Валерий Еремеев - Тремориада

С экрана утверждали, что в каждом человеке скрыва-ются тысячи личностей. “Что за чепуха”, – подумал Трескачёв и выключил телик. По жестяному карнизу окна забарабанил дождь. Сер-гей вновь разобрал постель, и улегся досыпать. Мысли тё-плой тихой рекой поплыли вдаль, увлекая сознание в мир спокойного сна. СЛАВНЫй Тёмной ночью осенней Припозднилась гражданка, пешком Возвращаясь домой по аллее В пальто с норковым воротником. Торопилась, путь свой срезая Не пошла там, где были огни – В заборе дыру подыскала, Свернув с дороги в кусты. А там, по нужде своей малой, Гоп-стопник по прозвищу Шкерт Стоял, траву поливая, Дымил сигареткою “Кент”. Увидел гражданку в пальтишке – Запрятал хозяйство в штаны И к ней подвалил он неслышно Под покровом ночной темноты. – А ну-ка, снимай-ка пальтишко, И сумочку мне одолжи. Я бедный романтик, не всем же Купаться, как ты, в роскоши. Гражданочка шум вдруг подняла – Во, нервная! Как завизжит… И тут же, кусты подминая, Герой к ней на помощь спешит. Здоровый детина – два метра – Романтику кости ломал, А после с гражданкой под ручку Домой к ней ушкандыбал. А после через неделю, А может быть и полторы Гражданку с пальто повязали В аллее всё той же менты. – Вот и попалась, стервоза! – Ей мент на допросе сказал, А чтоб убедительней было, С размаху по уху как дал! – Пальто ж то украли у тёщи Начальника ГУВД. Получит гражданка по полной, Как в старом НКВД Клялась она и божилась: – На рынке купила пальто! Менту это было до фени, Он дело сдал в суд всё равно. Гражданочка срок щас мотает, Романтик в больничке лежит, Герой лечит триппер, икает – Гражданкою он не забыт. Такая история была, Такие, брателла, дела – Гражданка пальто не отдала И всем жизнь попортила. 1.Я смотрел на то, что раньше было едой человека. Быть может, бифштексом, прежде скакавшим телёнком с задор-но задранным хвостом. После его убили на скотобойне и расчленили. Люди, потрошившие тушу, и представить не могли, что скотина, став дерьмом, обретёт невообразимую известность. Не для них, а для их детей. Говно. А сияет-то как! Не иначе, святой или слесарь с атомной станции обделался на фоне города. Город на заднем плане наверняка Лондон. И не одной буквы по русски. Ещё бы! В СССР не выпускают в тираж изобра-жение говна. У нас его делают. Натуральное. Кроссовки “СКОРОХОД”. Выглядят так, что в далёкой Англии никто, из чисто моральных соображений, не выпустит товара с изображением такой обуви на упаковке. – Зоныч, где пластинку “SEX PISTOLS” надыбал? – спросил я тогда у сокурсника в ПТУ. – На дыболках, – ответил Зоныч, находящийся в кольце обступивших его пацанов. Точнее, пластинку “SEX PISTOLS” в его руках. Сколько ж прошло? Сейчас 2008 год… Мдаа… Девят-надцать лет. Теперь я у половины пацанов, тогда обступив-ших Зоныча, имён не вспомню. – Давайте “SEX PISTOLS” врубим, – без всякой на-дежды предложил я. Молчание. Укоризненно-сожалеющий взгляд давнего друга. – Какой секс, какой пистолс?! – весело возмутилась жена друга. – Танцуют – все. И, выйдя из-за стола, первой пустилась в пляс под попсовое “унц-унц”. К танцующей Лене поспешила Оль-га, утягивающая за собой Длинного. Моего кореша. Длин-ный, он и есть Длинный. Под два метра ростом. Неуклюже топтался меж миниатюрных и – в отличие от него – гармо-нирующих с музыкой девиц. – Я тоже хочу, – закапризничала Катька. – Так иди. Неделю были знакомы, уже убедился – она не из стес-нительных. С Ленкой-Олькой быстро спелась. Так в чём же дело? – Я с тобой хочу, – сказала Катя. – Не, я только под “SEX PISTOLS” танцую. Глядя на выходящую из-за стола Катьку, я подумал: “Лучше быть занудой, чем клоуном. Вон, Длинный – он бы хорошо в каменоломне смотрелся, а не пытающимся тут выплясывать. – Славный, ну не ставить же сейчас “SEX PISTOLS”, – сказал оставшийся со мной за столом Лысый. И усмех-нулся. – Или GOREFEST. Баб обламывать. Он отгрыз кусок вяленной, жирной путассу, вытер руки туалетной бумагой и отпил из кружки пива. Я после-довал его примеру. Конечно, надо находить что-то обоюдное. Вот мы и чередовали “унц-унц” и то, что могли слушать из нашей музыки барышни. Плясуны вернулись за стол. И потекла заунывная – для меня – беседа. Потому как обсуждение неприсут-ствующих знакомых я всегда считал делом не своих пол-номочий. Потому сидел молча. Попивал пиво. Покусывал рыбу. Покуривал сигарету. И компания-то своя, но какая ж то-ска… Вот, помнится, летом 1996 года я с Длинным сидел здесь же, в квартире у Лысого. Тоже пили пиво, но из коло-нок звучала Г.О. – Тоска, – сказал Длинный, ставя опустошённую кружку на стол. И тут же открыл новую бутылку. – А ты гони её прочь, тоску-кручину, – проговорил Лысый. – Сейчас что-нибудь придумаем. – Тебе легко придумывать, – пробурчал Длинный. – У тебя мозг есть. – А у тебя нет? – удивился Лысый. – Хотя б спинного? Костного?.. – Откуда мне знать? Мне знать нечем! – вздохнул Длинный и обратился ко мне: – А у тебя с мозгом как, бра-туха? – Одолжить хочешь? – спросил я. – Я б академику под проценты мозг одолжил. Но ты ж не академик, процентов с тебя никаких. – Ну, раз я тупой, то вам самим придумывать потеху, – усмехнулся Длинный. – А то у меня одна забава: тумаков обоим надаю – всё веселье.

– Давайте на желание спички тянуть, – предложил Лысый. – На какое? – спросил я. – Да пофиг! На любое. На идиотское. – Хочу денег много, – сказал Длинный. – Иди работать, – предложил Лысый. – За еду, – вставил я. – Ну, вот вам и желание! – развёл руками Лысый. – Проигравший идёт на улицу с плакатом на шее: “РАБО-ТАЮ ЗА ЕДУ”. – Точняк! – воскликнул я. – С плакатом в центр за-нятости. Только надо сразу обговорить детали. – Да, – согласился Лысый. – Зайти в “центр”. Прой-тись там. Почитать объявления. Минут через пять выйти и постоять у входа. – Ага, – поддержал я. – Постоять, скажем, с час. – Долго, – сказал Длинный. – Полчаса хватит. – Ты уж тоже, Длинный, догадываешься, кто проигра-ет? – засмеялся Лысый. – С чего бы мне проигрывать?! – обеспокоился Длин-ный. – Это не я сказал, – смеялся Лысый. – Славный, твой друг на меня порчу наводит, – сказал мне Длинный. – Успокой его, не доводи до греха. От этих слов Лысый и вовсе, со смеху согнувшись, стукнулся лбом о стол. – Он и в самом деле не говорил, что ты проиграешь, – заметил я. – И ты туда же! – воскликнул Длинный. – Не, я здесь же. А порчу ты сам на себя навёл. Теперь твоё подсознание будет изо всех сил стремиться проиграть. Тебе теперь лишь кажется, что ты хочешь выиграть. – О! – отмахнулся двумя руками Длинный. – Ты страшный человек. Хорош меня зомбировать. – Пусть у проигравшего будет шляпа для милостыни, – сказал Лысый. – А чё, давайте, – поддержал Длинный. – Может, мне на машину насобираем. – Это уж как постараешься! – опять засмеялся Лы-сый. – Ладно, посмотрим, кто после смеяться будет, – ска-зал Длинный. Мы принялись за плакат. Нашли какую-то картонку и написали: “ГОТОВ РАБОТАТЬ ЗА ЕДУ!” И после ещё при-писали мелко: “овсянку не предлагать”. Шляпы у Лысого, конечно, не было, и под милосты-ню мы нашли коробку из-под обуви. Спички предлагал тянуть я. Потому как оба друга – прощелыги знатные и веры им нет. Но чёрт! И блин! И на-стоящие маты! Когда они вытянули по спичке – в моей руке осталась короткая. – Получил! – обрадовался Длинный. – Ничего-то ты с моим подсознанием не сделал. – Ещё бы, – сказал я. – У тебя его просто нет. Перед нами высилось трёхэтажное здание “Центра за-нятости”. С коробкой подмышкой, с плакатом на шее я, хоть и хмельной, но всё ж неуверенно пошёл к входу. При-ятели последовали за мной на расстоянии. Обширный зал первого этажа. По периметру – сиде-нья для ожидающих. Их набралось предостаточно. Ску-чающие, волнующиеся, утомлённые. Все они вдруг уста-вились на меня. Прежде я испытывал такое же ощущение – что нахожусь не там, где надо – в призывном пункте военкомата. В центре зала я остановился. Длинный еле сдерживал смех. Лысый же был серьёзен. Подошёл к доске объявлений и косился на меня. Все остальные же – тара-щились. Вон и женщина за окошком, выдававшая какие-то бумажки, прервала свою речь, уставившись на меня. То же самое проделала и очередь, стоящая к ней. В тихом зале стало ещё тише. И поэтому очень отчётливо послышались шаги спешащего к выходу Длинного. Видать, силы, помо-гающие ему бороться со смехом, иссякли. Когда дверь за ним хлопнула, все словно проснулись.

Ожили пониженные голоса. Заскрипели откидные стулья. Зашаркали ноги. А женщина за окошком сказала: – В двадцатом кабинете. Я был всеобщим, откровенным центром внимания всего с минуту. После все сделали вид, что я им не инте-ресен. Как было условленно, я подошёл к доске объявлений. Сделал вид, что читаю. После не спеша пошёл к выходу. Выйдя на улицу, сел на бетонные ступеньки близ входа, скрывшись за плакатом “ГОТОВ РАБОТАТЬ ЗА ЕДУ!”. Из-за него торчала только моя, нуждающаяся в пропитании, физиономия. Да руки, достающие из пачки “WINSTON” сигарету.В коробку под плакатом звякнула мелочь. Это вышел из “центра” щедрый господин Лысый. – Дай тебе Бог здоровья, сынок, – поблагодарил я. Грело солнышко, пели птички. При лёгком дунове-нии ветерка, словно что-то нашёптывая, шелестела ли-ства. Мир был прекрасен, а жизнь хороша. Только всё это меня не касалось. Лысый уселся на скамейку неподалёку. К нему подо-шёл Длинный, успевший сходить за пивом. Непременно холодным! Они приподняли бутылки, словно говоря мне: твоё здоровье. И принялись пить. В какие времена приходится жить! Подонки, бухаю-щие средь бела дня на улице, никого не впечатляют. Зато на меня таращались все входящие в “центр” и косились выходящие. Но денег никто не кидал и работы не пред-лагал. Рядом припарковалась новенькая, с виду дорогущая иномарка. Из неё вышла, сделав ключиком “пик-пик”, красивая брюнетка лет тридцати в лёгком платьице. И на-правилась в мою сторону. Я перестал быть центром вни-мания. К примеру, Длинный рисковал лишиться глаз, которые могли вот-вот выскочить из орбит и, пролетев приличное расстояние, шмякнуться на асфальт возле цокающих шпилек. Я щелчком отшвырнул окурок, на удив-ление точно залетевший в урну. Брюнетка глянула на меня и прошла в “центр”. Вышла она минут через пятнадцать, когда я уж поду-мывал заканчивать этот цирк. – Не густо, – сказала она, заглянув в коробку с мело-чью. – На еду не хватит. Но ничего, у меня есть для тебя работёнка. – Только не за овсянку, – предупредил я. – Что ты! Расплачусь исключительно едой. – И какая работёнка? А то я, конечно, мастер, но ра-ботать не умею. – Так что ж ты работу ищешь? – Помилуй, кормилица, так ведь нужда. И потом, я – работник интеллектуальный. Могу тебе баллистическую ракету начертить, или кроссворды разгадать. Какая задача перед нами? – Задача, я так понимаю, утереть твоих приятелей, – усмехнулась брюнетка. – Ого! – удивился я. – А их имён ты не видишь? – Хватит болтать. Ты идёшь? – Конечно! – сказал я и, вставая, наступил на короб-ку с мелочью. – Тфу ты, блин! – И выкинь этот плакат, – тихонько засмеялась брю-нетка. Пока мы шли к машине, я ни разу не взглянул на по-донков с пивом. – Что, в карты проиграл? – спросила брюнетка, вы-руливая со стоянки. – Не, в спички. – Хм, спички… – усмехнулась брюнетка. – Всё равно, проиграл – плати. Спичечный долг – дело чести. – Она вдруг серьёзно посмотрела на меня. – Ты человек чести? – Не, я проходимец известный, – тоже серьёзно от-ветил я. – Втираюсь сначала в доверие. Затем – в машины. А после туда, где и вовсе ничего не вотрёшь.