Не влюблены - Эли Хейзелвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я никуда не тороплюсь. Так что найду уютный уголок и подожду тебя.
Флоренс сжала мою руку поверх кожаного сиденья.
– Ты так хорошо заботишься обо мне.
– Взаимно.
Я никогда не была в этой части Лейк-Остина, но узнала название клуба: в детстве мама приводила нас сюда, чтобы взять одежду, которую отдавали на благотворительность, и школьные принадлежности. Это было модное местечко, которое часто посещали люди, которые любили брачные контракты и воздушные поцелуи. Таких как я сюда допускали только в исключительных случаях, связанных с благотворительностью. У входа я заметила мольберт, а на нем картину, которая могла бы сойти за обычную фотографию инвестиционного банкира. Под картиной была надпись: «С выходом на пенсию, Эрик!». Флоренс расписалась в гостевой книге, а я старалась держаться от нее подальше, насколько могла.
Зал был переполнен людьми в костюмах и вечерних платьях. Небольшой оркестр готовился играть, и официанты пробирались сквозь толпу, неся большие подносы с напитками и закусками. Мой желудок сжался при мысли о том, что я буду есть среди этих людей.
– Вот Эрик, – сказала Флоренс, указывая туда, где возле выставленного на показ виновника торжества собралась небольшая толпа. – Я тебя представлю. Он скажет: «Ты слишком молода и красива, чтобы весь день проводить в лаборатории», или что-нибудь в этом роде. Так что заранее извиняюсь.
Он этого не сказал. Н сказал другое: «Если бы знал, что у биоинженеров такие прекрасные формы, возможно, сменил бы специальность». Поскольку я любила Флоренс и «Клайн», я не упомянула, что без колебаний подала бы на него в суд за сексуальное домогательство, а просто дружелюбно улыбнулась, глядя на него сверху вниз. Благодаря высоким каблукам, я возвышалась над ним, и наслаждалась очевидным дискомфортом Соммерса, когда тому приходилось вытягивать шею, чтобы произнести свою чушь.
Пока они с Флоренс болтали, я, пытаясь скрыть скуку, смотрела по сторонам. Затем тон Соммерса сменился на радостно-удивленный.
– А, так ты пришел! Только посмотри на себя!
Обернувшись, я увидела Конора Харкнесса, и у меня упало сердце.
– Нет, сэр, это вы посмотрите на себя! – его улыбка была само очарование.
У Конора был легкий акцент – ирландский, по словам Тиш, которая провела лето в Дублине по программе исследовательской стипендии. По первому впечатлению он показался мне старше Эли, но теперь, когда рассмотрела поближе, я могла сказать, что он просто рано поседел. У него было магнетическое воздействие, которое я могла почувствовать, даже не будучи в сфере его притяжения. Мужчины и женщины оборачивались, чтобы взглянуть на него, задерживая взгляд, и Конор, казалось, привык производить подобный эффект.
Они с Соммерсом обнялись как отец и сын, которыми легко могли бы быть, они излучали ауру, свойственную тем, кто происходит от старинных богатых семей.
– Дамы, это Конор Харкнесс, близкий друг семьи, – Соммерс ухмыльнулся, представляя их друг другу. – Я так рад, что ты пришел, Конор. Ты знаешь Флоренс Клайн и... – он непонимающе уставился на меня, забыв мое имя, и я не пришла ему на помощь.– Эм, Роза?...
– Рута, – произнес глубокий, знакомый голос рядом с Харкнессом. – Доктор Рута Зиберт.
Мои легкие превратились в бетон.
– А, отлично, – Соммерс потер руки. – Я вижу, вы все знаете друг друга.
– Вы знакомы с Эли Киллгором, сэр? Он партнер в «Харкнесс».
«Он здесь. Стоит прямо тут».
– Не был знаком, но рад познакомиться с тобой, сынок. Ты случайно не играешь в гольф?
– Мне больше нравится хоккей, – приветливо сказал Эли с явным южным акцентом. В мягком свете его глаза казались такими же темными, как мои, и я не могла оторвать взгляда.
– Ну, ты отлично выглядишь, – Соммерс восхищенно оглядел его широкие плечи в костюме-тройке. – Я вырос в Висконсине и тоже любил играть. Потом, конечно, я постарел.
– Возраст ощущается. Раньше я ввязывался в самые жестокие драки на льду и на следующий день возвращался на каток. Потом мне стукнуло тридцать. Теперь у меня болит спина еще до того, как я встаю с постели.
Смех Соммерса был искренним. Конора Харкнесса – гладким и сильным, с тонкой опасной гранью, которая явно должна была понравиться богатой стороне Соммерса. Эли, с другой стороны, был настоящим мужчиной. Внешне простой, приятный парень, который умел пользоваться электроинструментами, спасал котят из горящих домов и знал статистику драфта НФЛ. Привлекателен по целому ряду других причин.
Я подозревала, что они годами оттачивали взаимодействие. На самом деле, я была готова поставить на это свой патент.
– Это будет неприятной новостью, – сказал Харкнесс, внезапно посерьезнев, – но Эли играл за «Сент-Клаудских Хаски».
Соммерс покачал головой.
– А я за их непримиримых соперников: «Боевых Ястребов».
Эли задумчиво кивнул.
– Что ж, сэр, полагаю, на этом наш разговор окончен.
Соммерс снова довольно рассмеялся.
– Вот что я тебе скажу, сынок, хоккейные клюшки и клюшки для гольфа не так уж сильно отличаются. Как насчет того, чтобы в это воскресенье я научил тебя нескольким движениям?
Эли прошелся языком по внутренней стороне своей щеки, притворяясь, что обдумывает это.
– Я не могу допустить, чтобы кто-то увидел, как я уклоняюсь от боя с «Ястребом», не так ли?
– Черт возьми, не можешь.
Это было такое непринужденное общение, которое заставляло меня чувствовать себя лишней и неуместной, как будто я случайно забрела в мужскую раздевалку. Все тот же старый мужской клуб, теперь в ярком свете. Стоящая рядом со мной Флоренс была забыта. Меня никогда даже не существовало.
– Конор, мне нужно познакомить тебя со своей женой. Я говорил тебе, что мы останавливались на курорте твоего отца, когда ездили в Ирландию, верно? Мы пару раз ужинали с ним и его женой.
– О, если у нее было два ужина с папой, я должен принести ей свои глубочайшие извинения.
Для меня это не прозвучало как шутка, но Соммерс фыркнул.
– Флоренс, ты ведь тоже не знакома с моей лучшей половиной, так ведь?
– Пока нет, – сладко ответила она, но при этом было похоже, что она готова рвать и метать.
– Тогда пошли, или я окажусь в немилости. Я как раз на днях рассказывал ей о «Клайн»… – Уводя своих гостей Соммерс болтал без умолку, не подозревая о царившем между ними напряжении.
Наконец, после бесконечного, тянущегося мгновения мы остались