Иранская мина - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, пошли. Только смотри, чтобы твои ребята нас не приняли за диверсантов и не начали стрелять.
– Стрелять я им вообще запретил, – буркнул Смолл.
Дома стояли на улице плотно, подойти с задней стороны не представлялось возможным – для этого надо было обойти всю улицу. Но и тогда пришлось бы упереться в глухую стену, к которой примыкали мелкие магазинчики местных мастеров и ремесленников. Вход в квартиры был только с этой стороны, и окна выходили только сюда. Коган показал рукой вправо, где стояли два припаркованных на ночь грузовичка, а впереди половину тротуара занимали навес и ограждение уличного кафе. Лучше было обойти справа эту освещенную часть улицы, прикрываясь машинами.
Напротив дома, где жила Зухра, должен был прятаться старший группы наблюдателей. Американец успел рассказать, что сначала хотел договориться с хозяином магазинчика, чтобы его люди прятались там, но потом решил, что диверсанты, особенно их помощники, тоже могли договориться с местными. Нет, в таких случаях надо придерживаться полной секретности. Чем меньше людей знает об операции, тем лучше.
Американец шел первым, часто сбавляя шаг и прислушиваясь. Коган шел следом, держа руку под пиджаком на рукояти пистолета. Борис убедился, что его заокеанский коллега – хороший разведчик, опытный в своей профессии. Ему можно доверять. Но четыре глаза и четыре уха всегда лучше, чем два. И Коган старательно «прикрывал тыл», взяв добровольно на себя задний сектор наблюдения.
Пройдя мимо двух грузовиков, надежно прикрывших их со стороны улицы, разведчики остановились. Ну все, теперь осталось только преодолеть темную террасу с навесом и дойти до магазинчика. Там, дальше, возле магазина, есть вместительная темная ниша в боковой стене, где хозяин заведения хранит лестницу и пустые ящики из-под продуктов. Там наблюдатель доложит о ситуации, и можно будет принять решение – идти в квартиру к Зухре и устраивать засаду уже внутри или продолжать наружное наблюдение. Буторин был за внутреннюю засаду. Так, по его мнению, было бы надежнее и проще. Да и появится возможность выяснить, добровольно и из идейных соображений женщина помогает гитлеровцам или она жертва.
Резкий крик заглушил порыв ветра, и тут же с треском разлетелось оконное стекло на втором этаже. Мелькнуло темное человеческое тело, и на тротуар спрыгнул человек. Он вскочил на ноги, споткнулся и упал, но снова поднялся. Он сильно прихрамывал – видимо, повредил ногу при падении. Смолл уставился на незнакомца и протянул руку назад, останавливая русского, чтобы тот не кинулся вперед. Но Коган и не собирался. Ясно, что работают помощники американца, и им лучше сейчас не мешать.
Так и есть – откуда-то из темноты выскочили двое дюжих парней. В мгновение ока они скрутили незнакомца и ловко обшарили его тело в поисках оружия. И так же быстро они поволокли его по улице в сторону темного переулка.
Смолл уже опустил руку и облегченно вздохнул, но тут приоткрылась дверь кабины грузовичка. Всего на расстоянии трех метров в темноте появился человек. Борис сразу понял, что неизвестный прятался в машине и даже неплотно прикрыл дверь, чтобы в случае опасности можно было открыть ее беззвучно, без щелчка. Смолл не подозревал о том, что кто-то находится рядом с машиной. Им с Коганом удалось подойти так тихо, что этот человек не увидел и не услышал их. И теперь, когда открыл дверь и поставил ногу на подножку, чтобы выйти, он столкнулся нос к носу с двумя мужчинами. Первым его увидел Коган, поэтому у него оказалось в запасе на полсекунды больше, чем у американца.
Первая же мысль, промелькнувшая в голове со сверхзвуковой скоростью, была о том, что это враг, причем враг вооруженный. Коган уловил это движение, поскольку интуитивно ждал его. Рука незнакомца вынырнула откуда-то из-под одежды, из-под рабочей мятой куртки. В ней может быть пистолет… Должен быть пистолет, потому что не зря он тут прятался, не зря так осторожно открыл дверь именно в тот момент, когда со второго этажа спрыгнул человек.
Толчок был таким сильным, что Смолл не удержался и полетел на тротуар, потеряв шляпу и выронив пистолет. Коган постарался отпрыгнуть в сторону, чтобы между ним и незнакомцем оказалась дверь машины. Не ахти какое препятствие для пули, но прицельно навскидку выстрелить через дверь, почти не видя противника, сложно. Борис приземлился в тот момент, когда ему самому удалось выхватить пистолет. И именно в этот момент темноту прорезали два выстрела с характерными звуками, с которыми пули пробивают металл. Коган упал на Смолла, больно ударив его локтем в поясницу, отчего американец громко вскрикнул. Борис почувствовал, как щеку обожгла пуля, пролетевшая всего в сантиметре и врезавшаяся в асфальт. Он выстрелил дважды по ногам незнакомца. Сейчас важно было не попасть, а заставить этого человека удирать сломя голову.
Коган и Смолл оказались в незавидной позиции. И этому человеку, обладай он хладнокровием, ничего не стоило просто пристрелить их обоих. Скорее всего, он предположил засаду, да и характерное задержание, произведенное на его глазах, добавило паники. Выдержки у незнакомца не хватило, и, когда в него полетели пули, он бросился по улице в противоположную сторону. И тогда, приподнявшись на асфальте и держа пистолет двумя руками, Коган с наслаждением всадил две пули ему в ноги на уровне колен.
Они сидели в комнате заместителя начальника охраны порта. Разумеется, охраны американской. Смолл, допрашивая агента, то и дело морщился и, постанывая, пытался выпрямить и потереть спину. Коган усмехался и думал, что его коллега отомщен. Ушиб спины – не очень большая потеря, а вот простреленная в двух местах нога немца – это уже малоприятно. Конечно, арестованному вкололи лошадиную дозу обезболивающего, отчего тот сидел с раскрасневшимися щеками и ошалелыми глазами. Но голова у него работала более-менее сносно, на вопросы он отвечал относительно бойко, но, правда, с обреченными интонациями. Неприятно сидеть вот так с простреленными ногами и отвечать на вопросы людей, в которых ты сам недавно стрелял и которых хотел убить. И убил бы, если бы не ловкость Когана.
До рассвета было еще далеко, а допрос все продолжался. Все устали, особенно раненый диверсант. Коган рассматривал его, думая об
