Музейный вор. Подлинная история любви и преступной одержимости - Майкл Финкель

моя визитная карточка», – говорит он. При его неоднократных заявлениях о том, что он не получает никакого удовольствия от кражи, подобные выходки выглядят как игра на публику. Брайтвизер сознается, что при виде полицейской машины, патрулирующей соседний квартал, их с Анной-Катрин охватывает паника. А как иначе? На их счету так много преступлений. Но полицейская машина не останавливается. Дурачить полицейских легко, думает Брайтвизер: они основываются на одной и той же логике, и в этом их фатальная ошибка. Из истории преступлений в сфере искусства Брайтвизер знает, что́ подсказывает полицейским логика: когда вещь украдена, вор выбирает один из трех вариантов.

Первый: продать добычу нечистоплотному коллекционеру или галеристу. Нечестные торговцы имеются повсюду, – согласно исследованию Университета Осло, незаконные сделки по продаже картин и антиквариата зафиксированы в сорока трех странах. Текущий рейтинг продаж – три краденых предмета из десяти, и чем известнее картина, тем ниже цена. В трех процентах случаев предмет стоимостью в миллион долларов уходит тысяч за тридцать, что не особенно впечатляет, учитывая риск. Некоторые ценности меняют владельцев и страны, проходят через ломбарды, антикварные лавки и художественные галереи, собирая справки о продаже и сертификаты подлинности, и эта затягивающаяся на годы игра в наперстки позволяет произведению искусства вернуться на легальный рынок, зачастую через какой-нибудь небольшой аукцион.

Вариант второй: стрясти деньги с ограбленного музея, или частного владельца, или же с их страховой компании. Это называется артнеппинг. Лучше всего работает с узнаваемыми произведениями искусства, которые невозможно сбыть, но тут требуется брокер, способный наладить связь нелегальной сферы с легальной – разделены они несильно, однако переход рискованный с точки зрения морали. Выплата выкупа запрещена во многих местах, чтобы не поощрять преступления в этой сфере, и потому подобные сделки, как правило, прикрываются туманным определением «вознаграждение за информацию». Подобного рода «вознаграждения» в ходу, по меньшей мере, с 1688 года, когда в «Лондон Газетт» было подано объявление, в котором мистер Эдвард Ллойд предлагал гинею (около двух долларов) за возвращение ему пяти карманных часов. Ллойд стал впоследствии основателем страхового объединения «Лондонский Ллойд», которое обеспечивает сохранность предметов искусства по всему миру.

И вариант третий: использовать украденный предмет в качестве валюты на черном рынке. Дорогостоящая картина размером с канцелярскую папку – такой формат крадут чаще всего – может послужить эквивалентом весьма значительной суммы в определенных кругах. Картину, в отличие от чемоданов с наличкой, легко пронести через границы и досмотры в аэропорту. По данным российской разведки, в одной только России имеется больше сорока организованных криминальных группировок, принимающих культурные ценности в качестве оплаты. До десяти владельцев из криминального мира сменила картина Пикассо, украденная с яхты саудовского принца в 1999 году и ставшая разменной монетой в сделках по покупке оружия и наркотиков.

Все три варианта стратегии: сбыть, шантажировать, использовать как валюту – предполагают смену владельца. Момент обмена – это слабое звено, и именно его пытаются разорвать представители закона. Основная задача полицейских при розыске культурных ценностей – выяснить место сделки. В отличие от всех остальных преступлений, где важна поимка преступника, здесь на первом месте стоит возвращение украденного. «Что нам до какого-то пошлого грабителя, когда мы ищем Рембрандта?» – заявляет Дарти, французский инспектор по розыску произведений искусства.

Агенты внедряются в криминальный мир, прослушивают телефонные звонки, просматривают каталоги аукционов, сопоставляя с базой данных похищенных предметов. Один из самых обширных всеобщих списков, лондонский Реестр утраченных произведений искусства, включает более полумиллиона наименований. Этот список, расширяющийся ежедневно, доказывает, как много похищается и как мало находится. В целом возврату подлежит менее десяти процентов, как признают инспекторы. А уж полное раскрытие преступления, когда и воры пойманы, и ценности возвращены, происходит крайне редко. В случае с музейными экспонатами цифры раскрываемости значительно выше. Они приближаются к пятидесяти процентам, а некоторые специальные подразделения полиции даже утверждают, что раскрываются девять случаев из десяти. Преследуя пропавшие шедевры, при необходимости опытные сыщики внедряются в криминальную среду.

В 1994 году, в первый день Зимних олимпийских игр в Норвегии, на рассвете, двое мужчин приставили лестницу к внешней стене Национальной галереи Осло и разбили окно на втором этаже. Сработала сигнализация, однако охранник решил, что это ложная тревога, и отключил ее. Перерезав провода сигнализации, защищавшей «Крик» Эдварда Мунка, похитители скрылись с картиной. Они оставили после себя лестницу, кусачки для проволоки и записку на норвежском, в которой говорилось: «Спасибо за плохую охрану». В Норвегии нет специализированного отдела по розыску предметов искусства, однако норвежские власти привлекли к расследованию одного из выдающихся сыщиков – Чарли Хилла из британского подразделения по розыску картин и антиквариата.

Хилл перевоплотился в типичный свой персонаж: матерящийся, болтливый аукционист, совершенно не отягченный этическими принципами. Работать под прикрытием, говорит Хилл, все равно что играть в пьесе, вот только если скажешь неверную реплику, тебе приставят дуло ко лбу. Хилл никогда не носит «жучков» или оружия – наилучший способ схлопотать пулю. Он предпочитает броскую одежду и банковскую карточку «Американ экспресс» на вымышленную фамилию. На протяжении трех месяцев Хилл налаживал контакты с норвежскими ворами, завоевал их доверие, и они клюнули на наличные. В уединенном коттедже с видом на фьорд он заполучил «Крик». Местная полиция арестовала четырех подельников.

В намерения большинства похитителей никак не входит развесить картины на стене и любоваться. Эстетическая утонченность – непременный атрибут едва ли не для всех вымышленных похитителей предметов искусства из книг и фильмов, однако инспекторы, занимающиеся розыском подобных персонажей в жизни, считают их просто смешной выдумкой. У Александра фон дер Мюлля, швейцарского детектива, который охотится за Брайтвизером, на сотовом телефоне стоит рингтон из фильма о Джеймсе Бонде. Это дань памяти «Доктору Ноу», как он говорит: в первом фильме о Джеймсе Бонде фигурирует логово негодяя, доверху забитое предметами искусства, в числе которых находится и портрет герцога Веллингтона работы Франсиско Гойи.

«Доктор Ноу» с Шоном Коннери в главной роли вышел в 1962 году. А за год до этого Гойя действительно был украден из Национальной галереи в Лондоне, и создатели фильма о Джеймсе Бонде, хохмы ради, использовали картину, на тот момент еще не найденную. На деле вор, здоровенный детина, бывший водитель такси, лишившийся работы, забрался ночью в Национальную галерею через окно в одном из туалетов и вышел обратно тем же путем. «Герцога Веллингтона» он спрятал, упаковав в оберточную бумагу, у себя под кроватью и, похоже, не рассказывал о нем даже своей жене, пока пытался выручить за живописный холст хоть какие-то деньги. Через четыре года он сдался и вернул картину за просто так.

Бестолковый похититель Гойи