Иранская мина - Александр Александрович Тамоников

– Иранец, араб?

– Нет, он европеец. Думаю, что англичанин.

Коган поперхнулся и уставился на пленного. Смолл смотрел спокойно, продолжая задавать вопросы о внешности куратора, способах связи и паролях.

Наконец все показания были записаны, и эстонца увели в камеру. Смолл подошел к шкафу и достал оттуда бутылку виски, полбуханки хлеба, банку тушенки и два апельсина.

– Давай-ка выпьем с тобой, Борис, – предложил американец. – За мир, за жизнь! Ты мне сегодня, между прочим, жизнь спас.

Коган усмехнулся, глядя, как американец наливает виски в металлические стаканчики. Борис молча достал нож и принялся открывать консервы, затем нарезал хлеб на широкой тарелке. Судя по лицу Смолла, тот хотел поговорить о чем-то важном. Как это знакомо и как это по-русски – выпить и поговорить, излить душу о сокровенном, о том, что наболело.

Нехитрая закуска легла на тарелке ровными рядами. Коган взял свой стаканчик и посмотрел на американца. Ясно, тостов не будет. Не умеют американцы… да никто, кроме русских, не умеет вкладывать глубокий смысл в такое простое действо, как выпивка. Ну и леший с ним! Отсалютовав Смоллу стаканчиком, Борис опрокинул его содержимое в рот и с наслаждением вдохнул запах пшеничного хлеба. Лучше бы ржаного, но…

Только после второго стаканчика, когда по телу потекло тепло, а мысли стали плавными и ровными, они разговорились.

– Давай перейдем на ты, – потерев глаза, предложил Смолл. – Мы с тобой ведь братья по оружию – так, кажется, это называется. Ты думаешь, откуда я хорошо знаю русский язык? – усмехнулся Смолл. – Нет, это не часть профессиональной подготовки разведчика. Я русский, Борис.

Коган удивленно уставился на Смолла и даже перестал жевать. Американец откровенно наслаждался произведенным эффектом, но потом все же объяснил, похлопав Когана по руке:

– По бабушке русский, в третьем поколении, – добавил он и снова плеснул виски в стаканчики. – Она эмигрировала из России, переехала в северные штаты. Думаешь, она была танцовщицей или певицей?

– Нет, не думаю, – с готовностью возразил Коган.

– Правильно, – улыбнулся Смолл. – Она была серьезной женщиной – инженером-химиком. Это было в то время редкостью, чтобы женщина и… – Смолл неопределенно помотал в воздухе пальцами, но так и не нашел подходящих слов. – Она работала на химическом производстве, выпускавшем химические составы для изготовления стиральных порошков и других моющих средств. Урожденная Мария Белова. А у нас она стала Мэри Билофф. Так что, Борис, Россия – прости, Советский Союз – для меня не пустое слово и не просто территория, обведенная на карте. Это моя кровь, мои предки. И борьба с немецкими нацистами для меня – не просто выполнение очередного приказа руководства. Это мой долг человека, долг перед моими предками и моей прошлой родиной. Понимаешь меня?

Они выпили еще по несколько стаканчиков. Когда глаза у Смолла стали слипаться, а речь перестала быть связной, Коган уложил его на диван у стены, накрыл пледом и пошел к двери. Но тут за спиной раздался почти трезвый голос американца:

– Борис, будь осторожен. Мне кажется, британцы не прочь руками немецкой разведки свалить вашего Сталина. Не окажитесь меж двух огней.

– Что?

Коган резко обернулся, но Смолл только покрутил в воздухе пальцами и, обессиленно уронив руку себе на грудь, захрапел.

Глава 5

Шелестов сидел за столом. Перед ним красовался лист бумаги со схемой, которую он закончил сегодня утром. Последние данные по немецкой агентуре. Одну сеть раскрыли англичане. Советская разведка подключилась на последнем этапе и выявила вот это дополнительное звено. Арестованы и находятся в разработке тридцать пять человек, включая шестерых немецких агентов. Взяли две рации. Вот эта, вторая, сильно законспирированная сеть была связана с первой. Ее удалось выявить уже самостоятельно. Восемь иранцев и трое немцев были «заморожены» на неопределенный срок, их активизировали прямо перед началом конференции. И тоже взята немецкая радиостанция.

Много неясного, много предположений, но Тегеран буквально вычищен, это свершено точно. И все же остались «хвосты». Это и ускользнувшие агенты, содержатели конспиративных квартир, и люди, причастные к устранению неугодных и опасных свидетелей. Например, садовника Мустафы. Берия уверен, что безопасность советскому посольству обеспечена, но что это значит? То, что враг не проникнет внутрь, не учинит взрыв и не отравит обед. Но есть и другие способы. Можно использовать снайпера. Черт, да та же «трехлинейка» Мосина с хорошей оптикой позволяет совершить покушение с расстояния до полутора километров. Можно что угодно придумать, вплоть до падения самолета на здание посольства. А это значит, что надо продолжать работу в прежних темпах, нужно искать агентуру по всей стране, а не только в столице. «И правильно я сделал, что отправил Когана на юг страны, в американскую зону», – похвалил себя Шелестов.

Ходить в армейской форме с портупеей Шелестов давно отвык, так что сейчас она давила и мешала сосредоточиться. Надо терпеть, надо играть свою роль до конца. Посольство просто кишит погонами. И сейчас появиться в гражданской одежде – значит привлечь к себе внимание.

Шелестов встал, прошелся по комнате, поскрипывая начищенными сапогами. Услышав звук автомобильного мотора, он подошел к окну. Черная посольская машина с советскими флажками на крыльях, разворачиваясь, отъезжала от подъезда. По ступеням легко взбежал Коган, держа шляпу в руках и делая кому-то приветственный жест. Вот это новость! Почему Борис здесь? Что случилось? Важная информация?

Коган вошел, бросил шляпу на стул, быстро пожал Шелестову руку и, найдя взглядом графин, принялся наливать в стакан воду. Пил он жадно, вода стекала по подбородку на шею. Напившись, он вытер рот ладонью и только потом полез в карман за носовым платком.

– Что случилось? – спросил наконец Шелестов. – Ты шел пешком через Сахару?

– Почти, – кивнул Коган, старательно вытирая платком руки. – Дел много, расстояние большое. Пришлось покрутиться. А новости есть.

Максим кивнул Когану на стул и сам тоже уселся за стол и выжидательно откинулся на спинку. Борис сел напротив и задумчиво свел брови, заталкивая носовой платок в карман брюк. Шелестов прекрасно изучил эту манеру Когана. Даже хорошо знакомую и сто раз обдуманную фразу он не произносит сразу. Еще раз прокручивает, прикидывает и только потом делится размышлениями. Вот и сейчас он заговорил после почти минутной паузы, стискивая пальцы рук.

– У меня тут лицо одно появилось. Доверенное, можно сказать. По крайней мере, он мне доверяет, ибо за язык его никто не тянул и сведений от меня он никогда не получал ни в