Роза и кинжал - Рене Ахдие
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он даже не сбился с шага. И не отвел глаза.
Шахразада едва обратила внимание, что Рахим занял место рядом с Ирсой, вызвав своим движением сноп искр и упреки с разных сторон, так как в этот момент боролась с желанием отстраниться от Тарика, который опустился на подушки справа и положил левую руку на песок за спиной Шахразады. Теперь они сидели плечом к плечу, слишком близко, чтобы кто-то принял позу за дружескую.
Скорее, она была вызывающе собственнической.
Шахразада напряглась всем телом и сощурилась, желая оттолкнуть Тарика.
Он прекрасно знал, насколько она ненавидела подобное поведение.
Но почти сразу стали ясны причины этого поступка: готовые напасть волки отступили – осуждающие, враждебные взгляды стали просто оценивающими.
Словно по волшебству.
Тарик все рассчитал. Шахразаде претило прибегать к подобным манипуляциям, но она не могла не заметить перемену отношения к ней окружающих.
Они прислушиваются к своему предводителю.
Неужели это друг детства, бывший возлюбленный стоял за нападением на столицу? Неужели это он отправил наемников фидаи в покои Шахразады?
Нет. Тарик не мог так поступить.
Несмотря на его жгучую ненависть к Халиду, любовь к ней перевесила бы и побудила бы отказаться от столь радикальных мер. Остановила бы от обращения к наемным убийцам из опасения навредить Шахразаде.
Так ведь?
Она ощутила вспышку сомнения, но тут же прогнала ее. Как можно не верить тому, кого знал и любил всю жизнь?
Сидевшая слева Ирса продолжала нервно трясти ногой. Только Шахразада собралась отпустить комментарий, чтобы попросить прекратить, пока она не сошла с ума, как Рахим положил ладонь на колено сестры и остановил подергивание.
– Эти движения отгоняют удачу, Ирса аль-Хайзуран. А она нам вскоре очень пригодится.
Глаза юноши метнулись к шатру шейха, откуда продолжали выходить люди. К месту, где совсем недавно проводился военный совет.
Ладонь Рахима так и осталась лежать на колене Ирсы.
Даже в неверном свете пляшущих языков пламени Шахразада разглядела легкий румянец на щеках сестры. Затем внимательнее посмотрела на друга Тарика, отметив странную улыбку на его губах, и подумала:
«Ирса и… Рахим?»
Шахразада вырвала полупустой сосуд из рук Тарика и поднесла к губам.
Жар от костра согрел вино, отчего вкус пряностей стал ярче. Гвоздика и корица. Легкий оттенок имбиря. Богатая сладость меда и резкая цитрусовая нотка кардамона.
Напиток был крепким и вкусным.
Ударяющим в голову.
Шахразада выпила гораздо больше, чем следовало.
– Шази, – в голосе Тарика звучало не осуждение, но предостережение.
Она посмотрела на него, встретив взгляд из-под нахмуренных бровей, откашлялась после пряного вина и бросилась в атаку:
– Почему тебе позволено пить сколько душе угодно, а мне нет?
– Потому что мне нечего доказывать окружающим, – проворчал Тарик, пытаясь отобрать сосуд.
– Зануда, – отдергивая его, фыркнула Шахразада. – Ты мне не надсмотрщик, как бы тебе этого ни хотелось. – Она планировала всего лишь поддразнить друга, но пожалела о сказанном сразу же, как только слова слетели с губ: Тарик сразу же замкнулся.
– Благодарю за это небеса, – проговорил он безжизненным тоном.
Шахразада наклонилась, желая принести извинения, но не представляя, с чего начать.
Внезапно Тарик обхватил ее, стремительно протянул длинные руки и вцепился в сосуд, прошептав на ухо:
– Отдай сейчас же, иначе я помогу утопить печали в вине и опрокину его тебе на голову.
В голосе сына эмира отчетливо слышалась угроза пополам с насмешкой. Его дыхание щекотало кожу Шахразады, заставив ее замереть без движения.
– Только посмей, и я укушу тебя за руку, – прошипела она наконец. – Будешь кричать и молить о пощаде, как мальчишка.
– Мне казалось, ты устала от кровопролития, – смех Тарика был густой смесью воздуха и звука. – Может, следует перебросить тебя через плечо и унести прочь на глазах у всех?
Не желая сдаваться без боя, Шахразада ущипнула предплечье наглеца, заставив его поморщиться, но все же выпустила сосуд, пообещав:
– Это еще не конец.
– Даже не сомневаюсь, – ухмыльнулся Тарик и отхлебнул отвоеванное вино.
Хотя Шахразада и уступила в этом сражении, она почувствовала облегчение от того, что впервые за неделю с момента, когда Рей остался позади, они с Тариком разговаривали без повисших между ними напряжения и боли.
Без воспоминаний о предательстве.
Впервые Шахразада позволила себе надеяться, что их дружеские отношения могут пережить все случившееся, и почувствовала, как с сердца свалился тяжкий груз. Она запрокинула голову и посмотрела вверх, на звездное небо: глубочайшего оттенка темно-синего, тянущееся до самого горизонта, где смыкалось с песком. Яркий серпик месяца то и дело затягивало легкой дымкой набегавших облаков. Светящиеся точки перемигивались – одни весело, другие проказливо, третьи многозначительно – стараясь затмить друг друга.
В Рее их не было видно так отчетливо.
Вспомнилась поговорка, которую любил повторять отец: «Чем темнее небо, тем ярче звезды».
Шахразада глубоко погрузилась в свои мысли, поэтому раздавшийся рядом взрыв смеха заставил ее вздрогнуть. Девушек, сидевших возле кальянов, развлекали юноши, которые то и дело прикладывались к сосудам с вином.
– Чего бы там ни требовал старый шейх, неважно, где мы встанем лагерем. Важно то, что мы скоро захватим Рей, – заявил нетрезвым голосом один из молодых воинов. – И когда это произойдет, я первым помочусь на могилу Халида ибн аль-Рашида! – Он отсалютовал сосудом с вином.
Девушки захихикали. Другие юноши присоединились к тосту, поднимая бутыли высоко, а голоса еще выше.
Всеобщее ликование ледяным острием вонзилось в сердце Шахразады.
– Такое чудовище, как халиф, не заслуживает могилы, – прокомментировал еще один воин. – Нужно отрубить ему голову и насадить ее на пику. Хотя такая смерть кажется слишком легкой после того, что он сотворил с бедными, ни в чем не повинными девушками. Лучше разорвать чудовище конями и бросить на поживу воронам. – Раздался хор согласных возгласов. – Или еще лучше – пусть птицы клюют плоть заживо.
Одобрительные крики привлекали к группе все новых участников, как мед привлекал пчел.
Шахразада ощутила, как от ярости кровь вскипает в жилах, а от ужаса волоски на руках встают дыбом. Халид!
Угрозы пьяных глупцов нарисовали перед мысленным взором такую яркую, живую и беспощадную картину, какую точно не скоро удастся забыть: сильный и гордый халиф, прекрасный и сломленный юноша, которого Шахразада любила больше всего на свете, лежал четвертованный.
Она никогда не подпустит этих кровожадных юнцов и близко к Халиду. Скажет и сделает что угодно, обманет, будет плыть
