. – У него вообще характер мрачный. Глядя на солнце, он видит не благодать блистательную, а хромосферную вспышку, равную взрыву сотни миллиардов ядерных бомб. Станешь тут мрачным! Вдруг неожиданно сзади кто-то воскликнул: – О, Саша, здорово! А я к тебе иду. Это оказался Перегар, мало знакомый Андрею. Они поздоровались. Саша протянул пришедшему своё пиво, усмехнувшись: – Ты шёл ко мне на лавочку? Живём-то, вроде как, в одном подъезде. – Учуял, где ты, – хохотнул Перегар. – Открывая пиво, следовало помнить о твоей чуйке.