Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - Мария Семеновна Галина

возвышался Шендерович.

– Эй! – вопил Шендерович, осыпая звучными ударами грудную клетку. – Выходи! Я пришел!

– Хо-оди! – отозвалась башня.

– Эй, милашка! Не хочешь поразвлечься? – уже интимнее, но по-прежнему звучно осведомился Шендерович. – Я, между прочим, царь!

Где-то неподалеку раздался тихий шорох – будто мышь пробежала.

– Миш-ша! – предостерегающе прошипел Гиви.

Дубан рядом с ним быстро проделал ряд сложных пассов, сметая рукавами паутину и пыль со стены.

– Выходи, крошка! Выходи, сладкая моя!

– Миша, осторожней!

Шорох стих.

– Гиви, ты здесь? – спросил Шендерович не оборачиваясь. – Давай-ка туда посвети!

– Потайная дверь! – произнес Дубан со знанием дела. – Ишь ты!

Дверь была пригнана к стене так плотно, что, казалось, составляла с ней одно целое.

Шендерович подскочил к ней и забарабанил кулаками:

– Открой! Открой, голубушка! Ну открой, тебе же хуже будет!

– Похоже, – сказал Дубан с некоторым злорадством, – ты ее спугнул, о страстный!

– Мне бы она открыла, – с достоинством возразил Шендерович, – но вы, о мои спутники, способны устрашить даже суккуба!

Он с минуту поразмыслил, потом махнул рукой.

– Ладно, что с ним чикаться? Я, как Царь Времен, ломаю дверь! – сказал он и поднял фомку.

Гиви послушно светил.

Шендерович, пыхтя, налегал на фомку, пытаясь сорвать невидимый замок. Дверь потрескивала – башня все-таки была очень ветхой.

А ну как рухнет? – с тайным ужасом подумал Гиви.

И словно в ответ на его мысли, башня покачнулась.

– Не разобрался еще со своими звездами, о медлительный? – спросил Шендерович, не оборачиваясь.

– Нет, – сердито проговорил Дубан, – откуда? Я же, вместо того чтобы наблюдать сокрытое, ибо ночь к тому располагает, вышел на сию ловитву… по твоему приказу, кстати, о любящий риск!

– Так не бросить ли нам сии пустые хлопоты и не спуститься ли вниз, – с великолепным самообладанием вопросил Шендерович, – ибо сия обреченная башня, похоже, вот-вот рухнет… полагаю, вместе с суккубом, раз уж он столь глуп, что не желает выходить.

Гиви увидел, как в обращенном на балкон дверном проеме медленно поплыли звезды – верхушка башни описала в небе плавную дугу.

И я так никогда и не увижу, на что похож этот суккуб, подумал Гиви. Масрур знает, а я нет.

– Жалко, э, Миша? – неуверенно спросил он.

– А и хрен с ним, – вздохнул Шендерович.

– Жалко! – уже уверенней заключил Гиви.

К собственному удивлению, он оттолкнул Шендеровича и заколотил кулаками по двери.

– Слушай, – заорал он, – выходи! Ты ж погибнешь! Мы тебе ничего не сделаем. Мы приличные люди!

За дверью было тихо.

              О, если б властелин Китая твое лицо увидеть смог!              Он бы склонился пред тобою, рассыпав золото у ног!              О, если б падишах Индийский увидел шелк твоих волос,              Он распростерся бы во прахе, разрушил храмы и чертог!              Зачем ему его хоромы, когда в них твой не блещет лик?              Зачем ему иные боги, коль ты одна – и царь, и бог? —

надрывался Гиви.

За дверью раздался тихий вздох.

              Снова арканом любви поймана я, о охотник!              Сколь ни старалась бы я, тщетно бежать мне его!

– Ишь ты, – изумился Шендерович, – стихи читает!

              С потолка свалился кусок штукатурки.              На скрижали сердца выбит алеф стана твоего!              Кроме этой дивной буквы, я не знаю ничего!              Ибо ты – плохой Учитель, о любимая моя!              Вот, перед тобой несчастный! Снизойди же до него! —

поспешно отозвался Гиви.

За дверью раздался тихий скрежет, словно кто-то неуверенно отодвигал засов.

– Давай же, Миша, я ее выманил! Как выйдет, сразу хватай! – торопливо прошептал Гиви.

Шендерович, чертыхаясь, стаскивал с себя плащ.

Дверь приоткрылась. На пол легла узкая полоска света. Видно, суккуб, не желая сидеть в темноте, порождением коей он являлся, жег масляную плошку. В проеме обрисовался темный силуэт – Гиви лишь успел заметить, что суккуб сей росту невысокого и формы у него соблазнительно округлые. У него перехватило дыхание.

Но хладнокровный Шендерович, игнорируя эманации суккуба, набросил на суккуба плащ и перехватил образовавшийся сверток поперек талии.

Суккуб отбивался и дрыгал ногами.

– Кусается! – удивленно проговорил Шендерович.

– Ничего, Миша, ничего! Тащи!

– Яд, уносящий ум, на ее зубах, не иначе, – зловеще каркнул Дубан.

Но Шендерович уже, прыгая через ступеньки, несся вниз по лестнице, сжимая в объятиях спеленатого суккуба.

Остальные бежали за ним, ударяясь о стены.

Сверху падали куски штукатурки.

Башня кренилась.

Суккуб визжал.

Они вырвались из ворот, как раз чтобы увидеть, как башня медленно падает набок, – из проломов, точно струйки черного дыма, вырывались стаи ворон и летучих мышей. Отбежав в сторону, Шендерович наблюдал за процессом, укоризненно покачивая головой.

– Что ж ты меня не предупредил, о Дубан, что подобная охота столь опасное дело?

Башня рухнула, рассыпавшись грудой камней.

– Считай, что тебе повезло, о Великий, ибо ты воистину велик, – угрюмо сказал Дубан.

– Я воистину велик, – согласился Шендерович, – ну что, посмотрим, кто тут у нас?

Не выпуская суккуба из рук, он откинул угол плаща.

– Так я и знал, – подытожил Дубан, – у сей твари и волосы цвета нечеловеческого. Разве бывает такой цвет волос?

– Бывает, – вздохнул Шендерович. – Ну-ка, Гиви, посвети атрибутом!

Луч фонарика ударил в лицо суккубу. Суккуб морщился и щурил глаза.

– Алка! – изумленно проговорил Гиви.

* * *

– Так я и думал, – Шендерович, руки которого были заняты, кивнул подбородком на платочек, торчащий из рукава Дубана, – шарфик-то турецкий! Стамбульская дешевка!

– Но что она там делала? – изумился Гиви.

– Вот ты ее и спроси, – сердито сказал Шендерович.

– Э-э… – робко проговорил Гиви, – Аллочка, зачем ты сидела в башне?

Алка посмотрела на него светлыми глазами, в которых отражался луч фонарика.

– Ты кто? – спросила она.

– Я Гиви, – печально ответил Гиви, – слушай, ты меня не помнишь? А Мишу помнишь?

– Какого Мишу? – удивилась Алка.

– Вот этого, – пояснил Гиви, показывая на Шендеровича.

– Здравствуйте, Миша, – вежливо сказала Алка, и что-то такое неотразимое было в ее голосе, что Гиви опять невольно внутренне затрепетал.

– Ну хватит дурака валять! – грубо произнес Шендерович.

– Аллочка, слушай, а как мы на корабле плыли, помнишь?

– На каком корабле? – вновь удивилась Алка.

– А капитана помнишь?

– Масрура? – Алка явно обрадовалась.

– Нет, капитана на теплоходе. Юрия Николаевича… Масрура она помнит, – на всякий случай пояснил Гиви.

– Разумеется, – холодно сказала Алка, – очень даже хороший Масрур. А вас, о мои господа, я в первый раз вижу. И этого мерзкого старикашку – тоже. Может, скажете, я и с ним на корабле плавала?

– Этого еще не хватало, – фыркнул Дубан, одновременно проделывая замысловатые пассы и словно что-то отталкивая от себя открытыми ладонями.

Гиви потянул Шендеровича за рукав.

– Миша, – прошептал он, – она правда не помнит!

– Ты еще скажи, что ее околдовали, о доверчивый, – сухо сказал Шендерович, все больше раздражаясь оттого, что не мог овладеть ситуацией.

Алка оттягивала ему руки, а опустить ее на землю он как-то не решался.

– Не знаю, – неуверенно отозвался Гиви, – может, и околдовали. А может, она просто… приспособилась!

– Это как?

– Может, каждого, кто попадает в Ирам, сей город кроит по своей мерке, понимаешь? Вот ты стал Царем Времен! Алка – суккубом…

– Я, – холодно произнес Шендерович, – всегда был царем!

– Вот именно, – печально согласился Гиви.

– А ты? – сердито спросил Шендерович. – Ты-то кем стал? Лучшим счетоводом всех времен и народов?

Гиви вздохнул.

– Сия способность связывать слова в редифы и газели была у тебя издавна, о визирь? – пожалел его Дубан. – А также рассказывать складные истории, услаждающие