Любовницы Пикассо - Джин Макин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь таких любезностей не было и в помине. Я вошла в открытую дверь и обратила внимание на кучи бумаг на столе, вытертый персидский ковер, запах трубочного табака и клубки пыли по углам. Это зрелище удивило меня. Он с необыкновенной сноровкой управлял своей маленькой гостиницей, однако здесь царила атмосфера беспорядка. Наш мсье Селла был противоречивым человеком!
– Я не по поводу кофе, мсье.
Он вздрогнул от удивления.
– Мадам Мерфи? Что-то… Чем я могу быть полезен? У вас есть претензии?
– Да. Где Анна?
– Ах, значит, вы тоже хотите что-то сказать о ней… Мадам Пикассо уже сделала это. Я уволил служанку; в ближайшее время ее здесь не будет.
Он с досадой ущипнул себя за мочку уха.
– Нет. Я не собираюсь жаловаться на Анну и не хочу, чтобы она уезжала. Можно я сяду?
Анна была такой юной и уязвимой, что мне невольно хотелось ее защитить. У нее и до этого были какие-то неприятности, она нуждалась в подруге. А я видела себя именно такой: подругой для тех, кто нуждался в этом, – детей, художников, кого угодно. Я не писала картин, но старалась обеспечить условия для их создания, в которых люди могли жить свободно и полноценно.
Мсье Селла вышел из-за стола и подвинул ко мне стул для посетителей.
– То, что случилось вчера вечером… – начала я, тщательно выбирая слова, поскольку не знала, что сказала Ольга и сколько подробностей она выложила. – Анна была не виновата.
Мсье Селла опустился в свое кресло, скрипнувшее под его весом, и тяжело вздохнул.
– Вы же понимаете, что в случае недоразумения между помощницей на кухне и гостьей, которая оплачивает свой номер, служанка всегда считается виноватой, – мягко произнес он.
– Уверяю вас, мсье Селла, Анна была вправе объяснить, что есть в меню на вечер и чего там нет.
Он вскинул брови:
– Значит, дело было только в этом? Но мадам Пикассо навела меня на мысль…
Значит, Ольга тоже видела, как Пабло смотрел на Анну… Видела – и решила избавиться от Анны еще и по этой причине.
– Только меню, – настаивала я. – Я хочу, чтобы Анна осталась. Она… она находится под моей защитой.
– Понятно. Ну что же… Если вы так хотите, мадам, то она останется. Думаю, она еще собирает вещи, хотя там почти нечего собирать. Эти молодые женщины появляются из ниоткуда, потом увольняются и уезжают в никуда… Такое поколение! – Он снова вздохнул. – Между нами: я очень беспокоился насчет замены. В это время года все либо посещают родственников в горах, либо уже трудоустроены. Кстати, что вы думаете об этом типе?
Он раскрыл газету на странице, которую читал до этого. Там была статья об одном из митингов Муссолини в Риме, где лидер стучал кулаком по кафедре, а сторонники с мрачными и беспокойными лицами толпились за его спиной.
– Говорят, он делает полезные вещи в Италии: осушает малярийные болота, создает новые рабочие места и прекращает забастовки, – сказал Селла. – Когда я в последний раз ездил в Париж, чтобы посетить моего кузена, на улицах было столько бастующих, что едва можно было куда-то пройти.
– Но Муссолини также арестовывает студентов и сажает в тюрьму несогласных, – заметила я. – А Мигель де Ривера[36] в Испании бросает крохи рабочим, пока сажает в тюрьму студентов и активистов. Там они не бастуют, потому что слишком боятся.
– Здесь тоже не помешало бы навести какой-то порядок.
– Думаю, все же не такой, как там. Я скажу Анне, что она может остаться. Большое спасибо, мсье!
– Не за что, мадам, если вам это приятно!
Я подумала о банковском чеке на крупную сумму, который выписал ему Джеральд. Это определенно произвело на Селла впечатление.
Анна все еще находилась в своей комнате рядом с кухней, когда я постучала в дверь. Ее глаза покраснели, но волосы были аккуратно причесаны и собраны в низкий узел на затылке. Каким-то образом эта прическа, предпочитаемая пожилыми женщинами, делала ее еще моложе.
– Все в порядке, – сказала я. – Я побеседовала с мсье Селла, и вы можете остаться. Если хотите, – добавила я.
Она сидела на узкой койке, служившей кроватью, и глядела в пол. Когда она посмотрела на меня, ее глаза налились слезами, и она снова заплакала.
– Я бы вернулась домой, если бы могла… – прошептала Анна.
Я опустилась рядом с ней, обняла за плечи и быстро взглянула на ее живот. Плоский, но могли оставаться еще месяцы до того, как беременность станет заметной.
– Почему вы не можете вернуться домой?
Она стиснула губы, словно ребенок, не желающий выдавать секрет. Потом покачала головой и посмотрела на свои руки, сложенные на коленях. Когда она снова подняла голову, в ее взгляде сквозило предупреждение.
– Вам так повезло! – сказала она. – Муж, дети, хорошая жизнь… Возможно, лучше не рисковать.
– О чем вы?
– О Пикассо.
* * *
Ольга уже была на пляже вместе с Полем, когда я пришла с детьми. Пабло не было видно. Меня подмывало отнестись к Ольге с холодным пренебрежением из-за того, что она сделала – вернее, попыталась сделать – с Анной, но я решила, что будет благоразумнее разрядить напряжение. Пляж был маленьким, и если приходится делить его с другими, нужно вести себя вежливо.
Однако Ольга сама отнеслась ко мне пренебрежительно, проигнорировав мое приветствие и повернувшись спиной. Она даже раскрыла свой солнечный зонтик, чтобы отгородиться от меня.
Ревность. Неприкаянность. Она носит это, словно кожное заболевание. Разумеется, Пабло был неуживчивым. Он уязвлял ее своими любовными интригами, своим блуждающим взглядом каждый раз, когда в комнату входила другая женщина. Однако моя симпатия была на стороне Пабло, который был теплым, а не ледяным человеком, как Ольга; он мог быть щедрым и подбадривающим, судя по его отношению к Джеральду. Тем не менее я была благодарна за то, что мой муж верен мне и никогда не заглядывается на других женщин. Благодарна за то, что у меня и детей было все необходимое.
Поль, игравший с ведерком и лопаткой, вдруг заголосил от боли. Мы с Ольгой побежали к нему с разных концов пляжа и осмотрели распухший палец, который он показывал. Из опрокинутого ведерка с водой быстро выполз краб, и, хотя Ольга дала сыну леденец, Поль продолжал хныкать.
– У меня есть крем, который может помочь, – сказала я.
– Да? – Ольга изогнула безупречную бровь.
Я взяла тюбик