Музейный вор. Подлинная история любви и преступной одержимости - Майкл Финкель

к другому, и мастерство постепенно совершенствовалось. А потом фабрики принялись выдавать «штуковины», дешевые, одинаковые, бросовые. Период накануне того, как в силу вошли машины, чувствует Брайтвизер, знаменовал вершину человеческой цивилизации, пик красоты и мастерства. Вот такие предметы он крадет. Время всюду неумолимо движется вперед, за исключением, надеется Брайтвизер, одной маленькой мансарды в доме на окраине.

20

Начало 1997-го, приближается время зимнего отпуска Анны-Катрин; к этому моменту они с Брайтвизером вот уже почти два года как три уик-энда из четырех проводят, совершая кражи. В нескольких музеях они украли множество предметов одним махом, и это не считая сольных выступлений Брайтвизера, одного-двух ежемесячно. «Экспозиция» в их мансарде насчитывает около двухсот работ.

Их связь, чувствует Брайтвизер, остается несокрушимо прочной. В прохладные дни они иногда выходят на прогулку в одинаковых свитерах из толстой шерсти, которые купили вместе. «Прямо близнецы», – улыбается Брайтвизер. В долгих поездках Анна-Катрин часто дремлет, опустив голову ему на плечо, пока мили улетают прочь. Они вместе уже больше пяти лет.

Анна-Катрин видит их связь не в столь розовом свете, говорят те, кто знает ее. Они по-прежнему пара, однако она уже сыта по горло этой игрой в Бонни и Клайда. Полиция так и не постучала в их дверь, хотя правоохранительные органы, знают они из газетных статей, вовсю разыскивают похитителя. Во время предыдущего отпуска Анны-Катрин, полгода назад, они занимались кражами в Нормандии. Пока они были там, одна из местных газет «Ouest-France» вышла с кричащим заголовком «Налет на музеи!», под которым поместили фотографии нескольких пропавших экспонатов. Эта статья перепугала Анну-Катрин. Они тут же прервали поездку и поспешили домой.

И грядущие каникулы Анны-Катрин представляются подходящим временем, чтобы сбить полицию со следа, говорит Брайтвизер, – не потому, что он собирается остановиться, этого ему вовсе не хочется, а потому что он надеется расширить поле деятельности. Он чувствует, что даже в Европейском союзе с его открытыми границами полиция не умеет делиться информацией – возможно, из-за языковых барьеров. Когда наглость пары в одной из стран достигает опасных пределов (обычно эти пределы определяет Анна-Катрин), они временно меняют локацию. Добрая дюжина стран находится в дне езды от их мансарды во Франции.

Брайтвизер штудирует свои брошюры и путеводители. Он изучает свой мысленный список. И приходит к выводу, что миссия выходного дня ждет их в Бельгии. Он никогда еще не крал в Бельгии. Они смогут оценить тамошнюю систему безопасности; может быть, вернутся туда через две недели, когда Анна-Катрин будет свободна. Они выезжают ранним субботним утром в январе 1997 года.

Если двухсот произведений искусства в мансарде недостаточно, куда же больше? Немецкий психоаналитик Вернер Мюнстербергер написал книгу «Коллекционирование: необузданная страсть», авторитетный учебник по импульсивному собирательству. Мюнстербергер, умерший в 2011 году, обладатель трех докторских степеней, по медицине, антропологии, истории искусств, утверждал, что нездоровое коллекционирование – и это вовсе не о горе снежных шаров на полке в спальне – захватывает власть над жизнью человека, зачастую подталкивая к депрессии, заставляя чувствовать себя не в своей тарелке в обществе. Обширная коллекция, написал Мюнстербергер, помогает таким отщепенцам «словно по волшебству, скрыться в недоступном для других личном мирке», и цикл охоты за трофеями и их накопления, этот примитивный человеческий ритм, зачастую единственное действие, которое придает смысл их жизни.

Эрин Томпсон, преподавательница Колледжа уголовного права имени Джона Джея из Нью-Йорка, – единственный профессор в Соединенных Штатах, который занимается изучением преступлений в сфере искусства. В своей книге «Одержимость» 2016 года Томпсон пишет, что небольшое число воров-коллекционеров в целом уверены, будто бы их эмоциональная связь с предметом глубже той, что имеется у музея или некой личности с законным правом обладания, и они не видят ничего аморального, забирая его. Просто любоваться предметом в музее недостаточно для коллекционеров-преступников, говорит Томпсон, поскольку им отказано в «удовольствии прикасаться», буквальном контакте с прошлым.

«Всех истинных коллекционеров объединяет одна черта, – предостерегал Мюнстербергер, – у них просто отсутствует момент насыщения». Жгучее желание добыть что-нибудь еще неутолимо. По словам Мюнстербергера, никогда не наступит день, когда кто-то вроде Брайтвизера ощутит, что ему хватит. И мозговеды соглашаются с ним. Одержимость коллекционированием, доказали неврологи из Стэнфордского университета, может проистекать из нейрохимического дисбаланса, который вызывает расстройство контроля над побуждениями, что, в свою очередь, приводит к появлению неудержимого собирателя, иногда с преступными наклонностями. Мозг вырабатывает отравляющие химические вещества, концентрация которых увеличивается не от получения добычи, обнаружили исследователи, а от процесса. Когда удовольствие от поиска затмевает удовольствие от обладания самим сокровищем, вы не захотите остановить поиски. Чем и объясняется неутолимость страсти коллекционера. Брайтвизер никогда не подвергался соответствующему обследованию, поэтому состояние его мозга неизвестно.

Чем остановить неостановимое? Ошибками, невезением, полицией. Брайтвизеру все это время везло, он выходил невредимым из опасных ситуаций, не попадался на ошибках. В одну из первых краж в Швейцарии он заталкивал картину в брюки, и крупная пряжка ремня от Пьера Кардена отвалилась, с грохотом упав на пол. Рядом находился охранник. Но все, что он сделал, лишь бросил короткий взгляд, нисколько не обеспокоенный. Брайтвизер с тех пор никогда не носил ремней с большими пряжками.

Когда пара отправляется в Бельгию в первый раз, их цель – столица, Брюссель. Они едут шесть часов, кружа по второстепенным дорогам, ни разу не раскошелившись на платное шоссе. Денег на поездку у них в обрез, примерно по сто долларов на день – каждый внес половину, – и путешествие по европейским скоростным магистралям запросто поглотит львиную долю бюджета. Даже если бы они могли себе это позволить, говорит Брайтвизер, они все равно не стали бы платить. Скоростные шоссе вершат насилие над землей, и тратить на них деньги означает вознаграждать за уродство. Грунтовые дороги вписываются в ландшафт. Брайтвизер и Анна-Катрин опускают окна в машине и впитывают в себя пейзаж, от фермерских угодий до булочных на углу, иногда им даже приходится складывать боковые зеркала, чтобы протиснуться по старинным деревенским улочкам.

Они выехали так рано, что в Брюссель приезжают уже к обеду. Место парковки Брайтвизеру не важно, где-нибудь рядом с музеем – и ладно. Они не из тех воров, которые сломя голову несутся к спасительной машине. Они находят местечко возле Музея искусств и истории, одного из крупнейших в Европе, расположенного в здании в стиле неоклассицизма, с мраморными колоннами и величественной ротондой. Это бельгийский Лувр. Брайтвизер ни разу не крал из настоящего Лувра в Париже – Анна-Катрин говорит, это слишком рискованно, и запрещает ему, – однако этот огромный национальный музей в Брюсселе предоставляет сходные возможности. И именно