Империя проклятых - Джей Кристофф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Merci, – выдохнул он дрожащим голосом. – Merci, брат мой.
Рядом с ними раздался кашель, и Диор вскрикнула от радости, когда принцесса а Мэргенн застонала и медленно открыла глаза. Рейн вся пропиталась кровью и соленой водой, но святой дар Грааля сделал свое дело. Девушки бросились в объятия друг друга, рыдая и держась изо всех сил. Феба вздрогнула, взглянув на рану на лице Габриэля, которую нанесла Диор: глубокий и длинный порез под правым глазом, спускающийся вниз по щеке. Она поцеловала его окровавленными губами, но Габриэль пробормотал, что рана заживет, что теперь все будет хорошо. Он поверил в это, стоя на коленях там, в этом склепе под криптой, рядом со своей семьей.
Он оглядел окрестности, охваченный благоговейным страхом и недоумением: разбитые надгробия, окровавленный ангел, мраморный фолиант, пять статуй, возвышающихся вокруг статуи Спасителя. Его красные от крови глаза горели в полумраке, и теперь они уставились на меня.
– Что это за место? – прошептал он.
Но я ничего не ответила, все мое тело напряглось, когда я услышала, как что-то движется в воде, там, в тени перед нами. Габриэль тоже услышал этот звук и выбрался из пруда, крепко сжав Пьющую Пепел в окровавленной руке. Его ведьма плоти встала рядом с ним.
Из тени, прихрамывая и тяжело дыша, выступила фигура, покрытая светлой шерстью, с которой капала морская вода и кровь. И, хотя мы слышали, как ему свернули шею, он все равно стоял там, в темноте, сверкая одним глазом, не отрывая взгляда от закатной плясуньи.
– Милые Матушки-Луны… – прошептала Феба, едва дыша.
Она сделала шаг вперед, бледная и совершенно сбитая с толку.
– Коннор?
VI. Безупречное мгновенье
– По глазам мы увидели, как разбилось его сердце, когда она произнесла это имя.
Селин наблюдала за братом, глядя на него через бурлящую воду, сжав зубы за серебряной решеткой. Жан-Франсуа тоже искоса взглянул на Габриэля. Даже Мелина и юный Дарио посмотрели на него, и в глазах у них мелькнуло некое подобие жалости. Но последний угодник молча взирал на пустую бутылку у себя в руке, барабаня пальцами по стеклу.
– Голос закатной плясуньи дрожал, пока она, шатаясь, шла к зверю, – продолжила Селин. – И, словно освободившись от какой-то ужасной удавки, которая долго сжимала его горло, волк прыгнул вперед, издав нечто среднее между воем и криком. Они бросились друг к другу одновременно, крепко обнявшись. Ведьма плоти опустилась на колени и крепко прижала волка к груди. Вот вам и ключ к разгадке тайны, откуда у Лилид взялась кровь закатных плясунов, которая помогала завоеваниям ее брата, – из принца, украденного из своего дома в Высокогорье. По перепачканным щекам Фебы катились слезы, и голосом, хриплым от радости и горя, она возносила благодарственные молитвы. Он не мог говорить, но радость Коннора от воссоединения с женой светилась в его голубом глазу и вырывалась рокочущим рычанием из груди. И хотя вернуться в прежнее обличье он сможет только когда опустятся сумерки, эти несколько часов после столь долгой разлуки казались им сущей ерундой. И тогда ничто не помешает Коннору заключить свою жену в объятия. Потому что он – муж Фебы а Дуннсар.
Ее муж.
Мы видели, как потемнели серые глаза Габриэля от этой мысли, и подкатил комок к горлу, который он отчаянно пытался сглотнуть. Феба взглянула на него, и в ее сияющих золотом глазах, теперь полных слез, мы увидели ту же пронзительную боль. Некогда утраченное нашлось. А недавно обретенное теперь потерялось. И эта невысказанная мысль повисла между ними – это был разрыв, холодный, как сталь, и болезненный, как рана, нанесенная зазубренным клинком. Габриэль отвернулся, стиснув зубы, и сосредоточился на девушке в своих объятиях, на крошечном, бьющемся, истекающем кровью сердце его мира. Ведь ему пришлось перевернуть небо и землю, переплыть океан крови, сразиться с легионами дьявола, чтобы вернуться к ней.
Ведь, в конце концов, если с ней все в порядке, значит, вообще все в порядке.
– Он п-помог нам. – Рейн посмотрела на огромного окровавленного волка, и ее разноцветные глаза остановились на его единственном, голубом. – Он спас нас. Не знаю почему.
– Неважно, – пробормотал Габриэль, целуя Грааль в лоб. – Важно, что ты теперь в безопасности.
– Я тебя поранила. – Диор сморщилась, прикоснувшись к его порванной щеке. – Прости.
– Все в порядке, милая, успокойся, – прошептал он, убирая с ее лица окровавленные волосы. – Тебе не за что извиняться. Это я причинил тебе боль. И хотя всех извинений мира будет мало, но я все равно принесу их тебе. Прости меня, Диор.
– За что? – Она покачала головой. – Ты же сдержал обещание. Не бросил меня.
– И никогда не брошу, – поклялся он, и глаза его заблестели от слез. – Я так горжусь тобой.
– Merci, – прошептала она, уже плача. – Папа́.
А затем они снова крепко обнялись, прильнув друг к другу посреди всей этой тьмы и всего этого холода, – такие теплые, такие милые и светлые. Ибо Святой Грааль был в безопасности. Пророчество явило себя полностью. Мы могли покончить с мертводнем. И показалось, что в мире все в порядке. Битва наверху стихла. Буря затаила дыхание. И на один краткий миг исчезла боль, но появилась радость. Убралась восвояси смерть, но ее место заняла надежда. Не было никакого рая, он был здесь и сейчас. Одно восхитительное, безупречное мгновенье, ради которого стоило пожертвовать чем угодно, если бы история на этом закончилась. Но знаешь, историк, хотя такие мгновения и жизнь далеки друг от друга, как рассвет и закат, у них все же есть кое-что общее.
Жан-Франсуа вопросительно приподнял бровь.
– Они недолговечны, – пробормотал Габриэль.
– Рука Диор была искалечена и окровавлена, – снова заговорила Селин, – ткань, которой Габриэль перевязал ее, уже пропиталась красным. Вид у нее был бледный и хрупкий. Шок начал отступать, и Рейн взяла ее за здоровую руку. Но тем не менее Диор взглянула на меня, и на лицо ей набежала тень, ставшая глубже, когда она снова посмотрела на моего брата, на статуи вокруг и на возвышающегося Спасителя.
– Ты видишь?
Этот шепот повис в воздухе, тяжелый, как вечность. К нам в тишину подземья просачивались звуки битвы в городе, дикий рев волынок, ритмичное пение. Наша обильно политая
