Изумруды, рубины, алмазы мудрости в необъятном песке бытия - Тимур Зульфикаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но потом дервиш воспомнил любовь дальную свою золотой колосок свой и опечалился…
И забыл о поле тучной златой жатвы…
И сладостно зарыдал как дитя у коленей блаженных матери…где как говорит Пророк и находится истинный Рай…
О Боже!..
О Господь мой! что ж я все блуждаю в поле и не знаю и не знаю и не знаю…
Что я люблю — то ль колосок? то ль мак? то ль поле неоглядное?..
А я люблю и колосок, и мак, и поле неоглядной золотой хлебной жатвы…
Творец любуется Вселенной и перебирает, словно Четки, Плеяды Звезды Мирозданья…
А я смиренно в поле неоглядной жатвы
Глажу колосок блаженными перстами
И ловлю губами лепестки летящие от пурпурного сладостного мака вседурманного…
Любовь к женщине — поле пурпурное маков…
И ты, человече, бредешь по пурпурному полю слепо свято блаженно необъятно…
…И я засыпаю под золотой хурмой
Под фазаньим павлиньим бухарским одеялом
И мне снится необъятное пурпурное поле маков
И по нему бредут опьяненно окрыленно влюбленно возлюбленные девы и жены жизни моей
И их множество и средь них мать моя и сестра моя
И все, кого любил я, и все, кто любили меня…
И их больше, чем маков
И они пьянее блаженнее маков
И я бреду к ним по макам
И радуюсь необъятно
Хотя я забыл имена их… в хрустальных слезах радости
Но столько волн любви ласки я чую в поле маков, словно сотни матерей бегут ко мне и руки млечно простирают и зовут в молочные объятья
О Боже! Сколько волн любви ласки неоглядно меня переполняют в поле маков в поле возлюбленных моих неоглядно ненаглядных
О Боже! Не Рай ли это?
Не Рай ли?..
Писатели
Ходжа Насреддин писал книги о далеких тайных горных тропах, уводящих в загробные миры, и о тех тропах, которые возвращают странников в земной мир…
Но редко кто на земле и на небесах читал эти книги, и Ходжа перестал писать их
И стыдно ему стало перед деревьями, из которых творили бумагу для книг его…
Однажды Ходжа встретил знаменитого богатого писателя.
Писатель сказал хищно, презрительно оглядывая нищего Ходжу:
— Вот твои книги, странник двух миров, лежат нераскрытые… никто не читает их… Лежат они, как старые девы, грезящие о женихе… а жениха нет и не будет…
А мои книги читатели мгновенно раскупают…
Обойди весь город — не найдешь книг моих… и в других городах и селеньях нет их…
Несметные леса ушли на бумагу для книг моих…
Ходжа печально, обреченно ответил:
— Видел я твои замечательные книги, брат мой по слову…
Писатель улыбнулся:
Где ты видел их, мудрец непрочитанных книг?..
Ходжа вздохнул:
У входа в ад продаются книги твои…
И многие предпочитают муки ада чтенью слов твоих, собрат мой по перу…
Но и в аду видел я книги твои…
И жители ада радостно горели в огне и пили смолу кипящую, чтобы избежать книг твоих…
Лживая книга — хуже ада…
О Боже! прости меня, что не жаль мне заблудших читателей
А жаль леса порубленные…
О Боже!..
Иль я люблю деревья больше, чем человеков…
Но потом Ходжа обнял писателя и шепнул:
— Прости меня, брат… я люблю тебя…
Но разве ты не хочешь бродить в целительной прохладе лесов, а не в горах мертвых книг…
И пошел в леса русские, которые и в раю растут…
Чтобы защитить их от топоров и пил книгопечатанья…
…А я лежу на деревянной суфе в заброшенном кишлаке Ватан в саду золотой хурмы под павлиньим одеялом
И надо мной склонилась золотая хурма в серебряном снегу
И так мне хочется съесть хурму, но лень из-под теплого чародейного одеяла вставать… хлад в тепло гнездо сна впускать…
Хурма, хурма — иль сама упадешь мне в рот…
Сонно, сонно, блаженно…
О Господь!
Хурма в снегу, золото в серебре — возлюбленная книга-дерево моя…
Ее Господь с небес читает по ночам
Вместе со мной…
Властители мира
Дервиш сказал:
— Чтобы понять убогость власти и богатства, надо поглядеть на тех, кто обладает ими…
О, человече, погляди на эти лица искаженные, изъеденные страстьми темными, как разбитая ухабами деревенская иль кишлачная пыльная дорога иль каменистая опасливая петляющая над пропастями тропа горная…
Петляют лица и души их ускользающие… туманные… солончаковые
Увы!.. Эти люди похожи на крыс иль ворон…
О, человече, а ты мечтаешь о сладострастии богатства и сласти власти…
Иль ты хочешь походить на крыс и ворон…
Погляди на лица властителей алчные рухлые и тела их дряблохоленые
Вот они собираются, улыбаются, шепчутся на мировых собраньях своих, и это собранья уродов…
Вот они собираются — в галстуках и без галстуков — а народы их скоро останутся без штанов…
И ложь их на лицах их, как хульные письмена сквернословья на заборах и стенах брошенных домов…
О Господь мой!
Сказано в Священном Коране: Требуй многого от прекрасных ликом…
А что требовать от этих, когда ложь власти и блуд богатства избили, как моль одежды, лица и тела их…
И души их лишились любви, и скитаются, как блудные псы, и алчут пенно кусать встречных…
И они ненавидят живую жизнь, а любят мертвые деньги…
И готовы сладостно пересчитывать банкноты их в ночах и днях…
И банки — деньгохранилища — храмы их…
Когда они собираются в каком-нибудь городе земли и решают судьбы народов и стран — всякому чуткому человеку на земле становится страшно, как от заговора, бденья ночных татей…
Всякий человек чувствует себя, как воробей на сборище ночных сов…
Иль хрупкий бельчонок средь стаи диких талых мартовских котов…
Иль как конь, прядающий цепенеющий средь волков…
А Божий мир для них — воробей средь сов… бельченок средь котов… и конь средь волков…
Эти спалят, убьют мир и дыханье на земле… ради власти и богатства на земле уничтожат жизнь в слепоте своей алчной…
Давно забыли они о народах немых их, как забывает человек о материнских сосках питающих
О Боже!..
Над изумрудным миром, над безвинным сном улыбчивых младенцев в молочных колыбелях повисли гнилые гроздья атомных бомб…
Алчут они явить свой тайный огонь, как мятый виноград — вино дурное, а потревоженные змеи — яд…
И что же, брат мой банкир, хозяин этого мира, если взорвутся эти бомбы, если сойдут на тебя в горах Памира иль Тянь-Шаня весенние сели и камнепады
Ты будешь считать мусолить деньги средь бомб горящих, камней летящих и глин ползущих?..
Слепец…
Но кто дал власть таким?..
Как оторвать их от власти и богатства?
Как оторвать волков от стада и поставить истинных пастухов…
О Господь только Ты знаешь…
О Господь доколе
Что медлишь…
Как огнепоклонники вдали от горящего дома…
О Господь, а уже летят над божьим миром горящие нераспечатанные банкноты с ликами дьявола хохочущего…
И кто будет тушить их?..
Дервиш сказал:
— Я стою в неоглядном русском поле, где ни человеков, ни коров, ни коз, а один бурьян…
Только по разбитым дорогам проносятся машины с властителями мира, слепыми, как глухие окна машин их…
Окрест мертвая тишина…
И властители лукаво, блудно говорят о тишине и покое в народе, но это — покой погоста, не сытого многодетного многошумного дома…
Тоска безбожия, бездушия, бездорожия, безденежья, пьянства, одиночества разлилась по Руси…
И вот слышатся мне в русском убитом поле, где раньше шелестели, шептались пшеницы, и пели могутные радостно потные крестьяне, и мычали тучные коровы…
И вот слышатся мне живоогненные Слова Апостола Павла: «Егда все рекут мир и утверждение, тогда нападает на них внезапу всегубительство…»
Отсюда, от усмиренной немой Руси, от переполненной Чаши Горя, от удушенного бурьяном голодного пустынного русского поля — пойдет огонь на иные сытые поля, града и народы…
Отсюда пойдет всегубительство… от блудной тишины…
О Боже!.. Помедли…
Не оброни Слово Огненное, как головешку горящую, в бурьяны засохшие…
…И я засыпаю под фазаньим бухарским одеялом в заброшенном нагорном саду золотой хурмы
Вдали от всех властителей мира… вдали… вдали… вдали…
Сюда не доходят блудные безбожные словеса их…
Сюда не долетят не доплеснут бомбы их…
Истинно сказано, что в мире останутся только высокогорные чистодушные чабаны-пастухи… но я — увы — не из них…
А снег сыплет сыплет сыплет, несметно засыпая мои золотые хурмы, мои нищие кишлаки, мои безвинные горы, реки, мазары, кибитки, огни полуголодных жилищ…
И бездонно бессонно смертно слезно до дрожи в ночной кости
