Седьмое лето - Евгений Пузыревский

Все шушуканья и взгляды в спину, троица упорно игнорировала – словно это обычное жизненное явление, такое же, как растущие деревья или выпадающий зимой снег. Не будешь же ты сугробу доказывать, кто прав, кто виноват или пытаться что-то объяснить берёзе.

В итоге, эта счастливо-беззаботная коммуна, которую, смеясь, участница прозвала «Кружок дефектных недобитиков» (сама она очень комплексовала из-за своего невысокого роста) просуществовала ровно сто дней.

Пока её треть не забеременела.

С самого первого раза, который открыл Наташеньке глаза на новые и пока еще не изученные особенности её тела, ни о каком предохранении не могло быть и речи.

Не потому, что это как-то претило, а просто казалось лишним, недостойным внимания и задумывания.

И ведь проносило все эти годы.

А тут, дружище с хвостиком взял и прошел все стадии пенетрации. Давно готовый, ожидающий организм с радостью запустил обратный таймер и с упорным рвением принялся производить свои сложнейшие сакральные процессы.

После задержки, не до конца ещё осознавшая, будущая мамаша сообщила о своём положении двум будущим отцам.

Шоковая терапия, алкоголем, на неделю, поглотила тройную ячейку общества.

А затем, как оборвало.

Причиной послужила предложенная Наташенькой игра – «Кто из вас сможет свернуть альбомный лист пополам больше семи раз, за того я выйду замуж».

Новоявленные женихи за весь вечер перевели не один альбом, пьяными руками и мозгами пытаясь справиться с поставленной задачей, даже не догадываясь, что это невозможно.

А на утро, проспавшись, обнаружили отсутствие вещей своей маленькой леди и присутствие, на столе, от неё записки – «Повернулася до батьків. Прошу більше мене не турбувати і нетурбуватися самим. Якщо дитина народиться з однією ногою, то буде Семеновичем, якщо однооким – то Анатолійовичем, якщо здоровим і повноцінним, то Миколайовичем – на честь мого батька. Щастя вам. Цілую. Помийте посуд, а то зовсім усвінячілісь»

Вот так, вот и всё – не о вечности же, несуществующей, мечтать.

Что же в итоге повернулось в голове у Наташеньки, сподвигшее на решение вернуться обратно к родительскому очагу, внятно ей было не объяснить даже самой. Но в тот момент, когда она, веселясь, наблюдала за двумя любимыми мужчинами, что словно дети, на скорость, соперничая, складывали листы бумаги, то одна из шестерёнок в отлаженном механизме беспечности, вдруг сколола пару зубчиков, стала рывками прокручиваться, теряя остальные, пока, наконец, не «облысела» окончательно, нарушив полноценную работоспособность всей системы.

И беременная задумалась – а нужна ли ребёнку такая жизнь?

Утреннее бегство ответило за неё.

«Спасибо вам святители, что плюнули да дунули,Что вдруг мои родители зачать меня задумали»[35]

Ровно в восемь часов утра, в Киевском роддоме номер два, прочищая криком свои дыхательные пути, на свет божий (если конечно не зря ему приписывают сиё творение) появилась Людочка Понеделко – три четыреста живого веса.

Глаза с ногами были по парам и здоровые, так что в свидетельстве о рождении она была записана Николаевной (в честь деда), а несуществующий «папа Коля» стал героем Украины, который то полярник, изучающий ну уж очень дальний север, то космонавт «бороздящий космические просторы» (всё зависит от того, кто рассказывал).

Так Люда и росла, создавая, на многочисленных рисунках, образ героического папы, спасающего всё и вся (от пингвинов от жары, до целых городов от фашистских захватчиков), пока, ей не исполнилось десять лет и, в подарок на день рождения, мама не преподнесла настоящую историю отцовства.

Были слёзы, были обиды, было прощение, и был образовавшийся подкожный жир из детского чёткого осознания – ребёнку нужен отец, которое, под давлением временного взросления, спрессовалось в маниакальный постулат.

Мальчики у Людочки были, куда без них, не прятать же красоту под «пакетом на голову», да к тому же, как не старайся, а природа сильнее. Но стоило им лишь только попытаться зайти дальше, чем обычные поцелуи и обнимания, как тут же вылетали шампанской пробкой из её жизни.

Только после свадьбы.

И только с идеальным будущим отцом её ребёнка.

Как ни странно, ждать долго, не пришлось. Принцы, на своих парнокопытных, обычно всё огородами, а не по прямой, мимо ждущих их красавиц с завышенными требованиями. А тут, на тебе, даже ходить ни куда не пришлось, сам добрался, своим ходом, прямо в дом, и к счастью не вором домушником, а районным сантехником. Профессия не царских кровей, зато нужная и всегда кусок хлеба приносящая. Звали «королевского отпрыска» Петром Грушко, был он размера огроменного, с руками подковы гнущими, ногами землю вминающими, кудрями активно вьющимися и глазами на любовь располагающими. Ухаживал, как топором махал – активно, настойчиво, стремительно и ни с какого боку не поэтично.

Поломалась, поломалась девица, да обдумав всё как следует, разложив жениха на составляющие и вновь собрав воедино, с мыслью, что очень даже и ничего – она согласилась.

Ну, и поженились.

Ей двадцать, ему двадцать восемь – невелика разница.

К великому горю домочадцев, Людочка переехала жить к мужу, и к великому же их счастью, его «однушка» находилась буквально в десяти минутах ходьбы.

Первая брачная ночь, обратилась возлежанием «бревном» и стиснутыми зубами с одной стороны, медвежьей грацией и четырьмя минутами с другой.

«Мы запачкали с тобою белых простыней свободу»[36]

Прошел уже месяц супружеского ночного общения, а первичные симптомы беременности так и не наступали.

Людмила, всю жизнь, готовящая себя к роли матери, была обескуражена – это совершенно не укладывалось в её, продуманный до мелочей, мир.

Не укладывалось ещё месяц, ещё полгода, ещё год,… а потом, эта проблема постепенно отодвинулась на второй план, так как новые, неожиданные подводные камни семейной жизни, стали скрести дно лодки, норовя, однажды, пробить его истончённые доски и потопить, плывущих, к чёртовой матери.

Петя, такой добрый и отзывчивый на людях, дома становился раздражительным, агрессивным и, в итоге, начал её бить.

Но, конечно, не так сразу, мол «Держи кувалдой по зубам», а все вкраплялось не нахрапом, постепенно.

Сначала, во время пенетрации, легкие шлепки по попе становились чаще, сильнее, больнее, появились укусы, расцарапанная спина, позы неудобнее, само действие быстрее, жёстче, унизительнее.

Людочка всё это списывала на издержки процесса, ведь опыт, как таковой, отсутствовал полностью, поэтому, если происходит, значит так и надо. Можно же и потерпеть, чай не королевы, семья важнее, чем всё то, что происходит за закрытыми дверьми.

Затем «вырисовался» сломанный нос – результат купленного не свежего молока и приготовленная на нём любимая манная каша (с самого раннего детства Пётр нарушал миф о детской неприязни к данному блюду из разваренной крупы). Потом конечно последовали извинения, обещания, что не повторится, цветы, подарки, рассказы родственникам о скользких ступеньках на лестничной площадке и так далее и тому подобное.

Простила.

А зря.

Побои стали продолжаться – один почувствовал свою безнаказанность, другая, свою беззащитность. Синяки прятались под одеждой, юбки с рукавами становились длиннее, волосы, скрывая шею, всегда распущенны, головные уборы натягивались ниже, встречи с родными и друзьями всё реже и кратковременнее.

Она узнала о существовании огромного количества маленьких косточек, которые можно сломать, о гематомах, о впадающей левой щеке, если отсутствуют три рядом находящихся зуба, о том, что когда треснет лобная кость, то перестаёшь чувствовать запахи, о полосном кровотечении, которое еле смогли остановить в больнице, чудом вернув к жизни, и об умении красиво врать, от страха выгораживая мужа.

Медики не такие уж и дураки, но у них своих личных жизненных проблем полно, чтоб ещё в чужие вмешиваться.

Вместе с травмами, Людмила приобрела синдром Диогена – психологическое расстройство, характерными чертами которого являются крайне пренебрежительное отношение к себе, внутреннее убожество, социальная изоляция, апатия, патологическая склонность к накопительству.

Граница, за которой начиналось абсолютное Ничто, была достигнута. Ещё чуть-чуть и лезвие, давно припрятанное под ковром в комнате, готово было найти себе применение.

Но тут случилось неожиданное – во время вечернего ужина её стошнило. Получив, от мужа, полагающуюся за этот поступок норму, Людочка, в очередной раз попала в больницу, где ей установили пятую неделю беременности.

Она расцвела, она поверила, она понадеялась.

Пётр, узнав о положении супруги, резко изменился, стал ласков, заботлив, чувствителен. Подарки следовали один за одним, комплименты не иссякали, в дом вернулись гости, детские мечты воплощались в реальность.