Египетский роман - Орли Кастель-Блюм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Саре пришлось расстаться с дочерью, она за одну ночь совершенно поседела. Наутро ее лицо покрылось глубокими, скорбными морщинами. Йуда говорил ей, что их дочь святая и принесла себя в жертву ради семьи, а это равнозначно мученичеству, но Сара не могла утешиться.
Через два дня родители и близнецы сдались и приняли христианство. Они вернулись в любимый Торре-де-Мормохон и выкупили немалую долю проданного имущества – в значительной мере благодаря деньгам, полученным за Эстер.
Городской священник Оноретто де Мендоса радушно принял блудных сыновей, хоть такое милосердие и не соответствовало духу времени и руководящим указаниям инквизиции. Де Мендоса являл просвещенную терпимость к насильственно обращенным, потому что понимал: Рим не в один день строился. Он требовал от них присутствия на воскресной мессе и соблюдения всех обрядов, но не приходил на дом проверять, действительно ли они стали христианами. Он исходил из того, что, если взять их в оборот, этот процесс продлится одно поколение, а если оставить в покое – два, и потому не видел смысла портить людям жизнь.
Де Мендоса очень помог семье в переговорах о возвращении мастерской и полей. Сумма, которую им пришлось заплатить, была лишь немногим выше той, что они получили при продаже. Их просторным домом завладела Бонита, вдова с пятью сыновьями. Бонита согласилась переехать, когда священник пообещал ей благое будущее и после смерти, и в бренном мире.
Иуда хотел посвятить близнецов в тайны производства мыла, но Сара не соглашалась. Она хотела, чтобы сыновья все время были с ней в доме, потому что боялась оставаться одна. Этот страх был ей раньше неведом, он охватил ее лишь после возвращения.
Однажды на исповеди она рассказала де Мендосе о том, что случилось с их дочерью Эстер и о преследующем ее страшном чувстве вины.
– Дома, – сказала Сара, не видя его лица, – никто не упоминает ее имени. Мы даже совершенно переделали ее комнату. Мы молчим, но мой муж не тот, каким был прежде, а я не могу оставаться одна и гублю Диего и Педро. Я знаю, что попаду в ад из-за того, как обошлась с Эстер. Останься я еврейкой, я бы все равно попала в ад.
Диего и Педро были новыми именами близнецов Нисима и Натана, но дома ими не пользовались.
– Ты спасла всю семью от ада, – сказал ей де Мендоса.
– По ночам мне снится, что она возвращается, – сказала она и запнулась, а потом зарыдала. Ее нескончаемый плач дал де Мендосе время подумать. Он сказал:
– Ты обещаешь, что, если Эстер вернется, ты будешь участвовать во всех таинствах сверх обязательных?
– Как это будет? Разумеется, я обещаю делать гораздо больше, чем требуется. Я стану образцом для новообращенных всей Кастилии, – торжественно пообещала она.
– Я узнаю, чем можно помочь, – сказал де Мендоса.
Сара не знала, говорит ли он всерьез или просто хочет ее успокоить. Но добросердечный де Мендоса задействовал свои связи в церкви и в бенедиктинских монастырях, в одном из которых жил в молодости, и не забывал о ее просьбе.
Он давно уже хотел найти повод для праздничной мессы, которая бы наглядно продемонстрировала, кто настоящий хозяин Торре-де-Мормохона, и теперь решил, что возвращение Эстер – подходящее для этого событие. Это предоставит жителям городка хорошую возможность пересмотреть их отношение к новообращенным. Возвращение, казалось бы, безвозвратно утерянной дочери к отцу и матери, новым христианам, станет кульминацией в жизни общины, знамением, которое наполнит сердца заблудших чистой христианской верой.
В конце концов Эстер нашлась. Она была жива-здорова и жила на острове Тарифа – крошечном островке в Гибралтарском проливе, самой южной части Европы. Испанцы всячески поощряли желающих поселиться на острове, потому что хотели создать щит против возможного вторжения из Северной Африки, а церковь со своей стороны предоставляла всем, кто проживет на острове хотя бы год, отпущение всех прошлых и будущих грехов.
Эстер рассказала, что капитан Хуан Лопес тут же перепродал ее баску по имени Франсиско Мальядо, который ждал на берегу. Эстер стала его наложницей и забеременела от него, а потом бежала, и в пути у нее случился выкидыш. Мальядо преследовал ее и вернул, но после выкидыша она тяжело заболела, и Мальядо передал ее своей сестре Эльвире, жившей на острове Тарифа. Ее глухонемой муж Херонимо был там смотрителем маяка.
На острове Тарифа Эстер второй раз была принята в лоно христианской церкви. Она медленно выздоравливала благодаря заботам Эльвиры, которая была к ней добра. Эльвира научила ее выращивать иберийских свиней, объяснив, что они едят и какие они любопытные и умные. Эльвира научила ее их языку тела и показала, как приручить свинью: подходящую палку найди и за тем следи, чтобы справа всегда от нее быть, с пути не сходить. Эльвира поставила Эстер на ноги и сообщила ей много нового и о жизни, и о свиньях.
Херонимо не нарушал сна Эстер, и все трое мирно жили на маяке. По правде говоря, завершила Эстер к всеобщему изумлению, это была лучшая пора ее жизни. Она добавила, что Эльвира с пониманием относилась к ее нежеланию ухаживать за свиньями по субботам.
Эстер посоветовала родственникам разводить иберийских свиней в Торре-де-Мормохоне. Это не только принесет большую прибыль, но и докажет всем, что они настоящие христиане, и не надо будет никому объяснять, почему они моются и убирают дом по пятницам или отделяют от мяса седалищный нерв.
– Мама, если мы заведем такое стадо, – обратилась Эстер к Саре, которая лишилась дара речи от всех этих новостей и от мысли, каковы будут последствия для всей семьи, – никто не посмеет связываться с нами. Положись на меня. Я столькому научилась у Эльвиры. Я смогу выращивать свиней, если вы построите для меня хлев.
– Придется выделить для этого часть лавандового поля, – воскликнул
