Деньги за путину - Владимир Христофоров

Ох, как не любил Григорий Степанович подобные рассуждения. Все способы хороши, лишь бы они служили главной цели и не противоречили Уголовному кодексу. Мораль и право — это для других, это гасит намерения, стушевывает результат и… и рождает бессонницу. Но что же сегодня его так мучает?

Подумаешь, четыре рамы с уловом! Это неприятно, но это можно наверстать. Вот оно что — Шелегеда открыл глаза. Кто-то там на берегу бросил фразу: «Мужик еще тот, своего не упустит». Шелегеда усмехнулся: «Все упирают на личный карман. А сами?» Потом он обратился к мыслям более приятным, о скорых переменах в своей жизни. Это было его тайной слабостью. Он мог даже во время разговора с другими переноситься в голубоватое будущее, расцвеченное яркими красками лета средней полосы России. Может быть, это была просто тоска северянина по местам своего детства?

…Значит так, вокруг будет лес, речка или еще лучше — карасиное озеро. Обязательно карасиное, потому что вся остальная рыба ему порядком надоела, а карасей на Чукотке не водится. Пасека, соответственно огород. Домишко можно купить на снос — так дешевле, а уж до ума он его доведет сам. Хорошо бы еще и лошадкой обзавестись — на выезд, скотиной кой-какой. А что — и это можно. Пасека, между прочим, это те же деньги. Притом, говорят, немалые. Шелегеда вздохнул. Он зябко поежился и вспомнил вдруг то, что, возможно, и было причиной его сегодняшней бессонницы, — радиопередача по «Спидоле» о каком-то Мостопоезде. Он услышал имя своего давнего дружка по ФЗО, Тольки Черепанова. Продолжая думать о нем, Шелегеда вначале как-то отстраненно почувствовав в себе былую тоску по новым краям, тоску по лихорадочной работе. На мгновение привиделись ему горячие масленые шпалы, знойный день и мокрые от пота майки на загорелых спинах, прокаленные солнцем лица ребят. В одном из них он снова узнал Толяна, милого Толяна. Эх, Толька, черт железный! Он словно бы сошел с тех далеких и неведомых двадцатых годов, которые вызывали в них тогда жгучую зависть. Толян, Толян! Помнишь ли тот безыменный мосток возле Енисея — их самый первый мост! Не кто иной, а они, они уберегли его от мощных паводковых вод способом довольно рисковым, въехав на вздрагивающий настил своими тяжелыми тракторами. Это ведь Толян, а не он, лег под колеса скользящего на гололеде автобуса… Это Толя, а не он так яростно и так неумело защищал попавшего в беду прораба… Это он любил поутру собирать для своей Нюрки сибирские цветы жарки… Во всем он был постоянен — и в любви, и в деле. Ничего и никого не признавал, кроме родного Мостопоезда! Так и колесит до сих пор по всему Союзу. Ну разве это жизнь? Звал ведь, звал его на Чукотку, сманивая то местной охотой, то деньгами. Ни в какую! Хорошо бы прожить вместе всю жизнь, делая одно дело, помогая друг другу, радуясь одним радостям и переживая одни беды! Да что-то еще сказали о его награде — ордене… «А тут и медаль не дадут», — впервые завистливо шевельнулась в Шелегеде честолюбивая мыслишка. А сколько «пахал», замерзал, голодал на благо родного колхоза!

Размышления Шелегеды прервал внезапный и частый стук капель о брезент палатки. Неужели опять дождь? Он сел на нарах и сидел до тех пор, пока все вокруг не превратилось в сплошную мельничную грохотушку. Казалось, еще секунда — и палатка разлетится в клочья.

Бригадир спрыгнул, ткнулся в окошко, наглухо запечатанное непробиваемой ревущей темью.

После вчерашнего шторма только он обратил внимание на еле приметную трещинку. Извилистым пунктиром пересекла она весь стан до самого порога кухни. Бригадир знал, какой бедой может обернуться эта слабо приметная нить, но делиться своими тревогами не стал даже с Анимподистом Дьячковым. Дьячков тоже проснулся и обеспокоенно посматривал на потолок, откуда срывались частые мерцающие капли воды. Шелегеда прибавил в лампе света. Она слегка качнулась, дрогнул и зарябил язычок пламени. Вот, чего больше всего боялся бригадир.

— Подя, — сказал он тихо, — как бы нам всем не пришлось искупаться в море. Может, разбудим ребят? На всякий пожарный… Чует сердце, этот ливень даст прикурить.

— Вперво, что ли? — Анимподист зевнул.

— Берег оползает. Я еще вчера заметил…

— Что же молчал, чудак? — Дьячков прислушался к грохочущему пространству. — Все может быть. Мы висим на козырьке. Еще этого нам не хватало. — Анимподист ругнулся и толкнул рядом лежащего Антонишина. — Эй, Антонио, хватит спать!

Начал трясти ребят Шелегеда:

— Подъем! Подъем! Одевайтесь, гладиаторы…

Раздались недовольные восклицания, расспросы, сонливая ругань. Лишь Корецкий соскочил мгновенно и начал молча и быстро одеваться.

По накренившейся лампе Шелегеда опять понял, что дощатый каркас с настилом, на котором покоилась палатка, снова стронулся береговым краем вниз. Тогда он заорал во всю глотку:

— Какого черта телитесь! Я вам говорю, я приказываю! Убирайтесь отсюда, если хотите жить! — И уже тише добавил. — Берег, глупые, рушится, маленькое землетрясение…

Дрогнул и заскрипел каркас, лампа мигнула.

— Полундра, ребята! — весело заблажил Витек Варфоломеев. — Где наша не пропадала! Спасай Сынка! — Он схватил за шиворот собачонку и нерешительно топтался на месте.

— Дурень, сапоги надень, — сказал Савелий, сам лихорадочно застегивая куртку с капюшоном.

Том Корецкий уже сворачивал матрас. Один за другим из палатки в водяную жуткую темень выскакивали рыбаки, но потом возвращались, чтобы схватить первую попавшуюся вещь.

— Бригадир, бумаги не забудь! — крикнул напоследок Корецкий. Его слова потонули в грохоте ломающихся досок. Сквозь лопнувший брезент хлынули потоки воды. Шелегеда старался удержать лампу, прикрывая ее полой куртки — без света начнется бестолковая суматоха. Он различил сквозь эту мешанину звуков глухие шлепающие удары, словно замедленные взрывы. Вздрагивал пол. Все ясно — от берега начали отваливаться и бухать в море куски. Мелькнула мысль о палатке Славки Фиалетова. Ее, по-видимому, давным-давно смяло. Хорошо, что капитан еще с вечера отпросился домой помогать жене собрать только что купленный мебельный гарнитур. «Ну, Славка, целуй свой шкаф!..»

— Бригадир, квитанции! — опять закричал Корецкий.

Шелегеда, стараясь подольше сохранить свет лампы, отступил боком в угол, чтобы сорвать с гвоздя портфель, и в этот момент раздался угрожающий треск, нары поползли вверх, палатка, медленно опрокинувшись на бок, тяжело загрохотала с крутого обрыва. Шелегеда инстинктивно отбросил лампу и закрыл голову руками.

Корецкий метнулся к кухне. Мокрые фигуры рыбаков жались к холодной плите.

— Минус палатка? — спросил Витек.

— Минус бригадир, — поправил Корецкий.

Всегда невозмутимый Дьячков сгреб за грудки Тома:

— Что? Что ты сказал? Вы же там вместе были…

— Я успел выскочить. Он… там.

Быстрый на реакцию Витек Варфоломеев уже искал в свалке вещей капроновый трос. Остальные пока бестолково галдели, вглядываясь туда, где гудело море. Антонишин решительно шагнул к выходу и сразу растворился в ночи.

— Куда же ты? Подожди! — закричал Витек, наматывая на локоть трос. — Там провал…

Анимподист включил фонарь:

— Сидите на месте. Без паники. Кухня тоже может улюлюкнуться — смотрите в оба. Внизу делать всем нечего. Витек, ты держи трос, я попробую спуститься. Боюсь, Антонио тоже загремел. Расшибиться о ледяную линзу — в два счета.

Савелий забыл о холоде и мокрой одежде. Надо что-то делать, нельзя же стоять ждать.

Мысленно он восхитился мгновенным поступком Антонио — молодец, не раздумывал.

Крошечная кухонька, сработанная мастеровыми руками печальной памяти Бенедикта Бенедиктовича, стойко переносила ветровые удары разбушевавшейся стихии. Оползни шлепались сверху, прогибая стенку из гофрированного железа. Неожиданно от плиты грохнулся угловой кирпич, сдвинулось колено жестяной трубы. Куда же бежать? Где спасаться? Савелий подумал об автомобильной дороге наверху. Еще в начале путины его всегда удивляли телеграфные столбы, поставленные возле самой кромки обрыва. Некоторые даже накренились к морю, поддерживаемые лишь проводами. Кто их мог так близко вкопать у обрыва? Вот оно что — берег с годами отступал, покоряясь разрушительной силе моря и дождя.

Незаметно истаивала ночь, обещая скорый рассвет. Приутих ветер, ливень поубавил силы, уступив место частой белесой мороси. За эти минуты произошло немало событий. Витек Варфоломеев подождал, пока спустится Дьячков. Как только канат ослаб, он вручил конец Омельчуку и тоже нырнул за Анимподистом.

— Ну что там? — кричали взволнованные рыбаки.

Через некоторое время раздался голос Дьячкова:

— Одного нашли. Помогите Антонио!

Антонишин рассчитывал на ощупь сползти к морю, но глинистый слой почвы стремительно пополз вниз. Левая нога резко ударилась о что-то твердое и скользкое. Сильная боль в лодыжке заставила перевернуться на бок; он распластался всем телом и ухватился за ветки уцелевшего кустарника. «Хоть бы не перелом», — Антонио подумал о предстоящем отпуске и строительстве отцовского дома.