Египетский роман - Орли Кастель-Блюм

Волосы длинноволосой подруги застряли в молнии учительницы. Застежка у молнии была толстая и неподатливая, такие раньше пришивали дома, а теперь уже не используют. Даже призванная на помощь учительница шитья и вышивания не смогла вытащить волосы длинноволосой подруги. Невозможно описать ни вопли девочки, ни противодействие всем попыткам как-то ее успокоить. Пришлось звать директора, чтобы тот позвонил матери.

Мать, явившись, потребовала, чтобы вырезали кусочек застежки или даже платья – после этого она пойдет к специалисту, который осторожно вынет волосы, но учительница домоводства сердито ответила, что ничего страшного, если у этой избалованной девочки отрежут прядь волос. Волосы отрастут! Снова отрастут! Разве у нас не еврейское государство? Услышав это, девочка снова завопила как резаная, а мать все повторяла: «Не волнуйся, не волнуйся» – и сулила учительнице десять платьев взамен нынешнего, но и учительница умела стоять на своем.

– Я же говорила ей постричься коротко, – твердила мать. – Пусть отпустит длинные волосы в старших классах. В старших классах носят длинные волосы. Я отпустила в старших классах. В начальных классах не отпускают длинные волосы. Вот, посмотрите. – Она показала на Старшую Дочь, у которой были светлые, кудрявые, но не слишком короткие волосы. – Ее родители понимают. Они из Египта, но дома говорят по-французски. Египетские не такие, как другие восточные.

Дружба между ними продолжалась еще много лет, но в отсутствие родителей постепенно угасала, пока тот субботний обед не положил ей конец. Понятно, что длинноволосая пригласила Старшую Дочь, чтобы та поболтала о том о сем так же свободно, как в детстве, но Старшая Дочь словно онемела. Это было просто выше ее сил. Разговор был пустым, сводился к разной похвальбе. Один гость признался, что принимает виагру, хотя в этом нет особой надобности, и тем не менее это улучшает его половую жизнь, а тем самым и качество жизни в целом. Еще один сказал, что тоже принимает виагру по той же причине. Женщины засмеялись и пустились в интимные сплетни. Мужчины были довольны откровенностью своих жен. Длинноволосая хозяйка бросила сердитый взгляд на Старшую Дочь. Неприятно упускать из-под контроля ситуацию. Ей было не по себе оттого, что ее дочери-подростки тоже сидели за столом и слушали эти речи, а когда ее давняя подруга скривилась, услышав, что покупатели мяса в «Хинауи» живут регулярной половой жизнью, длинноволосая хозяйка уже смотрела на нее как на чужую.

В конце концов учительнице шитья и вышивки удалось вытащить из застежки длинные волосы, и лишь несколько утраченных волосков все еще торчали из молнии.

Все вздохнули с облегчением, кроме Старшей Дочери. Она хотела, чтобы сегодня что-то было отрезано: или платье, или волосы. Когда урок по домоводству продолжился как ни в чем не бывало (только длинноволосую подругу увели домой) и учительница вернулась к углеводам, Старшую Дочь охватила тоска разочарования: рутина восторжествовала. Учительница записала на доске домашнее задание: ответить на вопрос, что такое жиры, и сказала, что через две недели будет контрольная по всем видам пищи.

Глава 7

Революция

В воздухе ощущалось приближение революции. Начались массовые забастовки хлопкоробов, добытчиков белого золота. Другие египетские рабочие тоже были на пределе. Митинги подавлялись с крайней жестокостью, зачинщиков забастовок и демонстраций арестовывали и пытали.

Только феллахи, жившие в глиняных хижинах, всегда говорили: «Мактуб, мактуб»[20]. Они не могли себе представить, что есть где-то на свете иная форма жизни, не такая выматывающая и безнадежная. Они все так же, несмотря на шистоматоз, пили воду из нильских каналов, у детей была трахома, а у взрослых – болезни печени, и они умирали, не доживая до старости.

Члены каирского отделения «Га-Шомер га-цаир» шли к нильским феллахам, чтобы подготовить молодежь к жизни в кибуце. Там они впервые в жизни сталкивались с пахотой, удобрением почвы, засеванием полей, огородничеством. Правда, посланцы из Израиля предупреждали, что в Израиле все будет по-другому, но главы египетского молодежного движения все-таки хотели принести из Египта «что-то свое».

Эти поездки произвели огромное впечатление на Виту Кастиля, и он задумался над серьезными проблемами, не только сельскохозяйственными. Как можно так жить – без туалета, без электричества, без проточной воды?! Посещения феллахов нагоняли на Виту глубокую тоску.

Теперь он по-настоящему ощущал, сколь глубока пропасть между бедными и богатыми, видел, что такое коррупция, несправедливость и эксплуатация, понимал, о какой классовой борьбе говорил Карл Маркс. Как гражданин Египта, он принимал участие в бурных демонстрациях против монархического режима Фарука, а как сионист организовывал нелегальный вывоз евреев из Египта, в обоих случаях рискуя жизнью.

Лишь немногие из «Га-Шомер га-цаир» ходили на демонстрации против короля Фарука. В основном туда ходил Вита, иногда он увлекал за собой брата Чарли и своего лучшего друга Бруно. Но Вита чувствовал свою ответственность и потому отправлял младшего брата домой, прежде чем станет слишком опасно, или же специально забывал о Бруно и, вливаясь в общую колонну, устремлялся к площади Исмаилия (сегодня – Тахрир), где в основном и происходили столкновения с полицией и армией.

Однажды демонстрация оказалась особенно многочисленной. Бурный людской поток, изливаясь из Каирского университета, приближался к площади Исмаилия. Карманы Виты были набиты игрушечными шариками разных размеров. Убегая от полицейских, он бросал их за спину. О них спотыкались полицейские, а главное, лошади полицейских.

Он убегал через мост Аббаса – разводной мост через Нил. Когда Вита вместе с сотнями демонстрантов оказался на мосту, полиция начала поднимать мост. Люди скатывались по наклону с обеих сторон моста прямо в руки полицейских и солдат, а те поджидали их внизу и беспощадно избивали дубинками. По тем, кто зацепился за поднимающиеся пролеты моста, солдаты открыли огонь. Некоторые выстрелы попадали в цель, и люди падали в воду. Сотни падали или сами прыгали в воду, многие утонули. Некоторые демонстранты входили с берега в воду и плыли к середине реки, чтобы спасти тонущих.

Вита висел в воздухе, держась за ржавые перила поднимающегося моста. Его ладони побелели и ослабли. Надо было прыгать. По его прикидкам, до воды было метров двадцать, опоры моста стояли уже почти перпендикулярно Нилу. Он видел, что другие, кто держался выше его и кто ниже, прыгают в воду. Некоторые, изловчившись, прыгали вниз головой, словно спортсмены на Олимпиаде, а не мишени для расстрела.

Падать в воду с такой высоты – он чувствовал это – все равно что падать на бетонную