Седьмое лето - Евгений Пузыревский

Оптимизм постепенно улетучивался…

Словно алкоголь, из гранёного стакана, наполненного спиртом и оставленного у фотографии с чёрной ленточкой…

30

Всё с чего-то начинается и имеет свою отправную точку.

Если верить Толковому словарю Ожегова, то одно из значений слова «Начало» – это «Первый момент или первые моменты какого-нибудь действия, явления».

А где оно, это самое начало, в таком явлении, как «Жестокая смерть районного участкового Семёна Семёновича Жмайло»?

«Як умру, то поховайтеМене на могилi,Серед степу широкого,На Вкраïнi милiй»[29]

Так же, как масло, пролитое Аннушкой, аукнулось потерей головы Берлиозу, так и два события тысяча девятьсот пятого года, можно считать началом конца одноногого защитника правопорядка.

Первое – тринадцатого июня (по старому стилю). Покупка ревизором мичманом Макаровым двадцати восьми пудов несвежей говядины на одесском рынке.

Второе – четырнадцатого июня (по старому стилю). Выкрик артиллерийского унтер-офицера Григория Вакуленчука – «Та доки ж ми будемо рабами?!», отказывающегося, вместе с остальной командой броненосца «Князь Потёмкин-Таврический», есть борщ из протухшего мяса.

В год, когда Сёмин дед только-только встретил женщину, которой суждено стать матерью его отца, оголодавшие матросы, сами того не ведая, уже решили судьбу его внука.

Вот такая вот увертюра кровавого spectaculum, произошедшего в тысяча девятьсот семьдесят шестом году, по адресу – улица Чкаловская дом тринадцать.

Но, обо всём по порядку.

Ведь по тому же Ожегову, «Порядок» – это «Последовательный ход чего-нибудь».

Друзьям было по семнадцать лет.

Они росли идентично всем советским подросткам – решали те же жизненно важные для их возраста проблемы, курили те же сигареты, верили в те же идеалы, конфликтовали с той же системой, слушали те же песни, смотрели те же фильмы и влюблялись в одних и тех же актрис.

Но получили свои собственные, индивидуальные прозвища.

Серёжа – Граф Толстой.

С самого детства он страдал от периодического высыпания на коже кистей, носившим неприятное название «Экзема» и сопровождающегося противным зудом. С возрастом недуг только усилился. Медицинский работник детского дома Наталья Петровна, по вечерам смазывала его руки дурно пахнущей (можно даже сказать – воняющей) мазью Вишневского (которой сам создатель дал имя Линимент бальзамический), но эта густая масса, состоящая из берёзового дёгтя, ксероформа и касторового масла, больному помогала не особо. Переходный возраст сопровождался появившимися и прочно укоренившимися комплексами. В итоге, всё это вылилось в потрёпанные перчатки из кожзаменителя, выменянные у тёзки из параллельного класса, взамен на выполненную работу по покраске забора, что охранял дачный периметр современного Тома Сойера, и которые он носил везде и всюду, снимая лишь на ночь, да во время похода в туалет. За такие «буржуйские замашки» отца Павлика наградили гордым прозвищем «Граф», а так как кроме Льва Николаевича, школьники других графёв не знали, то соответственно Толстым.

Ваня – Чижик.

Однажды, когда развивающаяся мужская грубость, в не поспевающим за ней в развитии мужском мозге, достигла своего апогея, учительница географии Тамара Константиновна, попросила его сходить к умывальнику и намочить тряпку, чтоб протереть от мела учебную доску. Он, в ответ, огрызнулся – «Может вам ещё до острова Чунга-Чанга за неграми сплавать?». Это была одна из тех фраз, которая изначально кажется уж очень остроумной, но стоит лишь её произнести, как тут же, во взаимодействии с воздухом, ушами и остальным окружающим миром, она становится глупой и нелепой. Слово не воробей, а предложение тем более, так что, в этот же день, незадачливого юмориста окрестили Чижиком, в честь того небольшого катерка, которого вынесло штормом к участку суши окруженному водой и населённому маленькими предками нашего великого поэта, попугаем, жирафом и дельфинами.

Как говорится – что прилипло, то и ножом не отскребёшь. Так и ходили двое по школьным коридорам, всё реже слыша свои исконные, данные родителями при рождении, имена.

Октябрь.

На улице погода из серии «ни то, ни сё», птицы мигрировали туда, куда положено, людские лица, чтоб не выделяться из этой серой тоски, единодушно натянули хмурые мины, а новый (и на этот раз последний) учебный год, уже перетёк из послелетнего энтузиазма, в осеннюю рутину.

Всё как положено.

Ни больше, ни меньше.

Девятнадцатого числа, Ваня с Серёжей сознательно не явились в школу, был повод – день рождение последнего. По некоторым семейным причинам, в первый класс он попал с восьми лет, поэтому сейчас, почти на год опережал своих одноклассников и готовился встречать своё совершеннолетие.

По идее, этот день ещё означал, что его скоро должны «попросить» из детского дома и произвести процедуру физического воздействия голеностопа на мягкие ткани задней и латеральных поверхностей таза, позволяющей намного быстрее, без разгона и колебаний, вступить во взрослую жизнь. Но, в итоге, было решено – «Пусть доучится, хороший же парень»

Если тебе исполняется восемнадцать, то, как не крути, радоваться и праздновать необходимо всем и повсеместно. Это после преодоления рубежа в «Двадцать пять», очередной день рождения становится – «Ну ещё один год, ну и хрен бы с ним». А сейчас, пока одряхляющая бытовуха взрослости ещё не пустила гнилые ростки в подростковых мозгах, друзья твёрдо решили всё сделать так, как полагается – нажраться в хламинушку.

Гуру Падмасамбхва, учитель тибетского буддизма, писал (естественно «Водка» не в современном значении этого термина, полученном в СССР лишь с принятием ГОСТа от тысяча девятьсот тридцать шестого года, а настой из трав, кореньев или ягод на крепком алкоголе): «Водка имеет девять составляющих, но, среди них есть одно – мёд злой пчелы, из-за которого человек не может отказаться от принятия водки. Но остальные восемь компонентов водки ужасающи. Итак, в состав водки входят:

1) Яд из мозга свирепого белого льва

2) Пена из пасти разъярённого слона

3) Яд из жала ядовитой змеи

4) Мёд злой пчелы

5) Слюна из пасти бешеной собаки

6) Яд из костного мозга девяти демонических плясунов

7) Зрачок глаза волка

8) Мясо трупа

9) Утробная кровь женщины-ракшаса»

Граф Толстой и Чижик, впитавшие атеизм всеми советскими порами не менее советских тел, к христианству то относились, как к «опиуму для народа», не говоря уже о каком-то там индийском учителе буддийской тантры восьмого века.

Да к тому же, о существовании всех этих многочисленных «нерусей», мешающих, своими нравоучениями, жить – и знать то не обязательно.

Так что Серёжа с Ваней благополучно выполнили поставленную себе задачу и сейчас, расположившись у памятника матросам – потёмкинцам, допивали вторую бутылку травяной настойки, купленной у лучшего друга всех местных алкашей – бабки Томы, торговавшей неподалёку, из-под полы, своими «лекарственными средствами».

Стоп.

Вот мы и пришли к тому, с чего начали.

Семнадцатого февраля, тысяча девятьсот шестого года, после разгрома восстания в Севастополе, начался суд над матросами броненосца «Князь Потёмкин-Таврический». Итог – двадцатидвухлетний Александр Заулошнов, двадцативосьмилетний Фёдор Луцаев и двадцатитрехлетний Тихон Мартьянов приговорены к смертной казни через повешенье. Но, на основании указа от двадцать первого октября тысяча девятьсот пятого года, о смягчении наказаний за политические преступления, совершенные до издания манифеста семнадцатого октября тысяча девятьсот пятого года, казнь заменили пятнадцатилетней каторгой.

Двадцатитрехлетний Иван Задорожный, двадцатисемилетний Феодосий Кашугин, двадцативосьмилетний Сергей Гузь, отхватили поменьше сибирского воздуха, но тоже по самый загривок – три с половиной, шесть и десять.

Остальных любителей поконфликтовать с царской властью, да и просто оказавшихся в не то время в не том месте и попавших под психологическое/физическое влияние революционно настроенных «коллег», отдали в арестантские роты и подвергли другим неблагоприятным наказаниям.

После всей этой показательной процедуры военно-морского трибунала, предназначенной для укрепления во всю шатающегося самодержавия, осуждённых матросов перевезли в Самару, где к ним присовокупили моряков-участников восстания на крейсере «Очаков». Затем, «большой, дружной и весёлой компанией» их этапировали в Иркутск.

Шесть потёмкинцев, во время «увеселительной прогулки» по уральской железной дороге, на участке дороги между станциями Юшала и Тугулым, совместив свою физическую силу с оторванными от оконной решётки железными прутьями, отправили конвоира на встречу с его конвоирским богом.

Ну и соответственно – сбежали.