Валерий Еремеев - Тремориада

– Не расходуй энергию зря. Первым встретившимся местным жителем оказалась девушка лет двадцати. Она покидала посёлок, подымаясь вверх по дороге, к трассе. И, пока мы сближались, откро-венно рассматривала нас. Когда мы поравнялись, я уж хо-тел сказать ей: вы такая красивая, да яркая, что прям вот – зажмуриться. Не подскажете ли, где тут папиросы поде-шевле продают? Но неожиданно она заговорила первой: – Чего такие серые, мальчишки? – Серым звать только его, – кивнул я на Лысого. – А я – Слава. – Да и маршрут наш не детский, – сказал Лысый. – С восьми утра топаем. Повзрослели, больше в сказки про до-брых водителей не верим. – Разве что, в добрых фей, – сказал я. – Фей, – улыбнулась девушка. – А куда идёте-то? – В Мурманск, – сказал я. – Сейчас у вас курева ку-пим и дальше пойдём. – Денюшков нет, и дальше пешком? – уточнила де-вушка. – Ну, да, – буркнул Лысый. – Что ж, помогу я вам, – хихикнула девушка. – Как добрая фея. – Перенесёшь нас на тот берег? – уточнил я. – Не я, а шарик, – ответила фея. – Дирижабль? – буркнул Лысый. – Шарик – это катер, – сказала девушка. – У нас же денег нет, – напомнил Лысый. – Так катер и называется “шарик”, потому что на шару всех возит, – засмеялась девушка. – Вот, провалиться мне! – удивился я. – И что б тебе пусто было! – обрадовался Лысый. – Что, прям в Мурманск? – И прямо отсюда? – спросил я. – Ага! – кивнула фея.

И мы с Лысым, переглянувшись, рассмеялись. Фея обернулась к заливу и указала рукой: – Вон он, “шарик”. Отошёл от судна на рейде. Сейчас ещё к одному подойдёт, и – сюда. Идите к первому прича-лу. Там отъезжающие, садитесь с ними. – А с вопросами цепляться не станут? – поинтересо-вался я. – Это ж “шарик”! – хихикнула девушка. – На нём все местные гоняют. Вам повезло, что вовремя подошли. Ка-тер в пять вечера последний. – Ай, спасибо, Солнце! – воскликнул Лысый. – Если что-то, где-то, когда-то – я всегда, везде, сколько хочешь! – поклялся я девушке. – Не за что, – улыбнулась фея. – Договорились, если что-то, где-то, а сейчас к причалу спешите, а то уплывёт ваше счастье. – До свидания, – попрощался я. – Пока! – сказал Лысый. – Счастливо, мальчики, – сказала фея и пошла своей дорогой. Стоя на корме катера, который, на мой взгляд, был небольшим судном, мы смотрели на удаляющийся Мишу-ковский берег. – А папаша-то недаром говорил, что за два часа как раз поспеете, – проговорил Лысый. – Вот ведь старый чудик, – усмехнулся я. – А прикинь, мы б не курящие были. И прошли б мимо посёлка. – Не, хлебушка захотелось бы. – Ну, и что. Купили бы хлеба и попёрли дальше пеш-ком. – Да, фея встретилась натуральная, – сказал Лысый. – Это точно. А папаша просто малость не аллё. – Скажем прямо – безумен. Но помог. – Точно! – усмехнулся я. – И настроение поднял. Одно “ага” чего стоит. – Одно “ага” ничего не стоит. Чудовищная инфляция.

Это прежде за одно “ага” старик корову купить мог. Мы несли чепуху и смеялись, а Мурманский берег становился всё ближе и ближе. 3. “И чё я не спросил у феи домашний телефон?” – по-думал я, сидя за столом Лысого рядом с Катей. – Это ещё не отвратительная история, – сказала Оль-га, выслушав Ленку. И, отпив пива, поставила кружку на стол. – Я если про первое свидание с Длинным расскажу – всем подурнеет. Да, нет. Длинный не причём. Он у меня всегда красавчик. Это всё собака. – Брррр! – сморщился Длинный. – Только не про со-баку. – Про собаку, про собаку! – загорелась Лена. – Просим, просим! – поддержал её Лысый. – Да рассказывать особо нечего, – начала Ольга. – Дело уж поздним вечером было. Но лето. Тепло, солныш-ко. Мы на лавочку присели, у Семёновского озера. На-роду на удивление не было. В стороне только два мужика чего-то пили. Ну, значит, погодка волшебная. Птички там всякие. А Длинный – главный соловей. Настроение у меня лучше некуда. И тут к нам подходит “барбос”. Не хуже дру-гих дворняг. Одно ухо висит, другое торчит, морда разбой-ничья. Подошёл, посмотрел хитро, и… блеванул. Я глянул на Длинного, тот был близок к тому, чтоб по-казать всё в красках. – Блеванул отвратной субстанцией, а в ней оказалось нечто шевелящееся… – Ольга скривила лицо. – “Чужой”, наверное, из ужастика. “Барбос” опять на нас хитро так глянул, и вмиг снова эту гадость сожрал. Я сижу в шоке. Длинный топнул ногой. Собака метнулась в сторону и бле-ванула вновь. Тут уж у всех слушающих лица покривели. – Фу! – зажмурился Длинный. – А сверху бакланы кинулись. – Не бакланы, а чайки-поморники, – поправила Ольга. – Да хоть пингвины-пересмешники! – махнул рукой Длинный. – Обрушились целой бандой. “Барбоса” прогна-ли. И сами давай трепать “чужого” в блевотине. – Ой, хватит! – скривилась Ленка. – Срочно весёлую историю, – сказал Лысый. – Вер-ните моей жене цветущее лицо. – Повеселее… – проговорил я, пытаясь что-то при-помнить. Но меня опередила Катя, начав рассказывать байку, которой лет триста. И ничего, все нашли её забав-ной. Меня же одолевала тоска. К четырём утра у нас закончилось пиво. Кто б знал в былые времена, что пиво и деньги могут заканчиваться по отдельности. Лысый предложил всем остаться у них. Зав-тра ж выходной. Длинный с Ольгой согласились. Но мы с Катькой вызвали такси и в полпятого откланялись. Выпал первый снег, и пустынные улицы от этого стали светлее. Мы молча сидели на заднем сидении. Я высматри-вал редких пешеходов, которые походили на мишени в ис-кусственном городе-полигоне. Так же оживлённые группки из двух-трёх человек. Как на пустой остановке: парень с на-битым пакетом в руке, а второй, рьяно жестикулируя, дока-зывал что-то третьему, растирающему себе лицо снегом. Октябрь. Глазу снег ещё в диковинку. Он вызывает чувство близости перемен. Непременно к лучшему, хотя в памяти всплывает: окропим снежок красненьким. – Слава… – нарушила молчание Катя. – Мировому пролетариату, – улыбнулся я. – О, а я уж думала – совсем скис. – Что я, позавчерашний суп? – Нет, ты молодой супчик. Мы вышли из такси у подъезда Кати. Под ногами хру-стел снег, было свежо и тихо. Дышалось так легко! Слов-но лёгкие наполняет чистейший воздух, занесённый сюда вместе со снегом странником ветром из далёких чудесных земель. Где горы устремляют в синь неба свои, вечно по-крытые льдами, пики. У подножья которых разлились от-ражающие облака озёра с чистейшей, как слеза милосер-дия, водой. – Слав… – тронула меня за плечо Катя. – Ау, ты где? Пойдём домой. – Ты иди, хорошо? А я погуляю минут десять, и поды-мусь. Что-то так захотелось просто под небом побродить. – Господи, все мы под небом ходим. Ну, ты и чудик у меня. Ладно, тогда подожду тебя дома. – Десять минут, – напомнил я. Катя, чмокнув меня в щёку, пошла в подъезд, а я по-брел по двору, оставляя следы на первом снегу. На душе было тихо и спокойно, как этим утром на улице. Само со-бой как-то вышлось через арку в соседний двор. – Ха-ха-ха! Придурок! – раздражённо имитировала смех стремительно вышедшая из подъезда дамочка. Я остановился от неожиданности. – Чего так смотришь? – спросила подошедшая дамоч-ка. – Не видел женщину в гневе? – Я как-то в детстве у сестры косметичку импортную стырил. – То-то смотрю, смазливый такой. – Я из соседской собаки индейца делал. А у соседей семья большая. И всего один мужик – отец. Так что я сыз-мальства ещё всяких женщин в гневе повидал. – Всё равно, уж больно хорош брюнет, – ядовито ска-зала дамочка. Из подъезда донеслись торопливые шаги. – Ты со мной, или с этим? – дамочка кивнула на подъ-езд. – Ха-ха-ха, придурком! – Я сам по себе. – Ай! – махнула на меня рукой дамочка и поспешила прочь. Дверь подъезда отворилась, и на улицу выскочил мужчина лет сорока. В тапках, майке и спортивных штанах. “Кто одел бульдозер?” – подумал я, увидев его. – Лариса, ну, подожди же! Ну, нельзя же так! – послед-нее его восклицание походило скорей на вопрос. Если б мужик просто выбежал молча, то я бы уже и да-мочку обогнал. Действительно – огромный как бульдозер. Машина, способная проехать сквозь дом, вырвавшись на улицу, остановилась в опасной близости и… …и тут этот жалкий скулёж. – А ну вернись, кому сказал! – Было сомнительно, что такого командира слушаются хотя бы собственные руки-ноги. Голос мужика нелепо сорвался, казалось – ещё не-много и он заплачет. Дамочка, удаляясь решительной походкой, не обора-чиваясь, выкрикнула: – Раззява! – Вы слышали? – обратился ко мне здоровяк. – Да. – Она права, – вздохнул бульдозер. – Раззява и есть. Вечно со мной одни недоразумения. То на поезд опоздаю из-за того, что троллейбус в пробку попал. То кошелёк по-теряю, пока в магазин иду. Лариса считает, что его у меня просто украли. Что у меня вообще, голову украсть можно. А то, вот это… Здоровяк кивнул затылком на дверь подъезда. – Мы только с гостей приехали. И она разгром мне устроила: зануда ты прескучный, ухожу от тебя… Я спра-шиваю: “Куда?..” Она: “В ночной клуб!..” Я: “Так утро уж…” А она: “Значит, в утренний клуб ухожу…” Конечно, к под-руге своей поехала. По телефону шушукались… – Ну, значит, ещё у неё пошушукается, да вернётся. А вы б домой шли, чай, у нас тут не жаркие страны. – Когда Лариса собралась уходить, я вспылил… – Ка-залось, здоровяк меня не слышит. – Сказал, что она может ехать, куда хочет. Обычно я сдержан, а тут… Впрочем, я по-нимал, что она вызовет такси и прямиком до подруги. Ну, и выкрикнул – катись! Указав на дверь. У которой она и так стояла. “Давай-давай, с глаз моих!” Ларочка была так удивлена, что забыла даже сумочку. Хлопнув дверью, вы-скочила на лестничную площадку. А ведь в сумочке деньги на такси! Схватив её, я ринулся в подъезд. Так же громко, как Лара, дверью хлопнув. Догнал. Вручил сумочку, сказав: “Вы, кажется, что-то забыли”. – “Вот уж спасибо, – сказа-ла Лариса. – Жаль только, что вы так занудны, и такой раз-зява”. – “Раззява?! – воскликнул я. – Из-за того, что сооб-разил про твою сумочку?” – “Нет! – выкрикнула уже снизу Лара. – Потому что наверняка не сообразил про ключи!” Тут я ахнул и к двери рванул. Точно – не открыть! Ну, а дальше вы видели… – Жестоко она с вами, – сказал я. – Позвоните ей по моему телефону. Вернётся. – У неё нет ключа, – горько усмехнулся здоровяк. – Когда мы возвращались домой из гостей, она сунула свой ключ мне, увидев, что на площадке перегорела лампочка. Открыв дверь, я сунул ключ почему-то в свой карман. У меня хорошая память. Ещё б научиться ею вовремя поль-зоваться… – Может, выбить дверь? – предложил я. И, глядя на бульдозер в тапочках, добавил: – Делов-то. – Стальная дверь. Не выбьешь. Надо МЧС вызывать. – Я не знаю их номера, – сказал я, думая, что мужик сам бы мог в МЧС служить. Тараном. – Я знаю, – сказал здоровяк. Он взял мой мобильник и принялся набирать номер. Как ему это удавалось – непонятно. Казалось, его похожий на полено палец нажимал сразу на все кнопки. Он-таки дозвонился. Объяснил, что случилось, и на-звал свой адрес. Затем, поблагодарив меня, поспешил греться в подъезд. А я побрёл дальше. Из внутреннего кармана куртки я достал вечно нахо-дящиеся при мне телефонные наушники. И, подключив их, поставил сборник понравившихся песен. Holy Mouses сменял Э.С.Т., а за Rob Zombie, шла АлисА. Я хотел прогу-ляться самую малость, но, когда глянул на время, было уж почти восемь. Рассвело. Я шёл по центральному проспекту города средь спешащих куда-то в воскресную рань прохо-жих. Катька не позвонила. Уснула. Ну, а мне спать совсем не хотелось. “А не посетить ли стольный град Североморск?” – по-думал вдруг я. Полчаса, и я там. Город закрытый, но у меня был рабочий пропуск. Хотя чисто по работе ездил лишь однажды. Приятелей там у меня хватало. В последний раз, когда я гулял в Североморске с полгода назад, меня сто-порнули менты. Проверили документы. И, увидев Мур-манскую прописку, один другому констатировал: гастарбайтер. Под “Стать севера” в наушниках, через Ж/Д вокзал я вышел на конечную Североморского автобуса. Вот обрадую кого-то, зарулив в девятом часу утра. Осталось только выбрать счастливчика. Выбор пал на Саныча. Старый металлист. Местами чуть проржавел. Немного где-то скрипит, иногда дребезжит, но всё не гнётся и ко-выляет своей кривой дорожкой по жизни. Был он прежде солистом группы. Писал отличные песни и умел играть на гитаре. Жаль, группа развалилась от внутренних меж-доусобиц. Я прикинул: Катька по любому часов до двух проспит, глядишь, обратно приеду, она и не проснётся. А и задержусь, так создал же человек телефон! Маршрутное такси уже поджидало пассажиров. Я уселся у окошка. Музыку сделал потише, может, вздремну в дороге. Когда маршрутка тронулась, все места были заня-ты. Сзади ехали пятеро парней, лет по двадцать. Ржали не умолкая. С закрытыми глазами, сквозь шёпот наушников, мне была слышна их громкая болтовня. – Что означает такая скобка? – спрашивал один из них. – Это улыбка.