Валерий Еремеев - Тремориада

– А в другую сторону? – Грустит. – А есть такая, когда сосёт? – Тогда не до скобок, – прыснул один из парней, уха-хатываясь. Мой хмель, пока я гулял, быстро выветривался. Когда эти типки только заходили в маршрутку, то показались мне трезвыми. Пассажиры не обращали на их громкий трёп внимания. Я тоже делал вид, что не обращаю. Но, в конце концов, одна женщина лет тридцати восьми сделала им за-мечание. – Да он же пердит, как жопошник! – воскликнул один из типков, словно обращаясь ко всем пассажирам. Парни загоготали. – Хватит ржать, как лошади! – возмутилась та жен-щина. – Сама кобыла! – захохотали сзади. – Вы не одни тут едете, – сказала женщина. – Отправляйся в стойло, – смеялись парни. Женщина, поняв, что рассчитывать на поддержку не приходится, замолчала. А типки продолжили ржать, меж делом ещё пару раз вспомнив возмутившуюся женщину. На выход она поднялась уже в черте Североморска. На остановке “Хлебозавод”. – О! – воскликнул один из парней. – А мы тоже сей-час выходим, дальше на кобыле поедем. Я поднялся с места и вышел на остановку раньше. До ближайшей улицы – метров четыреста. Тут и в разгар дня не многолюдно. Парни уже шли за женщиной. – Ну, чё, ко-о-обыла-а, – нараспев протянул один из типков. Женщина, не оборачиваясь, прибавила шаг. Я, обо-гнув парней, приблизился к ней, сказав первое, что на ум пришло: – Здравствуй. Домой? С работы? Она резко повернула голову, глянув на меня большими глазами, и признала попутчика. – Да, – кивнула она. – Эй, чего к нашей кобыле пристаёшь?! – последовал сзади возглас. – Терпеть не могу работать. Тунеядничать люблю, – сказал я женщине. – Никак не могу найти такую контору, где бы это моё выдающееся качество оценили по достоин-ству. Вот, чтоб лениться изо всех сил, а чуткое руководство это подмечало. Премию выписывало. Фотокарточку на до-ску почёта – меня спящего – вывешивало. И всем сачкам в пример ставило. – Это что за козлина? – поинтересовался сзади один из типков. – Урод из маршрутки, – ответили ему. – Но пока мои поиски тщетны, – продолжал я нести чепуху женщине, продвигаясь вперёд. – У тебя есть чего на примете? – Ко-о-озлина-а, – нараспев протянул типок, что уж солировал в маршрутке. Похоже, мы от них чуть оторвались. Во всяком случае, они были пусть на не большом, но расстоянии. – Нет, сама о такой работе мечтаю, – ответила жен-щина. – Культивируют труд, чтоб народ вкалывал, – ска-зал я. – Словно у людей богатый выбор. Труд из обезьяны сделал человека. А обезьяну из земноводной твари сделала возможность жить только на земле. И что из этого? И то и другое – жизненная необходимость. Условия игры. Вка-лывать, не значит – хорошо. Значит, деваться некуда. Все ломают голову над смыслом жизни. Да, действительно, в чём суть самообучающегося интеллекта? Тут без поллитры не разобраться. А, может, в самообучении? Как дырокол для прокалывания дыр. Не, у демагогов, конечно, найдётся ещё масса вариантов. Ведь дыроколом очень удобно бить подонков по голове. Поэтому его вполне могли создать и для этой цели. Мудрёная версия, а после остаётся удивляться, что всё гениальное просто. Типки сзади ещё приотстали. Мы шли по снегу, едва припорошившему грязь дороги. – Нет уж, наша задача самообучаться. Набираться знаний в свободное от вынужденной работы время. Само-совершенствоваться. Прочь от людей в каменоломне, как обезьяна вскарабкалась на дерево от земноводных. Австра-лопитек, наверное, тоже считал себя венцом эволюции. Славный хотел взорвать мозг женщине, чтоб той было не до страха. По краям дороги меж двух заборов росли редкие де-ревца. Частично уцелевшие листья потяжелели под шап-ками снега. К полудню он начнёт таять, но сейчас даже не лип к ботинкам. – Мне нравится эта парочка. Козлина и кобыла, – всё ж не унимались сзади. – Если их скрестить, козлиные же-ребята выйдут. Типки заржали. – Вот этим действительно только в каменоломне реа-лизовываться, – негромко сказала женщина. – Недочело-веки. – Как раз-таки слишком человеки! – возразил я. – Буквально на днях хвост отпал, и вот она – следующая сту-пень эволюции. И ступень, по-моему, не очень высокая. Но человечество себе уже во всю оды поёт. С ядерной дубиной на плече, ковыряясь пальцем в носу, выходит в интернет, чтобы глянуть гороскоп на неделю. – Бывают люди многим глупее нас, бывают зануды, – вздохнула женщина. – Всякие бывают. Но терпеть не могу только тупых хамов. Таких, как те, сзади. – Навряд ли найдётся хоть один человек, любящий тупых хамов, – усмехнулся Славный. – Остаётся только удивляться, откуда они берутся? Парни, скорее всего, действительно были трезвы. Ведь до сих пор у меня не было ничего переломано. Я при-кинул: если ещё пару минут продолжится лишь дразнилка, то можно считать – приключение закончилось благопо-лучно. Мы вышли на пустырь, по левую руку проходя авто-сервис. Затем по лестнице поднялись на дорогу. И вот – жилые дома. Типки уже срулили прочь, когда я спросил спутницу, куда ей идти дальше. Её дом оказался вот он, ру-кой подать. Тогда я, избегая долгих расшаркиваний, сказал просто: – Ну, счастливо. Она поблагодарила меня, когда я уже шёл своей до-рогой. 4. Звонок у Саныча никогда не работал. Славный сразу постучал в удачно гармонирующую с лестничной площад-кой пошарканную дверь. Послышались тяжёлые шаги, а затем хриплый голос: – Обзовись?! – Да чтоб мне ни дна, ни покрышки! – сказал в дверь Славный. – Не та-а-ак! – воскликнул в отчаянье Саныч. – Да Славный я. Отворяй калитку. – Мой дом – мои ворота. А калитка, где резной пали-сад. Славный – брат мой лучший. Ты же, плут самозваный, разоблачён, и бежал бы отсюда, пока я на тебя всех собак не спустил. – Это ты имитатор! Нет у Саныча собак, и быть не мо-жет. Он скорее б съел собаку на каком-нибудь деле, чем за-вёл. Саныч заводит только будильник, тёлок и себя после стакана. Так что, не Саныч ты. Расколол я тебя, как блюдце дешёвое. Открывай дверь, и хоть умри как мужчина. – А, может, договоримся? Согласен жить трусом. Не привыкать. Готов клеветать, наушничать и предавать. Могу принять буддизм. – Какой на фиг буддизм?! Открывай уже. – А ты, разве, не злобный Будда? – Нет, Будда добрый! – начал терять терпение Слав-ный. – Тогда ты злобный кто? В отчаянную минуту похме-лья весь мир зол… – Кроме того, кто с пивом пришёл. – Так что ж ты мне ухи топчешь! – воскликнул Саныч и защёлкал замком. Дверь распахнулась, и он выскочил босой, в тельняш-ке, обнимать Славного. – Брат, а я уж и души не чаял, – запричитал Саныч, дыша перегаром. – Хреново? – А как же, утро всё-таки. Саныч отступил к себе за порог и, поклонившись, из-за свисающих чуть не до пола длинных волос проговорил: – Милости прошу, блин. Пока Славный раздевался, Саныч кликнул в комнату: – Душа моя, Олюшка, у нас гости. – Меня вообще-то Светой звать, – отозвался из даль-ней комнаты равнодушный голос. – Как скажешь, Танюша, главное – стол расчисти. Приличный гость в приличном доме. И такой, я извиня-юсь, бардак. Друзья прошли в порядком захламлённый зал. А из маленькой комнаты вышла Света, одетая лишь в большую для неё Саныча рубаху. Она кивнула Славному и начала не-спешно застёгиваться. – Да ладно тебе, все свои, – сказал Саныч, глянув на неё. – Ты б лучше салат спрятала. А то приличный чело-век ещё подумает, что мы так и кушаем: сдобрив помидоры окурками, а огурцы – колбасными шкурками. Саныч уселся на диван напротив журнального сто-лика с остатками скромного застолья. Закинув ногу на ногу, демонстрируя дырку на потёртой коленке трени-ков, сказал: – Зато никогда взяток не брал. Присаживайся, Славный. Душа моя, Света, будь добра принеси бокалы и пару ершей. – Какие ерши? – спросила Света, усаживаясь на та-буретку у столика. – Мы ж вчера мышь поминали, что в твоём холодильнике сдохла. – А ну! – гаркнул Саныч, хлопнув в ладоши. – Я ска-зал: пива и ерша! И живее, словно ты, мать его, мир спаса-ешь. Как хренов Брюс, – прости меня Господи, Уиллис с похмелья. – Псих, – буркнула Света и, собрав со столика в та-релку с мусорным салатом рюмки и зачерствевший хлеб, отправилась на кухню. – Ну, и как твоё ничего? – спросил Саныч Славного. – Твоими молитвами. – Если б всё моими молитвами шло, то уже лет десять была бы ядерная зима. Света вернулась с влажной губкой и протёрла столик. Затем принесла три бокала и, присев на табуретку, целому-дренно натянула рубашку на бёдра. – Ай, умничка! Ай, хозяюшка, – похвалил её Саныч. – Вот, люблю беззаветно! Не, ей-богу – выучусь на скуль-птора и посвящу жизнь увековечиванию твоей красоты в мраморе. – Уж извиняйте, ерша только нет, – сказала Света. Славный встал и сходил за двумя большими баклаж-ками пива, что оставались в коридоре. Вернувшись, разлил по бокалам. – Давно пьёшь-то? – спросил он, когда Саныч потя-нулся за бокалом. – Всю жизнь, – ответил тот. – Выглядишь ничего, только колбасит малость. – Блин, не говори под руку, – буркнул Саныч, бокал в его руке дёрнулся, и он поспешил выпить пиво залпом. Глаза Саныча тут же заслезились. Он блаженно протянул: – О-о-о, холодные пузырьки… Теперь я добреть буду. А Свете то ли пиво не пошло, толь так мгновенно приспичило – она, отпив половину, поставила бокал и удали-лась в туалет. Славный достал сигарету и спросил: – А куда пепел? Салат-то специальный унесли. – Сейчас, – сказал Сергеич и позвал: – Танюша, душа моя, будь любезна, принеси пепельницу! – Я не Танюша, я Оля, – послышался голос из спаль-ни. – Оля? – посмотрел на Славного Саныч. – Тогда тем более. Дверь из спальни открылась, и на пороге возникла вторая девица, в большой для неё Саныча рубашке. Ба-рышни были слишком свежи, и Славный понял, что они тут не из-за бухла. У дикого металлиста девицы искали приключений. – Ты пепельницу вчера в мусорное ведро выкинул, – сказала она, застёгивая пуговицы. – Заявил, что так вы, гу-сары, всегда вытряхиваете. – Мы такие! – кивнул Саныч. – А после, с бодунища, в помойке роемся. Он встал и пошёл на кухню. Вернулся с помытой и протёртой пепельницей. Увидев, что Славный с Олей пьют пиво, вздохнул: – Пока хоть кто-то празднует жизнь, бедолаги, рою-щиеся в помойке, не переведутся. – Саныч уселся на диван и спросил Славного: – Так каким тебя сюда занесло? – Сто пятым? – А-а! – оживился Саныч. – Автобус! Видел по теле-визору. Ездит на колёсиках. Иль ты думал – мы тут со-всем дикие, коль окромя гастронома под окном никуда не ходим? – А у тебя как складывается? – спросил Славный. – Да…собственно… – Саныч развёл руками, обводя взглядом бардак комнаты. – Вот, как-то так. Нигде не ра-ботаю, везде пью. Мало ем и много курю. – Так а на что?