Деньги за путину - Владимир Христофоров

— Большой? — поинтересовался Корецкий.

— Твоих отпускных не хватит.

— Переберем, чего уж там, — первым поднялся Витек. — Раз надо — переберем. Хоть по горло в воде, а? Только заботы бригадирской не вижу. Чем отогреваться будем-то? Чай, поди, не возьмет…

— Найдем, ребятки, будьте спокойны. — Шелегеда хитро подмигнул.

В бригаде трудно что-либо скрыть друг от друга, а тем более бутылочную продукцию. Витек первым выразил сомнение.

— Согревающее будет, — успокоил Шелегеда.

— Ну-у! Это пока в город, пока оттуда… — недовольно протянул Витек.

— А вы хотели, чтоб прямо с берега?

Антонишин тем временем поднял якорь, Савелий с шестом занял свое место на носу, Слава Фиалетов отчалил на лодке к катеру. Начался отлив. Надо успеть, пока отлив не набрал силу — тогда придется тянуть кунгас по тросу вдоль Центрального. А сейчас парни разобрали шесты и плавно ввели кунгас в невод. Оба его садка кипели словно вода в бурлящем котле.

— А? Каково? — шумно радовался Витек и весело поглядывал на лица рыбаков.

В кунгасе приумолкли — такого улова в неводе никто не мог даже предполагать. Шелегеда — и тот удивленно покачал головой. А Дьячков потуже затянул ремень и удовлетворенно потирал руки.

Миновав «секретку», рыбаки ухватили дель и потянули. Какое там! Она вогнулась внутрь гигантским свинцовым булыжником.

— Не, ребята, — сказал Шелегеда. — Не взять нам этот улов. Анимподист, выпусти треть садка с носа. Вторым заходом возьмем.

Так и сделали. Дель стало тянуть легче, но перед самой рамой пришлось еще часть рыбы выпустить.

Вода в кунгасе тем временем прибывала.

Набили раму. И снова дель свинцовой тяжестью прогнулась вниз. Кета шла валом. Рыбины лезли друг на друга, валились на бок, снизу подпирали новые.

— Давай, гладиаторы, давай! — орал возбужденный Шелегеда. — Четверть плана сделаем.

Очень хотелось курить, но сигареты превратились в сплошное месиво.

Витек скинул резиновую куртку, разделся до пояса.

— Ты что, спятил?

— Один черт, все равно скоро по горло будет.

Тело у Витька худощавое, мускулистое. На плечах бугры мышц, руки перевиты изящной мускулатурой, спина — словно два сложенных крыла.

— Культуризмом занимался? — спросил Корецкий. — Я тоже немного…

— Трудизмом, а не культуризмом. Слыхал про такое? — Витек стеснялся своего тела и подобные расспросы не мог переносить.

— Ну уж! — усомнился Том. — Трудизм развивает мускулы неравномерно, что-то одно.

Разделся Савелий. Все дружно заржали, глянув на его хилое и бледное тело.

— А что, тоже гладиатор, — заступился бригадир. — Правда, в засушенном виде.

Все снова засмеялись.

Действительно, работать стало теплее, и солнце, будто жалея рыбаков, палило по-материковски.

Шелегеда распорядился нагруженную раму отвести в сторону и подготовить вторую. Забили вторую. Вода в кунгасе прибывала.

Вполне можно было забить и третью раму, но Шелегеда знал: не разгрузишь правый садок, начнется прилив, и рыба попрет в него. А там и так до самого верха.

Никому не хотелось верить, что придется перебирать и правый садок. Прошло почти шесть часов, как рыбаки вышли из палатки. Нестерпимо хотелось пить.

— Глядите, гладиаторы, сами. Можем правый садок не перебирать, тогда придется распустить шов, выпустить рыбу. Иначе задохнется.

— Да чего там, давай, — еле ворочая языком, пробормотал посеревший от усталости Том Корецкий.

— Ну так как? Решайте! Вода прибывает, — торопил Шелегеда.

— Сделаем, — ответил за всех Корецкий, — может, такого случая не будет.

Еще набили две рамы. Вода поднялась выше пояса. На это уже никто не обращал внимания — будь что будет.

Шелегеда переговаривался со Славой, кому сопровождать рамы на рыббазу. Четыре рамы! До вечера не управиться.

— Я бы с Савелием пошел. Привык уже, — предложил Антонишин.

— Нет, он дежурил ночью. Надо другого.

Савелий Водичка чуть не заплакал слезами благодарности. Он-то знал, что если его пошлют на рыббазу, он скорее утопится, чем прыгнет на раму. Одна мысль сверлила мозг — спать, спать, спать!

— Витька надо, он выдержит.

— Я-то выдержу, да не пойду, — огрызнулся Витек.

— Почему?

— Не пойду, и все. Лучше в следующий раз повезу хоть двадцать рам. Да и ужин надо готовить, я же повар…

— Есть консервы…

— Сказал, не пойду. В другой раз — пожалуйста!

Дьячков хлопнул себя по лбу:

— Все ясно! Хочет, бригадир, удостовериться, сдержишь ты слово или нет.

Вспомнили об обещанной водке.

— Твою долю оставим, не волнуйся…

— Да-а-а, — с недоверием протянул Витек, — знаю я вас…

— Давай пойду я, — сказал Омельчук, — мне все равно нельзя пить, я спортом занимаюсь.

Витек молитвенно развел руки, надвинулся на Омельчука, причитая:

— Родной ты мой! Господи, да что же это такое делается?! Господи, да как же это?! Откуда такие люди берутся? — И вдруг во все горло заорал, выпятив свою атлетическую грудь:

Я другой такой страны не знаю-ю-ю,Где так вольно-о-о дышит челове-е-ек.

Савелий устало улыбнулся — отличный парень, Витек.

— А с ним пойдет Том Корецкий, — сказал Шелегеда. — Он у нас пока все находился в резерве главного командования.

Корецкий плотно сжал губы, но ничего не сказал.

Пошел прилив, и рыбаки насколько могли подтянули кунгас на сушу.

— В полный отлив займемся ремонтом.

Нноко суетился в палатке. Посередине обеденного стола мерцающе поблескивала плотным товарищеским кружком компания прозрачных бутылок.

Рыбаки радостно потерли руки. Из огромной кастрюли исходил густой мясной запах.

— Откуда?

— Оттуда, оттуда, — объяснял с сияющим видом Нноко.

— Неужели в город успел смотаться? Вот так Нноко! Мы тебя на руках будем носить, только почаще устраивай нам такие подарочки.

— Часто нельзя, голова будет дурной. А маленько — очень хорошо! — И он сладко зажмурил глаза.

Водка взяла мгновенно. Савелий, поднося ложку ко рту, вдруг раздумал, развернулся, полез на нары, но, не дотянув до своего угла, замер поперек антонишинского матраса.

— Минус один, — зафиксировал этот факт Шелегеда и разлил всем по второму разу.

— Да и я затухаю, извините, — пробормотал Витек и полез следом за Савелием.

— Э-эх, а еще гладиатор, — упрекнул кто-то незлобиво.

Через несколько минут палатка заколыхалась от разноголосого храпа. Только Нноко бесшумно ходил вокруг стола, собирая посуду. Подросший Сынок возился в углу с чьим-то ботинком. Стан спал.

Минус палатка

Слава Фиалетов, Омельчук и Корецкий явились поздно ночью. Шелегеда пересчитал квитанции — до половины плана не хватало девяноста центнеров. Он глянул на перевернутый кунгас. С полным отливом был объявлен аврал. Посудину перевернули на бок, укрепили подпорками. И всем сразу открылась причина течи — все днище кунгаса и низ бортов были испещрены глубокими ломаными расколами, кое-где отвалился гудрон, обнажив темную древесину.

— Гудрон! Гудрон чем размешивали? — рявкнул бригадир и в волнении часто-часто заморгал. Савелий похолодел.

— Как чем? — робко переспросил он. — Палкой. Как ее — квачей, что ли?

Бригадир шваркнул ладонью о днище кунгаса. Казалось, что с ним сейчас случится припадок. Он скрипнул зубами и тихо проговорил:

— Сева, не придуривайся. Я спрашиваю, гудрон вы разводили соляркой?

— Мы спросили у ребят с соседнего кунгаса, как ты велел, — вмешался Антонишин, отчаянно крутя шеей. — Они ничего не сказали про солярку.

— У кого спрашивали?

— А такой кудлатый, здоровый парень…

Шелегеда усмехнулся:

— Тогда все ясно. Э-эх! Как вы про солярку-то забыли?

Случись это в начале путины — несдобровать бы ни Савелию, ни Антонишину. Но сейчас ни у кого не появилось желание даже обругать виновников. Лишь Корецкий громко вздохнул и махнул рукой:

— Господи, куда я попал!

Бригадир распорядился сколоть старый гудрон. Славу отправил в колхоз за паяльными лампами.

Шелегеда перевел взгляд на невод — можно снова начинать переборку. Он размышлял: часов через пять начнется прилив, за это время с кунгасом никак не управиться. Значит, надо выволакивать его на берег, чтобы схватился гудрон. Но восьмерым такую махину не осилить, а трактор сюда не пройдет. Это раз. Что делать с рыбой в садках? Закрыть «секретки»? Рука не поднимется. Такого еще, наверное, за всю историю путины не было, чтобы сознательно не пустить рыбу в невод. Но ведь иначе погибнет. И этого никто не простит. В любом случае пока ясно одно — «хвост» первого массового хода кеты упущен. Второй начнется, может быть, через неделю, он будет значительно слабее, а третьего вообще можно не дождаться.