Невероятное преступление Худи Розена - Исаак Блум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 9,
в которой появляются антисемитские хашбрауны
Я попытался заснуть. Вот только сон – одна из тех штук, где успех обратно пропорционален затраченным усилиям. Чем старательнее ты себя усыпляешь, тем меньше у тебя шансов на успех. Нелегко было спать с открытой дверью, но этот пункт находился в самом конце длинного списка причин, препятствующих сну. Я думал про папу, Бога, Анну-Мари, нападение на моих друзей.
Там, у Анны-Мари на диване, мне было уютно как дома, а теперь, в собственном доме, я чувствовал себя чужаком.
Сколько я ни считал диких ослов, сколько ни говорил себе: «Так, Худи, пора баиньки, дружище», сколько ни слышал за стеной голос Лии: «Ты чего сам с собой разговариваешь, крыша поехала?» – сна не было ни в одном глазу.
Уже глубокой ночью я встал и пошел в кухню. Сказал себе, что перекусить, хотя есть и не хотелось.
Зиппи спала, уронив голову на стол, длинные волосы разметались во все стороны. Рядом с ней на столе стоял закрытый ноутбук. Я взял себе стул и открыл компьютер.
Я хотел отправить сообщение Анне-Мари, рассказать ей, что случилось. Что эсэмэску мне не послать. С городского телефона не позвонить – ее номер у меня в мобильнике. А если она мне напишет? И я не отвечу. Что она подумает? Что она мне не нравится? Что я решил ее бросить? Даже думать об этом было физически больно. Нужно было так или иначе с ней связаться.
Открыл страничку, где она выкладывала видео с танцами. Там было видео, добавленное накануне, но его я смотреть не стал, потому что было еще одно, снятое сегодня вечером. Было видно, что на нем она не танцует. Я щелкнул по нему.
Лицо Анны-Мари было совсем рядом с камерой. Бледная, под глазами темные круги. Говорила она негромко, голос срывался:
– Я уверена, многие уже слышали, что сегодня… случилась одна вещь. И я… я просто хочу сказать, что я с этим не согласна. Знаю, всех бесит эта фигня, когда в школе говорят, что все люди разные, что нужно это принимать и относиться с пониманием и вообще. Но это не фигня. У меня появился новый друг – я не буду называть его по имени, и я осознала, что это не фигня. Люди, которые на вас не похожи, действительно могут вас многому научить. Увидев человека, не такого, как вы, не отталкивайте его. Протяните ему руку. И может… может, вы узнаете что-то важное. Вот… вот что я хотела сказать. Простите, что так серьезно. Я почему-то все время запинаюсь. И сбиваюсь.
Эти видео согрело мне душу. Даже слишком сильно согрело. В груди бушевало пламя. Казалось – я сейчас сгорю дотла. Папа утром спустится и спросит: «А где Худи?» А Зиппи такая: «Худи? Да вон он, кучка пепла. Лучше не садись на этот стул, штаны перепачкаешь».
Рядом с видео был наборчик этих штук, которые на «х». Хештегов? Хашбраунов? Ладно, знаю я, что они называются хештеги, но хашбрауны очень вкусные. А под хештегами – ссылки на пару свежих новостей. Первая на местную газету, зато еще две – на большие новостные сайты, которые читают по всей стране. Я щелкнул по одной из них.
Там говорилось, что совершено нападение на молодых людей из «недавно образовавшейся» еврейской ортодоксальной общины в Трегароне. Подозреваемым удалось скрыться. После этого община попыталась провести несанкционированное собрание в кошерном магазине, где образовалась такая толпа, что полиции пришлось, из соображений безопасности, попросить собравшихся разойтись. В той же статье цитировались слова мэра: «Мы просим членов нашей еврейской общины соблюдать важные правила, например правила пожарной безопасности. Когда число людей в помещении троекратно превышает допустимое, под ударом оказывается весь центр и вообще весь город. Наши жители – люди гостеприимные. Мы только просим, чтобы все уважали наши внутренние ценности и заботились о благополучии друг друга». О нападении Моника Диаз-О’Лири не сказала ни слова.
Они избили Мойше-Цви, порвали Хаиму ермолку, а она предлагает нам «уважать» жителей этого города? Ее слова полностью расходятся со словами ее дочери. В одном я был совершенно согласен с папой: мама Анны-Мари – полная сволочь.
Я совершил ошибку: прокрутил вниз, где находились комментарии. Из них я прочитал только три.
1. С этого всегда и начинается. А чем закончится? Посмотрите мое видео «Одиннадцатое сентября устроили жиды». Дальше была ссылка на видео – можно было не сомневаться, что оно подкрепляло точку зрения комментатора.
2. Лезут всюду как тараканы. Кто наконец-то решит еврейский вопрос? Хайль Гитлер!
3. Опять выходка паразитов-сионистов. Сами себя калечат, а потом поднимают вой. Проснитесь! Еще не поздно остановить жидовское вторжение. #холокоствыдумка #холокостложь #сорос
После третьего комментария я захлопнул крышку ноутбука, а потом снова открыл его и медленно все перечитал, старательно убеждая себя, что это правда. Мне от этих комментариев захотелось смеяться. Холокост – правда, что доказуемо. А нашествие сионистов – вообще бред. Во всем мире всего двенадцать миллионов евреев. Руандийцев больше, чем нас, болельщиков «Янки» тоже больше, как и людей с врожденными генетическими аномалиями, из-за которых у них одиннадцать пальцев на ногах. Вы можете себе представить, чтобы кто-то выходил на демонстрации против всемирного заговора одиннадцатипалых? Да их бы просто засмеяли!
Тем не менее я не засмеялся. Дураков везде хватает. Я сидел, ошарашенный всем этим антисемитизмом, влюбленный в Анну-Мари и ее призыв к любви и принятию. И вдруг начал засыпать. Встряхнулся, встал, с трудом поднялся по лестнице и рухнул в кровать.
Глава 10,
в которой я становлюсь принцессой, но не такой, как все
Когда я проснулся и выглянул в окно, как раз светало и уже можно было отличить Йоэля Бергера от дикого осла. Йоэль стоял в одиночестве на тротуаре и листал книгу.
Йоэль у нас такой книжник-нелюдим. Тем в основном и занимается, что стоит и листает книги. Он и сам похож на книгу: выглядит привлекательно, пахнет приятно, но при ближайшем знакомстве оказывается страшно скучным.
Зиппи его любит сильнее, чем он – книги. Был один период, когда она вообще ни о чем кроме Йоэля не могла говорить. Ты, типа, такой:
– Эй, Зип, у тебя хлопья в шоколаде остались?
А она такая:
– У Йоэля лицо прямо как шоколадка. А с утренней щетинкой оно похоже на свежую поросль на тщательно подстриженном газоне аристократического поместья. По-скорее бы ощутить, как его щетинистая щека прижимается к моей.
И она прижимала к щеке ладонь, явно воображая, что это лицо Йоэля.
Эту проблему решила Хана. Стоило Зиппи заговорить про Йоэля, Хана сразу делала вид, что ее тошнит, причем чем дальше, тем громче, – пока наконец ее не вырвало на самом деле. То был один из лучших моментов в моей жизни: торжествующая Хана стоит в собственной блевотине, мы хохочем как ненормальные, Лия прикрывает глаза и рыгает, а Зиппи сидит в огорчении, понимая, что сама во всем виновата.
Если выпадала минутка поспокойнее, я спрашивал у Зиппи, что она такого нашла в Йоэле.
– Чего в нем интересного? Никогда ничего не говорит. Тощий молчаливый штырь. Корнеплод. Вроде турнепса.
– Просто он… особенный. И я рядом с ним особенная.
– А можешь уточнить, что в нем такого особенного?
– Нет. Если бы я могла это описать, все бы сразу и кончилось. Эта штука – неописуемая. В этом смысле она похожа на Бога. В Писании сказано, что муж мой будет второй половинкой моей души. Без него я – половинка, а с ним ощущаю вторую половинку себя. В Талмуде написано, что, вступив в брак и соединив наши имена, мы тем самым напишем одно из имен Хашема.
Я, понятное дело, над ней посмеялся – как и положено, я же ее брат. Но вот у меня тоже появилась возлюбленная, и я понял все чувства сестры. Я вряд ли мог бы передать словами, что такого особенного в Анне-Мари. Но стоило мне о ней подумать, внутри