Выпускной бал в чистилище - Эми Хармон

Мэгги молча выскользнула из машины и захлопнула за собой дверцу шевроле.

Только когда Джонни отъехал от тротуара, она поняла, что машина Айрин по-прежнему стоит перед «Шимми». Тяжело вздохнув, она двинулась обратно, к тому самому месту, откуда начала путь – в прямом и переносном смысле.

Всю субботу Мэгги переживала по поводу Джонни. Она плохо спала, плохо ела и с трудом могла думать о чем-то, кроме его лица, на котором так ясно читалось отчаяние. Легко оставаться в стороне, когда тебя гонят прочь, легко верить, что в тебе не нуждаются, что с тобой не хотят иметь дела. Еще легче считать, что Джонни прекрасно без нее обойдется. Он сильный, ловкий и куда более выносливый, чем все, кого Мэгги встречала в жизни. Но вот разлюбить его ей было совсем не легко. И поэтому она переживала.

Днем в воскресенье она решила, что просто заглянет к нему, убедится, что с ним все в порядке, успокоится и быстро уйдет. Весь день лил дождь, так что по пути к дому Джиллиан Бэйли Мэгги старательно крутила руль, въезжая во все встречавшиеся ей на пути лужи, просто чтобы отвлечься. Доехав до места, она пробежала под проливным дождем до крыльца, сделала глубокий вдох и забарабанила в дверь. Сунула руки в карманы своей джинсовой куртки и принялась ждать, когда ей откроют.

Но Джонни не было дома. Дверь открыла Джиллиан Бэйли. Мэгги переживала зря. Джиллиан на пробу втянула носом пропитавшийся дождем воздух и с довольным видом прикрыла глаза.

– Я ждала, пока дождь стихнет. Хотела посидеть на крыльце и насладиться свежестью. – Джиллиан опустилась на верхнюю ступеньку крыльца, похлопала по бетонной плите: – Посиди со мной, Мэгги.

Бетон был влажным, но Мэгги покорно села, притянула колени к груди, опустила на них подбородок.

– Когда ты была здесь в последний раз, я решила, что ты вряд ли снова придешь, – призналась Джиллиан и сочувственно посмотрела на Мэгги. – Когда ты ушла, он был в замечательном настроении. Даже от ужина отказался. Он тогда всю ночь слушал ту музыку, хотя я уверена, что она ему совершенно не нравится. Наконец-то я понимаю, что значит воспитывать подростка, а не просто отправлять его восвояси после уроков.

– Он попросил у меня прощения… но я не способна его успокоить, это уж точно, – покаянно призналась Мэгги и улыбнулась, стараясь не обращать внимания на боль, пронзившую ее сердце при этой мысли. – Поэтому я и приехала. Я видела его в пятницу вечером. Он подвез меня домой. – «Хотя я и не просила его об этом», – прибавила она про себя. – Мы были в «Шимми», он увидел там старые фотографии и расстроился. Я хотела проверить, все ли с ним в порядке.

– А-а, так вот в чем было дело, – вздохнула Джиллиан.

– Он говорит, что все, кто ему дорог, состарились или умерли.

– Так и есть, Мэгги. Он прав.

– Я сказала ему, что все, кто мне дорог, тоже состарились или умерли, хотя это не совсем правда. Потому что он мне тоже дорог.

– И ты дорога ему, Мэгги, – тихо заверила ее Джиллиан.

Мэгги прикусила дрогнувшую губу. Почему всякий раз, когда кто-то к ней добр, она не может сдержаться? Она способна терпеть, когда ее обзывают, когда от нее отказываются, когда на нее не обращают внимания, но, если кто-то ей сопереживает, она вмиг теряет контроль над собой.

– Он зовет тебя во сне, – продолжала Джиллиан. – Да, он тебя отталкивает, притворяется, что ему нет до тебя никакого дела, но ты и правда не способна его успокоить, и на то есть причина. Он тебя любит.

– Он зовет меня во сне? – ошеломленно переспросила Мэгги.

– Может, он и не помнит тебя здесь, – Джиллиан постучала себя по голове, – но зато ты живешь вот здесь, – и она прижала руку к груди. – Он не отказывается от тебя, он просто пытается разобраться в противоречиях. Хотя тебе наверняка так не кажется.

Мэгги почувствовала, что подбородок у нее снова дрожит. Нужно взять себя в руки. Джиллиан явно видела, что с ней происходит, и была к этому готова. Она искусно сменила тему, давая Мэгги возможность отвлечься:

– Мама всегда повторяла, что он вернется. Готовилась к его возвращению. Никогда не говорила о нем в прошедшем времени и мне тоже не позволяла. Папа от этого с ума сходил. Но он любил ее и потому терпел ее неготовность отпустить сына.

– Но ведь она оказалась права, – тихо сказала Мэгги.

– Да… она оказалась права. Любопытно, как бы все повернулось, если бы она сумела его отпустить. Но она так и не смогла этого сделать. Она не была мне плохой матерью, но всегда казалась отстраненной, рассеянной. Она и меня назвала в их честь. Джиллиан – это Джон и Уильям, нечто среднее между их именами. – Джиллиан пожала плечами, словно давая понять, что давно с этим смирилась. – Отец безумно ее любил, и она его тоже любила, но она никогда не выглядела счастливой. Хотя делала все для того, чтобы он был счастлив.

– Ваш отец был хорошим человеком.

– Лучшим на свете, – горячо заверила Джиллиан. Теперь расчувствовалась она. – Он ведь тоже всю жизнь искал Джонни. Он говорил, что в этой истории слишком много вопросов. И это не давало ему покоя. Как бы мне хотелось, чтобы они оба сейчас были здесь. Надеюсь, где бы они теперь ни оказались, они обо всем знают.

– А что Билли?

– А что Билли? – И Джиллиан чуть улыбнулась. – Билли не преследовал мою маму так, как Джонни, хотя она и о нем горевала. Когда она говорила про Билли, то могла даже улыбаться. Смерть – это боль, от которой мы можем вылечиться. А незнание – рана, которая никогда не заживает.

– Как раз из-за незнания ему теперь так нелегко, – прошептала Мэгги.

– Но в этом-то и состоит твоя роль. – И Джиллиан взяла ее за руку. – Ты – чудо. Ты поможешь ему заполнить пробелы…

– Я не могу помочь ему вспомнить.

– Зато можешь помочь забыть.

8

Время сетовать

Два дня спустя Джонни ждал Мэгги у школы. Она страшно устала и проголодалась: с обеда прошло уже целых полдня, к тому же она сильно задержалась после уроков, убирая классы. Ноги у нее болели, спина не разгибалась, голова раскалывалась из-за слишком тугих дужек очков. С того самого утра, когда Мэгги увидела в школьном спортзале призрачный выпускной, она старалась вовсе не снимать очки, даже когда ложилась спать: ей казалось, что они крепко держат ее в настоящем, не дают ускользнуть в прошлое. Теперь она наконец сняла очки, утомленно потерла переносицу, прикрыла словно засыпанные песком глаза от ярко-розовых лучей заходящего