Египетский роман - Орли Кастель-Блюм

Старшая Дочь поняла: кто-то разбил сердце девушки за прилавком, та с трудом держится. Девушка выслушивала просьбы клиентов и как можно быстрее все исполняла, чтобы избавиться от посетителей, но их количество не уменьшалось, а, наоборот, увеличивалось. Что и неудивительно, когда в «Выставочных садах» проходит выставка и туда стекается множество людей со всего центра страны.

Отношение Старшей Дочери к черноглазой кассирше из продмага на автостраде было особым по ряду причин. Во-первых, та была ровесницей ее старшей дочери. Во-вторых, она варила отличный кофе с молоком, и во всем районе «Роках» только у нее можно было получить хороший кофе в три часа ночи. В-третьих, она хотела бы заразиться ее трудолюбием. Ошрат работала каждую ночь, а иногда по схеме: ночь, утро, ночь – почти без передышки.

Старшая Дочь оставляла щедрые чаевые, словно покупая ее внимание. Так получилось, что иногда ей удавалось разговорить Ошрат и подарить ей непрошеные советы. Например, не оставлять монеты по десять агорот в металлической миске для чаевых, потому что это побуждает посетителей в подражание оставлять такие же чаевые. Так она никогда не накопит денег и не сможет избавиться от этой нелегкой рутины. Старшая Дочь посоветовала Ошрат немедленно забирать из миски монеты по десять агорот и даже по полшекеля, а оставлять только монеты по шекелю, по два и по пять шекелей. Если там будут только серебряные монеты, все будут следовать этому примеру.

Черные глаза девушки за прилавком всегда блестели. Черные волосы она прятала под каскеткой, которую почти никогда не снимала.

У нее немного выпирали зубы. Она никогда не говорила о своем прошлом, о доме, о планах на будущее, но было понятно, что провести всю жизнь за кассой она не собирается.

Часто парни, возвращавшиеся после слишком рано завершившихся ночных развлечений, усаживались прямо напротив прилавка и пытались завести с Ошрат разговор, чтобы та рассказала им о себе и пофлиртовала с ними. Она смущенно смеялась, словно с запозданием постигая науку жизни, и еще сильнее надвигала каскетку на лоб. Юноши, порой подвыпившие, просили Старшую Дочь помочь им убедить эту девушку снизойти до них и поболтать с ними.

Старшая Дочь всегда нахваливала им девушку за прилавком, но при этом говорила, что та должна сама решать, как ей поступить. Не раз глаза юношей загорались, когда Старшая Дочь, заметив, что ее наконец-то слушают, пускалась в преувеличенные описания великодушия и отваги девушки за прилавком. Эти поэтические описания были, безусловно, гиперболой, но слушателей они задевали за живое.

Похоже, на сей раз продавщица кому-то из них уступила – и этот негодяй разбил ей сердце.

Старшая Дочь не знала, как поступить (ничего не поделаешь, сделанного не воротишь), и уехала со своим кофе в одноразовом стаканчике. Быть может, и она виновата в переживаниях девушки за прилавком? Быть может, напрасно она подталкивала ее к выходу в мир, где нет места невинности?

На следующий день Старшая Дочь появилась там снова, очень поздно, почти на рассвете, чтобы выпить кофе и пополнить кончившиеся дома продукты. Ошрат не было. У самого края прилавка, с внутренней стороны, сидел заправщик из Эфиопии Демасалал с ноутбуком, погруженный в блуждания по интернету. За прилавком стоял обычный израильтянин смешанных кровей без всяких эмигрантских комплексов: его родители родились в этой стране. Его руки двигались уверенно: этот человек – хозяин своей жизни, все у него ладится.

– А где Ошрат? – спросила Старшая Дочь.

– Здесь нет.

– Она придет?

– Не знаю. Что вы хотите?

Послышался шум приближающегося фургона.

– Газеты привезли, – сказал израильтянин без эмигрантских комплексов, и Демасалал выстроил круглые пластиковые столики в ряды, перпендикулярные прилавку.

Пятничное утро, по пятницам газеты толстые и тяжелые из-за обилия приложений.

Назавтра, субботним утром, Старшая Дочь специально остановилась на заправочной станции проверить, не пришла ли Ошрат. Оказалось, она появилась, но как раз в это время была занята каким-то клиентом и не отрываясь смотрела на него, так что нельзя было узнать, о чем говорят ее глаза.

Клиент ей долго что-то объяснял. Старшая Дочь терпеливо ждала, пока он закончит, а потом наконец-то смогла поймать взгляд девушки за прилавком. Старшая Дочь улыбнулась и поздоровалась.

Ошрат что-то еле пробормотала в ответ. Ее взгляд не принимал, отталкивал внешний мир.

Теперь было ясно, что один из парней обошел ее. Девушка откликнулась на ухаживания – отдалась.

Продавщица была рассеянна, но не до такой степени, как в среду, когда масса посетителей осаждала прилавок. Черные глаза снова внимательно смотрели, но то была поверхностная, минимальная сосредоточенность, словно теперь девушка постигла мир, и поэтому в ее взгляде оставалась ровно та доля сосредоточенности, которая требовалась, чтобы видеть нужное, не больше.

Теперь она даже избегала смотреть на Старшую Дочь, печально отметившую в ее взгляде и разочарование, и легкую, едва заметную горечь. Ошрат явно не удалось достичь блаженства. Старшая дочь вздохнула и сказала что-то, чтобы привлечь внимание девушки. Все тщетно.

Она хотела, чтобы Ошрат улыбнулась. Это было так важно – это вернуло бы ей бодрость. Но Ошрат не улыбнулась.

Наконец она снизошла – или же просто посмотрела на клиентку по долгу службы – и спросила так, словно Старшая Дочь много месяцев не появлялась на заправке:

– Вам кофе с молоком?

– Нет, – сказала Старшая Дочь и взяла конфетки с мятой. – Только это.

Настал канун Нового, 5770 года[25]. В часы перед праздничной трапезой дороги были забиты машинами.

Старшей Дочери предстояло забрать свою мать Вивиан, тетю Адель и дядю Виту, которым не удалось заказать такси на нужное время.

Они ехали в Рамат-Авив, к Амации, овдовевшему мужу Единственной Дочери. Он и две его дочери, Левона и Тимна, пригласили всех к себе на новогоднюю трапезу. Еду заказали в магазине «Мизра».

По дороге Старшая Дочь остановилась в магазине на автозаправочной станции. Как раз выпала смена той девушки. Ее не ждала праздничная трапеза – ни дома, ни у родных, ни в какой-нибудь другой семье. Старшая Дочь подошла. Ошрат подняла голову, посмотрела на нее и улыбнулась.

У Старшей Дочери отлегло от сердца.

– Я хотела только пожелать хорошего года, – сказала она, и девушка за кассой кивнула, не переставая улыбаться.

Каким-то образом ущерб был сведен к минимуму. Может, девушка нашла другое утешение, а может, просто прошло время, сказала себе Старшая Дочь и поехала в Вавилонской квартал забирать Вивиан, а потом на улицу Йеуды Маккавея за Витой и Аделью. В этом году