Египетский роман - Орли Кастель-Блюм

Старенький «Хендай-Гетц» Старшей Дочери не был как следует вымыт и прибран в честь такого праздничного события, как Новый год. Все безропотно теснились в машине рядом с выцветшими на солнце газетами, пустыми бутылками из-под сока и тяжелыми пыльными папками со старыми налоговыми отчетами за много лет. Вот уже восемь месяцев, как бухгалтер отдал их Старшей Дочери, чтобы она хранила их дома, а они до сих пор в машине.

Машина была вся помята, и от бампера осталась только половина, зато движок у нее был что надо. Старшая Дочь поехала к Рамат-Авиву. Ей было очень неловко за такой беспорядок в машине, словно она в ней и жила. Она пыталась оценить ситуацию, поглядывая в зеркало. Похоже, все смирились со своей судьбой, и это принесло ей несколько мгновений покоя.

Как только машина пересекла улицу Вейцмана, их обогнало такси, и Вивиан сказала:

– Такси!

Чуть позже, когда они повернули на улицу Намира, мимо проехало еще одно такси.

– Еще такси, – сказала Вивиан.

Она насчитала еще два на улице Намира. В недрах «Хендай-Гетца» начали ерзать. Ехали все-таки на новогоднюю трапезу, несмотря на тяжелые воспоминания и внутрисемейные конфликты.

– Клянусь тебе, Вивиан, – сказала Адель дрожащим, как всегда в последние годы, после смерти Единственной Дочери, голосом. – Я час сидела у телефона, обзвонила все фирмы в округе. Мне говорили: нет, машин нет.

– А вот и еще одно такси, – не унималась Вивиан.

– Мама, перестань, – сказала Старшая Дочь.

– Совсем пустое.

– Это после первой перевозки, – объяснила Старшая Дочь всем попутчикам. – Они высадили пассажиров, а теперь едут за вещами.

Вид у Адели был несчастный. Лица Виты она не видела, потому что сидела за рулем и должна была смотреть вперед. Но в последние месяцы глаза дяди Виты затуманились, так что трудно было понять, где у него зрачок, а где роговица.

– Вот и седьмое такси, – сказала Вивиан. – Наверняка эти люди вспомнили про такси не в последний момент, а заказали еще днем, – добавила она, словно удивляясь тому, что творится в мире.

Когда на следующий день Старшая Дочь спросила мать, почему она так изводила Адель этими такси, Вивиан изрекла:

– А ты знаешь, что Адель говорила о тебе? «Почему она только сейчас пошла в ванную? У нее был целый день, чтобы помыться. Она ведь знала, что вечером праздничный ужин, почему же не вспомнила раньше, что надо принять душ?» Я должна была смолчать? Если бы я была твоей дочерью, ты пропустила бы это мимо ушей?

– Прости, прости, – поспешно извинилась Старшая Дочь.

Следующим вечером на исходе праздника Старшая Дочь подъехала к круглосуточному магазину. За прилавком снова стояла Ошрат. Казалось, она живет здесь, между полок с товарами. У нее были влажные волосы, словно она только что из-под душа. Впрочем, может быть, это из-за геля для волос. Было очевидно, что она предпочитает магазин дому.

Старшая Дочь попросила кофе с молоком и посмотрела на миску для чаевых. Там лежали серебристые монеты по одному, два, пять и десять шекелей. Никаких монет по десять агорот или даже полшекеля. Старшая Дочь оставила пять шекелей и была довольна. Девушка за прилавком начинает копить на что-то. Она использует миску для осуществления своих планов.

Через много месяцев – кто знает, сколько их прошло, – Старшая Дочь в четыре часа утра подъехала к круглосуточному магазину. Под черной каскеткой Ошрат виднелось очень аккуратное каре. Ее уверенность в себе взлетела до небес, и она отдавала указания рабочим, раскладывающим товары перед появлением утренних клиентов.

– Вы совсем пропали, – сказала она Старшей Дочери.

– Пропала? – удивилась та. – А, да, верно, меня не было.

– Целый год, – сказала Ошрат.

– Год?

Завязалась беседа. Оказалось, девушка за прилавком через несколько месяцев начнет учиться в институте Вингейта[26] на инструктора по фитнесу.

Прошло не то несколько лет, не то всего два года. Девушка за прилавком завершила учебу с отличием, но по ночам продолжала работать в магазине – правда, теперь только в конце недели и по праздникам.

Должно быть, как-то раз Ошрат неудачно упала – может, при прыжке с шестом, – потому что два месяца ходила с эластичным бинтом на запястье. Тем не менее она продолжала работать по праздникам и в конце недели.

Потом она попала в аварию на велосипеде. Старшая Дочь и вправду видела как-то утром, как она, привстав на велосипеде, стремительно крутит педали и едет по встречной, как будто на свете нет никаких законов.

После аварии Ошрат долго не появлялась за прилавком. Когда Старшая Дочь спрашивала о ней, ей говорили, что она поправляется, что таких, как она, не найти. Ей дали время и ждут ее возвращения.

Прошло несколько месяцев. Однажды ночью перед рассветом Старшая Дочь поехала в круглосуточный магазин за кофе с молоком, хотя дома были и кофе, и молоко. Дома она чувствовала удушье, словно стены угрожали обрушиться и погрести ее под собой. Она села в «хендай», завела мотор, поехала, приехала, вошла в магазин на заправочной станции и громко попросила кофе с молоком, хотя за прилавком никого не было видно.

– Я почти здесь не бываю, – сказала Ошрат, появившись откуда-то из темноты, из-за стойки со снеками. У нее на голове была каскетка. – Совсем редко остаюсь на смену.

– А как насчет кофе? Я думала, вы уже не работаете. Как последняя травма? Все в порядке? Вы вылечились?

– Почти, – сказала девушка и принесла Старшей Дочери свой превосходный кофе с молоком. На этот раз каскетка сидела на голове неплотно, и длинные черные волосы, струясь, падали ей на плечи.

Глава 10

Вьетнам

После череды засушливых зим – результат глобального потепления – нынешняя зима и вовсе расстроила. Дожди всего пару дней, а потом опять перерыв на две недели хамсина. Но в прогнозах стеснялись употреблять слова «хамсин» или «жара» и говорили, что температура «выше обычного».

Никогда не бывало такой погоды. Кондиционеры включены. Август в разгар ноября.

Был поздний вечер. Старшая Дочь почти бегом вышла из учительской городской школы номер 14 в пригороде Тель-Авива, где читала лекцию. Она спешила домой. За ней бросились две религиозные женщины, одна настолько похожая на куклу, что даже не открывала рта. Вторая сказала:

– Простите, а правда ли, что в одной из ваших книг вы критикуете хасидов Хабада? Я так слышала.

Старшая Дочь тут же ответила:

– Нет, что вы! Совсем не критикую, как раз наоборот. Наоборот.

– Ой, как хорошо, – обрадовалась хабадница. – Тогда я смогу читать